Читать интересную книгу Путешествие в историю, Французы в Индии - А Каплан

Армия с победой возвращалась в Аурангабад, но Салабат Джанг не стал кумиром Декана. Сторонники Сеид Ласкер-хана и Шах Наваза называли низама покорным слугой неверных. Рямдас Пандит быстро распустил джагирдаров, боясь, что их скопление в Аурангабаде может вылиться в бунт. Он мечтал уничтожить своих могущественных противников во главе с Сеид Лас-кер-ханом, которые также искали возможности расправиться с первым министром.

Дюплекс уже распрощался со своими грандиозными планами (завоевание Махараштры и Бенгалии), так как длительная осада Тричинополи требовала все новых сил. По его просьбе Бюсси заставил Салабата послать подкрепление в Карнатик. Несколько тысяч деканских воинов выступили на юг. Однако войско было подготовлено плохо, кормилось грабежом и двигалось крайне медленно.

Вскоре Бюсси установил, что Рамдас Пандит, первый министр Салабата, вел двойную игру — тайно переписывался с Мухаммадом Али, „навабом английской Ост-Индской компании“. Поэтому-то Рамдас Пандит так плохо заботился о французской армии. 3 июня, когда Рамдас Пандит выходил из дворца Салабата, на него внезапно напала толпа придворных. Прошло несколько секунд, и изуродованный труп первого министра уже волокли по главной площади Аурангабада. Одновременно на улицы выбежали десятки, по-видимому заранее подготовленных, людей, призывавших расправиться с Салабатом и французами. Бюсси в очередной раз продемонстрировал свое хладнокровие, мгновенно подняв войска по тревоге. Отряды и французов и сипаев под барабанный бой прошли по улицам города, не обращая внимания на враждебные крики. Спокойствие наступило быстро.

Затем французский военачальник предложил Салабату пригласить зачинщика мятежа Сеид Ласкер-хана на должность первого министра. Тщетно низам упрямился, перечислял все враждебные деяния Сеид Ласкер-хана, совершенные только за последние месяцы. Бюсси был непреклонен, и Салабат не мог не подчиниться воле своего телохранителя. Вскоре новый диван приступил к делам. Толстый и медлительный, Сеид Ласкер-хан на первый взгляд казался вялым и безразличным, но лицо его выражало волю, жестокость, властолюбие и хитрость. Бюсси великолепно знал эти качества нового министра и говорил о нем своим офицерам; „Лучше открытый враг, чем сомнительный друг“. Низам ненавидел и боялся нового слугу. Он уже не доверял никому, и единственной гарантией своей жизни считал Бюсси. Теперь стоило французскому офицеру лишь намекнуть о своем уходе, как Салабат тут же выражал готовность подписать любую грамоту.

Над всей Индией нависла новая опасность — афганцы ворвались в Пенджаб и угрожали Дели. Ахмад-шах, ничтожный и безвольный, как все последние моголь-ские императоры, прозябал в своем дворце среди вельмож, погрязших в интригах. Не последнюю роль в этих интригах играл Гази-уд-дин. Он мечтал стать великим вазиром падишаха и поэтому не спешил в Декан.

Дюплекс, внимательно следивший за событиями в Дели, загорелся новой идеей. Он предложил Бюсси объединиться с маратхами и идти спасать Дели, а затем подчинить себе императора, как ранее Салабата. Но проекты генерал-губернатора все время менялись. После капитуляции Ло у Тричинополи (12 июня 1752 года) возник следующий план: Бюсси должен вместе с маратхами напасть на Майсур.

К скороспелым предложениям правителя Пондишери Бюсси относился отрицательно. Он стремился в Карнатнк, по-видимому понимая, что необходимо объединение сил. Узнав о смерти Чанда Сахиба, он сразу же от имени Салабата попытался вступить в переговоры с Мухаммадом Али, надеясь добиться хотя бы временного мира на юге. Но Дюплекс опять нарушил его планы; он потребовал для себя фирман на титул аркатского наваба. В связи с этим Бюсси впервые открыто возразил губернатору в письме от 13 июля 1752 года. „Провозглашение Вас навабом до той поры, пока Салабат окончательно не утвердился как. правитель Декана, будет подобно незрелому плоду“. Далее с легкой издевкой Бюсси писал: „Я предвижу, что Ваша слава и корона могут ускользнуть от Вас из-за преждевременного проекта, который разрушит все наши надежды и бросит нас в бездну унижения, откуда нация никогда не сможет подняться“. Французский офицер понимал, что объявление генерал-губернатора навабом еще более восстановит против него англичан и местных феодалов. Дюплекс, правда неохотно, первое время все же следовал совету своего подчиненного, но в Карнатик его не возвращал. Через полгода он все же стал навабом.

Тем временем положение в Декане вновь ухудшилось. Гази-уд-дин наконец собрал войско, нанял двух маратхских сардаров и двинулся на юг. На западе вновь зашевелился пешва Баладжи Рао, мечтавший посчитаться с низамом за свое прошлое поражение. Сеид Ласкер-хан, ведя тайные переговоры с пешвой, постоянно призывал его к войне. Бюсси был осведомлен о действиях первого министра.

