Взяв каретный фонарь, Себастьян направился к зданию, где квартировали профессора. На юге смутно вырисовывались очертания Виндзорского замка.
— А почему я не должен волноваться? — Подняв фонарь, он прочитал название и двинулся через внутренний двор.
— Ты оставил пост, избегаешь контактов с принцессой Жозефиной и ее родителями. Коста-Хабичуэла больше не твоя забота.
— Моя. — Себастьян искоса посмотрел на брата. — Кстати, именно ты ворвался утром в мой дом, трепеща от обнаруженного плагиата.
— Весьма обширного. Но я не говорил, что мы должны мчаться из Лондона на поиски профессора, который с радостью навестил бы тебя в Гриффин-Хаусе.
Шей прав.
— У меня есть свои причины, — проворчал Себастьян. — И я не хочу, чтобы нашего профессора сейчас заметили в Лондоне.
— Почему? Я, конечно, понимаю, что мы говорим об Итоне, а не об Оксфорде, но не думаю, что если тебя увидят с ним, это тебя погубит.
— Очень смешно. Как я сказал, у меня есть…
— …свои причины. Я это понял. Ты думаешь, этот Райс-Эйбл что-то знает?
Себастьян снова поднял фонарь, чтобы посмотреть номер квартиры. Здесь.
— Сейчас выясним. — Он постучал в дубовую дверь.
— Кто там?
— Он ведь нас не ждет? — пробормотал Шей.
— Пожалуй, — ответил Себастьян. — Мельбурн, — сказал он громче. — Я писал вам, и вы…
Дверь распахнулась.
— Ваша светлость. — Худощавый, приятной внешности мужчина на два-три года моложе Себастьяна смотрел на них сквозь очки. — Польщен. Я не ожидал…
— Я знаю, — перебил Себастьян. — Мы могли бы войти?
— Да. Да, конечно. — Профессор отступил, и Себастьян, пригнувшись, вошел в низкую дверь.
Крошечную комнату освещали зажженный камин и пара свечей, горевших на загроможденном столе. Беспорядок казалось, главенствовал в обстановке. В открытую дверь виднелась маленькая кровать, окруженная бумагами, книгами картами и какими-то мелочами.
Джон Райс-Эйбл снял со стула стопку книг и отнес их на кровать.
— Вы получили мою записку? — спросил он, освобождая второй стул. — Ваше письмо меня удивило. Не думал, что кто-нибудь, кроме моих студентов, читал мою «Историю».
— Да, я получил вашу записку, профессор. Сегодня. Извините, что не предупредил о своем визите. — Себастьян с опозданием указал на стоявшего у двери смущенного Шея: — Это мой брат Шарлемань.
Профессор поднял глаза, запоздало сняв очки.
— Шарлемань? В честь…
— Да, — перебил Шей.
— Извините, лорд Шарлемань. — Профессор вспыхнул. — Но согласитесь, что Шарлемань необычное имя.
— О, я об этом знаю. — Шей блеснул очаровательной улыбкой. — Почему исследователь преподает в Итоне?
— За преподавание лучше платят, — ответил Райс-Эйбл. — И поскольку моя последняя книга была издана шесть лет назад, думаю, я принял мудрое решение. — Он вздохнул. — Исследования можно проводить между семестрами.
Если этот человек окажется полезен, Себастьян поспособствует поддержке его исследований. Это будет зависеть от их сегодняшнего разговора.
— Пожалуйста, ваша светлость, милорд, садитесь. Не согласитесь ли выпить со мной чаю?
Себастьян сел на свободный стул.
— Спасибо. С удовольствием.
Участие в политике научило Себастьяна быстро оценивать характер человека. Райс-Эйбл ему понравился. Профессор обладал скромностью и честностью, что хорошо его характеризовало и… могло оказаться полезным в будущем.
— Как я понимаю, — прокомментировал Райс-Эйбл, вынимая из буфета чашки и блюдца, — вы, должно быть, выехали из Лондона, получив мою записку. Почему знакомство со мной так безотлагательно?
— Любопытство географического характера. Насколько вы знакомы с Берегом Москитов?
— Я знаю его, как может узнать любой не абориген, хотя с тех пор, как я был в этом регионе, прошло три года.
Три года. Прежде, чем король Берега Москитов отдал Коста-Хабичуэлу Стивену Эмбри, но относительно недавно, чтобы иметь четкое представление о географии и климате.
— Предполагаю, вы посетили некоторые деревни и города на побережье?
— Да. — Райс-Эйбл расставил разномастные чашки и блюдца и пошел за чайником. — Полагаю, вы прибыли сюда получить ответ на конкретные вопросы. Если вы прямо скажете, что вас интересует, я смогу дать вам четкую информацию.
Когда профессор вернулся к столу, Себастьян подался вперед.
— Трудность, сэр, состоит в том, что я не желаю наводить вас на ответы. И не хочу, чтобы вы сказали мне то, что, по вашему мнению, я хочу услышать.
— Понятно. — Райс-Эйбл уселся на третий стул. — Задавайте ваши вопросы. Уверяю вас, мои ответы будут честны. Если я буду высказывать предположения, я об этом сообщу.
— Спасибо. Во-первых, вы читаете лондонские газеты? — Если профессор это делает, он знает, что семейство Эмбри в Англии, и, вероятно, способен домыслить остальное.
— Только когда вынуждают, и то протестую. Последние несколько недель не читал, если это ваш следующий вопрос.
— Думаю, мы понимаем друг друга, — улыбнулся Себастьян. Взяв чашку, он отпил глоток. Чай был ужасный, будто заварили солому, но Мельбурн скрыл отвращение. — Кто управляет Берегом Москитов?
— Я полагаю, вожди нескольких племен. Испания утверждает, что там правит некто Кентал, но это, вероятно только для упрощения контактов. Это довольно хаотичная область. Границы передвигаются с каждым дождливым сезоном, когда болота захватывают новые площади и меняются русла рек.
— Эта земля пригодна для жизни?
— Конечно. Аборигены живут плодами, рыбной ловлей, иногда им удается поймать дикую свинью.
— Есть ли какая-нибудь торговля?
— Только условная. Группы аборигенов избегают друг друга и с большим подозрением относятся к посторонним. Если бы мне не удалось найти проводника, который говорил на нескольких местных диалектах, сомневаюсь, что я выжил бы и разговаривал бы сейчас с вами.
— Какое-нибудь… племя говорит по-испански или на английском?
— Некоторые из них поверхностно знают испанский, но Испания не прикладывает больших усилий в этом регионе. Там не получить никакой прибыли. Из болот золота не накопаешь.
— А англичане?
— Белиз главным образом английский, но он в нескольких сотнях миль от Берега Москитов. Есть несколько крошечных поселений охотников и шахтеров, но места неприятные.
Себастьян так сжал руки, что пальцы оцепенели. Он встряхнул их под скатертью.
— Почему неприятные?
Райс-Эйбл прочистил горло и отпил половину чашки.
— Мое мнение на этот счет делает меня непопулярным.