прыжком в воду, и рванул. До опушки леса было примерно шестьдесят метров. Это же сущий пустяк! И тогда он скроется в спасительной для него чаще леса. Черная стена леса, казавшаяся чернее самой темной ночи, становилась все ближе и ближе.
И вдруг он услышал из окна окрик Херфурта:
— Стой! Остановись!
Таллер продолжал бежать.
Очередь из автомата трассирующими Таллера не задела. Взвилась ввысь осветительная ракета. Над просекой загорелся белый фейерверк. Яркий свет заставил Таллера прильнуть к земле. Тяжело дыша, он лежал совсем рядом с лесом, вцепившись руками в сырую траву. Медленно спускались на землю огни осветительной ракеты. Ветер стих. Услышав голос унтер-офицера Херфурта, который подавал команды своим пьяным солдатам, Таллер хотел вскочить и бежать. Однако было слишком поздно. Он продолжал лежать и тогда, когда рядом появился Херфурт.
— Жаль, Таллер, очень жаль, — сказал унтер-офицер. — А ведь ты был неплохим парнем.
ПЯТНИЦА
1
Кальмус оказался человеком полезным. Он искусно провел своих людей по дорогам, которые нередко проходили недалеко от линии фронта. Однажды беженцы попали в село, занятое советскими танками. Беглецы проделали немалый путь — километров четыреста.
Колонна беженцев со своими повозками и лошадьми преградила путь танкам. Помимо своей воли беженцы превратились в живую баррикаду.
Позже сами беженцы вспоминали с улыбкой об этой первой и пока единственной встрече с русскими солдатами, дивились своей неловкости, с какой они пытались свести лошадей с дороги, восхищались энергией русских солдат.
Еще больше удивил их тогда сам Кальмус, который крикнул беженцам:
— Люди! Освободите дорогу! Мы ведь мешаем их победному маршу!
Слова эти были сказаны тогда отнюдь не с издевкой, а скорее в мудром раздумье.
Его тотчас же послушались, решив про себя, что чем скорее русские одержат победу, тем скорее они вернутся в свои родные села. Лошадей и повозки мигом стащили с проезжей части, освободив ее для прохода советской воинской части.
За долгий период их совершенно бессмысленного бегства им пришлось пережить смерть двух людей — грудного ребенка и старухи.
В скитаниях они все как-то сплотились, двигаясь друг возле друга: мужчины, женщины и лошади. Не было в их колонне только домашнего скота.
Кальмус исполнял обязанности старшего. Сейчас он привел колонну беженцев в Вальденберг, о существовании которого никто из них раньше не имел ни малейшего представления.
В четверг вечером провели проверку. Выяснилось, что всего в колонне двигалось 194 человека, 82 лошади, 36 повозок, нагруженных разным домашним скарбом, но ни у кого не было ни сена, ни овса, ни зерна, ни муки.
— Проклятье! — выругался один из шести членов крестьянского совета, который был избран четыре недели назад вместо общинного совета. — Проклятье! Мы, Кальмус, кажется, дошли до ручки! Дальше — конец!
Кальмус ничего не ответил и продолжал молча шагать по железнодорожным шпалам. За двое суток здесь не прошел ни один состав.
Вдруг Кальмус исчез в темноте, оставив в недоумении членов крестьянского совета. Через полчаса он появился так же неожиданно, как и исчез.
— Нам необходимо собраться вместе. Над нами смилостивился железнодорожный чиновник. Если нам повезет, то через сутки мы поедем дальше на поезде, — объяснил Кальмус.
— А что будет с лошадьми? Куда мы их денем, если сами поедем на поезде?
— Подождите, все образуется.
Когда на город опустилась ночь, беженцы расставили повозки кру́гом, а лошадей расположили в центре. Выставили часовых, их шаги гулко отдавались в ночной тишине. Жители восточных районов, бежавшие от приближающегося к ним фронта, расположились в вагонах железнодорожного состава, который трое суток назад прибыл откуда-то с севера и теперь стоял на запасном пути, так как никто из железнодорожников не знал, куда его следовало отправлять.
После полуночи старший охраны разбудил Кальмуса, спавшего в одном из классных вагонов. Откровенно говоря, начиная с декабря Кальмусу редко какую ночь приходилось спать по-человечески. Все ночи, даже самые спокойные, он постоянно был начеку. Кальмус неохотно спрыгнул с подножки вагона на землю, недовольный тем, что за эти полгода ему так и не удается как следует выспаться.
— Что случилось? — спросил он.
— Тут вот пришли люди, с тобой поговорить хотят.
Кальмус тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Ночь была темной, и он никак не мог разглядеть людей, пришедших к нему.
— Давайте говорить откровенно, — предложил Кальмус уставшим голосом. — Вы солдаты? Что вам от нас нужно? Если вы хотите, чтобы мы освободили вагоны, то можете быть спокойны: мы этого делать не собираемся. Выгнать нас из них никто не может. Если вы хотите ехать в эшелоне, поищите себе другие вагоны! Война кончилась!
К Кальмусу подошел составитель поездов Музольт. Это его назначил Раубольд комендантом станции. Музольт спросил:
— Вы здесь старший?
— Да, — ответил Кальмус.
— Тогда передайте своим людям, что состав необходимо освободить. И немедленно! Если с рассветом в поезде останется хоть один человек…
— И что тогда? — поинтересовался Кальмус.
— Где это видано, чтобы в составе, стоящем на запасных путях, находились люди? Это нарушение инструкции!
— Мы ведем себя тихо, движению железнодорожного транспорта не мешаем. Да и поезда-то сейчас не ходят! Откуда им взяться? А нам нужна крыша над головой, наши люди и так долго жили, как бродяги.
Однако Музольт был непреклонен: он требовал немедленно освободить вагоны. Музольт невольно вспомнил наказ Раубольда, который поручил ему столь ответственное дело. Задание было не из легких, хотя пока еще Музольт не ощущал всей тяжести этого бремени. Музольт был уверен в своей правоте. Ему захотелось увидеть человека, с которым он разговаривал.
— Есть у кого-нибудь спички? — тихо спросил Кальмус.
Кто-то чиркнул спичкой, осветив на несколько секунд лица Музольта и Кальмуса.
Кальмус задумчиво склонил голову. Он кивнул Музольту, но тот не понял, что бы это могло значить. Кальмус не понравился Музольту. Железнодорожник придумывал, что бы ему сказать веское.
Однако Кальмус опередил его и заговорил первым:
— Я так и предполагал. Вы тут сидели и грелись у печки. Ничего не видели, ничего не пережили, ничего не сделали! Валяли дурака! Днем прятались, ночью корчили из себя героев. С такими мы уже встречались. Интересно, где ты был вчера, например? А позавчера? Да и вообще все это тяжелое время?..
— Антифашисты… — начал было железнодорожник, но Кальмус перебил его:
— Послушай лучше меня. Я вызвался вести этих людей. И я буду вести их до тех пор, пока они этого хотят. Пока они меня слушаются. Этот состав будто специально приготовили для нас. И никто нас из него не выгонит!
— Я выгоню! — крикнул Музольт.
— Вы зря упрямитесь! Состав этот вам вовсе не нужен.
Железнодорожник стоял перед Кальмусом и