В конце августа 1752 года армия Гази-уд-дина вступила в пределы государства низама, не встретив никакого сопротивления на своем пути. Испуганный Салабат приказал на всякий случай заключить в крепость своих младших братьев и уехал из Аурангабада в Хайдарабад. Туда же отступил Бюсси со своим отрядом, надеясь объединиться там с небольшим подкреплением, которое он ожидал от Дюплекса (действительно, последний прислал ему 300 солдат, 50 топасов и 300 сипаев). Гази-уд-дин вошел в Аурангабад, и Сеид Ласкер-хан встретил его, старшего сына Низам-ул-мулка, как законного наследника. Все окрестные джагирдары съехались к повелителю. Казалось, время Салабата кончилось.

Дюплекс, как всегда, мгновенно изменив свои планы, предложил Бюсси вступить в переговоры с Гази-уд-ди-ном и попытаться управлять им, как Салабатом, а последнему оставить южную часть Декана. Но Гази-уд-дин не был похож на Салабата. Набожный мусульманин не доверял иноземцам и надеялся изгнать французов. Он готовился идти на Хайдарабад. Бюсси, в свою очередь, убеждал Дюплекса в необходимости объединить все войска в Карнатике, победить там, а затем вновь бороться за Декан. Но Дюплекс заклинал его не покидать Хайдарабада, ибо после разгрома при Тричинополи отступление из Декана представлялось ему полным крахом. „Смелый господин своей судьбы“, — писал он из Пондишери, призывая Бюсси сражаться с Гази-уд-дином один на один. Даже симпатизирующий Дюплексу историк Мартино считает эту мысль химерой. Сипаи в армии Бюсси тогда не получали денег, многие солдаты болели. Французский офицер предпочел вступить в переговоры с Гази-уд-дином. Они окончились успешно. Новый низам оставил своему брату на юге Декана небольшое княжество, которое можно было использовать как плацдарм.

Однако Гази-уд-дин недолго царствовал в Декане: осенью 1752 года его отравили. В убийстве подозревали мать Низама Али: ведь она мечтала посадить на трон своего сына, заточенного Салабатом в крепость. Многие военачальники Гази-уд-дина, узнав о смерти своего господина, отправились в Хайдарабад и признали законным государем Салабата.

Дюплекс вновь воспрянул духом, тем более что в Пондишери появился некий Вальтон, который объявил Дюплексу, что может навербовать на севере Индии войско до 150 тысяч человек и отправиться против маратхов. Этот человек некоторое время подвизался в одной из факторий, но затем дезертировал и добрался до Дели, где сумел сделаться императорским врачом. Во время похода Гази-уд-дина он появился в Хайдарабаде, а затем и в Пондишери. Ему удалось выпросить у Дюплекса определенную сумму. Но все же губернатор не вполне доверял Вальтону и отослал его в распоряжение Бюсси. Тот сразу разглядел в нем авантюриста и быстро с ним распростился.

Неудачи, которые в последнее время преследовали генерал-губернатора, вызывали у него все большую неприязнь к местным жителям. Восточные люди никогда не поступают сообразно с честью. Нет больших мошенников, чем восточные нации», — писал Дюплекс. «Индус и язычник — два слова, которые всегда влекут за собой мошенничество и обман. Эта ряса неблагородна». Губернатор требовал, чтобы Бюсси использовал жадность и коварство — эти «естественные», по его мнению, черты индийцев — в интересах Франции.

Из писем Бюсси следует, что он придерживался иных взглядов и был настроен против смут и войн. «Вы должны позаботиться о спокойствии в этих несчастных провинциях», — призывал резидент своего генерал-губернатора (имея в виду Декан и Карнатик). В то время как Дюплексу, никогда не выезжавшему из Пондишери, война представлялась лишь средством осуществления целей Компании, Бюсси, постоянно передвигаясь с войсками по стране, видел разоренную войной землю. Бюсси не разделял и ненависти Дюплекса к местному населению. «Долголетнее мое пребывание в Индии и взаимоотношения с людьми этой страны позволили мне их узнать. Я не согласен, что на них совсем нельзя положиться, действительно, им свойственно коварство и двуличие, и они всегда стремятся обмануть тех, кто имеет с ними дело. Но я должен заметить определенные признаки честности и добропорядочности у маратхов, и я бы хотел иметь дело с ними чаще, чем с моголами. Но мне еще более не хотелось вмешиваться в дела местных жителей». Хладнокровие и рационализм Бюсси приносили французам в Индии больше успеха, чем торопливость и упрямство Дюплекса. В письмах и донесениях Бюсси сквозит равнодушие к захватническим планам Дюплекса. Напрасно искать в высказываниях и поступках Бюсси подлинный гуманизм. Французы должны, по его мнению, выступать не как правители завоеванных индийских княжеств, а как защитники прерогатив правящих династий и порядка. Не случайно Салабат Джанг наградил французского резидента титулами сайфу-уд-доула (меч государства) и умдат-ул-мулк (столп монархии).