Сверкнув улыбкой, Кончита присела в реверансе.
— Если я почувствую неприятность, я пну его. В такой толпе он не поймет, кто это сделал.
Жозефина распахнула дверь.
— Превосходная идея.
Войдя в комнату, она закрыла дверь и прижалась лбом к прохладным дубовым панелям. Она не подозревала, что быть милой и очаровательной так тяжело.
— Только не говорите, что истощили запас увлекательных историй, — протянул знакомый глубокий голос.
Жозефина застыла. Мельбурн! Она резко повернулась:
— Что вы здесь делаете?
Он прислонился бедром к ее письменному столу. Судя по хаосу, он рылся в бумагах.
— У меня есть вопрос, — непринужденно сказал он, не двигаясь.
— Выйдите из моей спальни. Если вам нужно поговорить со мной, отправляйтесь вниз, к остальным гостям.
Мельбурн выпрямился, казалось, заполняя собой пространство.
— Стать одним из орды подхалимов? — спросил он, когда она ринулась к прикроватному столику, в ящике которого хранила пистолет.
— Думаю, да, поскольку, похоже, вы не хотите оставить меня в покое.
Он остановился у двери.
— Значит, не хочу? — задумчиво сказал он сам себе и запер замок.
Жозефина услышала щелчок. Холодок пробежал у нее по спине. Как ее ни влекло к нему, она не дурочка. То, что он задумал, служит его целям, а не ее. Жозефина судорожно вздохнула.
— Что у вас за вопрос?
— Кто автор вашего проспекта?
Вопрос удивил ее.
— Вы это желаете знать? А я думала, что вы хотите занять ваш прежний пост.
— Кто это написал? — повторил Мельбурн.
— Ищете, кто поможет вам написать мемуары? Могу подарить вам название — «Очень неприятный человек, или Записки того, кого вы не желаете знать».
Он посмотрел на нее:
— Вы чего-то боитесь?
Только того, как она чувствует себя в его присутствии!
— Я, конечно, не боюсь вас, Себастьян, — сказала она, умышленно назвав его по имени. — Вы ведь разрешили мне называть вас так?
— Да. А вы позволили мне спустить с вас платье и раздеть вас до пояса.
Ее обдало жаром.
— Нет. — Она изо всех сил старалась сохранить здравый смысл. — Теперь на мне другое платье, и оно останется на своем месте, потому что вы назвали меня лгуньей.
Мельбурн шагнул к ней.
— Вы действительно лгунья. Кто написал этот, чертов, проспект?
Он знает! Каким-то образом он выяснил это. Жозефину охватила паника. Ее отец не должен был давать Себастьяну Гриффину больше информации, чем требовалось. Он слишком умен и слишком опасен.
— Не тратьте попусту время, пытаясь придумать что-нибудь правдоподобное, — пригрозил он, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Скажите мне правду.
Жозефина глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза.
— Правду? — сказала она, ее ум отчаянно работал. — Что ж, хорошо. Это написала я.
Его глаза вспыхнули.
— Вы очень хорошо осведомлены о стране, которую видели два дня.
— Я написала это даже до того, как ее увидела. — Жозефина нахмурилась. — Отец слал мне письмо за письмом, описывая Коста-Хабичуэлу. Он нуждался в деньгах, чтобы осуществить свою мечту, а чтобы получить деньги, нужны инвесторы. Чтобы заполучить их, требовалось представить что-то официальное, на бумаге. У нас не было времени для полного осмотра… оно уходило на борьбу с Испанией. Так что я изучила другие издания, к которым имела доступ, и… приблизила к ним описание, сделанное моим отцом.
— Поэтому обитатели Коста-Хабичуэлы напоминают уроженцев Вест-Индии?
— Вы проверили! — Она произнесла это со сдержанным восхищением. — Никого не интересует история аборигенов. Они там живут, и большинство из них кое-как говорят по-английски. Остальное… просто художественное оформление.
— А Сан-Сатурус?
— Он немного меньше, чем в описании, но симпатичный и действительно находится в прекрасной гавани, которую легко оборонять.
— И пассаты дуют не в том направлении?
Жозефина вспыхнула. Одно дело ложь, а другое — глупая ошибка. Это крайне неприятно.
— Я сообразила, когда книги были уже напечатаны.
Его взгляд опустился к ее рту, потом снова стремительно поднялся, будто Себастьян не мог совладать со своими эмоциями.
— Если не считать воровства чужих изысканий, вы поступили чрезвычайно… смело. Вы думали, что никто не заметит?
— В этом нет никакого вреда.
Подняв руку, она провела пальцами по его скуле. Теплая кожа, пробивающаяся щетина. Вопреки всем ее намерениям он зачаровывал ее.
Его мускулы дрогнули.
— Соблазн мог бы отвлечь меня, Жозефина, — сказал он спокойно, — но не заставит забыть то, что я знаю.
Однако возобновление их отношений даст ей время сообщить отцу, что Мельбурн знает о проспекте, и выяснить, намерен ли он сообщить об этом сэру Генри Спарксу.
— Взвешиваете варианты? — пробормотал он.
Черт побери, не может же он читать мысли!
— Если вы думаете, что я здесь, чтобы завоевать популярность или влияние, тогда что вы намерены делать?
— Испытайте меня.
Они стояли между дверью и кроватью, сердце у Жозефины тяжело стучало. Могущественный в Англии Мельбурн вероятно, понятия не имел о том, что именно приходилось ей сейчас обдумывать: на одной чаше весов были выгоды от его покровительства, на другой — последствия разоблачения.
— Я помню, несколько дней назад, — сказала она, как-то ухитрившись справиться с дрожью в голосе, — вы обняли меня, а потом оттолкнули.
Он подвинулся чуть ближе:
— И?..
— И я думаю, что вам следует уйти. — Она отступила, потом умышленно отвернулась. — Как бы вы меня ни оскорбляли и ни обвиняли, то, что вы сделали тогда в театре, еще хуже.
— Идите сюда.
— Нет. — Снова повернувшись к нему, Жозефина ухватилась за темный полированный столбик кровати. — Уходите!
Она готова была поклясться, что он зарычал. От этого глухого первобытного звука мурашки побежали у нее по спине.
— Я не из тех, с кем можно шутить, — произнес он.
— Я тоже.
Но прежде чем она успела выдвинуть ящик, руки Себастьяна легли ей на плечи. Мельбурн легко повернул ее, не оставляя у нее сомнений в том, что он намного сильнее.
— Я заткну вам рот, — сурово пробормотал он и поцеловал ее.
О Боже! Возбуждение мощными волнами прокатывалось по ее телу. Его губы и язык дразнили ее, пока она не открыла рот.
Себастьян резко отстранился. Его серые глаза мерцали, он смотрел на нее, тяжело дыша, потом выдвинул ящик столика.
— Так вот что ты задумала? Ты хочешь застрелить меня, Жозефина?