содержанки. Цель постыдно низкая, но до высоких ли целей ей было? Не юной, неимущей отщепенке, имеющей к тому же двух детей. Инар замучил её настолько, что она уже не стеснялась своих похождений.
Обняв свою жену — повариху Уну, которой он дал свою приставку Эл к её имени после того, как они зажгли семейный алтарь в Храме Надмирного Света, «Утренний Свет», вынужденно простив своей «лучезарной» затрещину, повёл её туда, где находился их жилой закуток. Сзади она напоминала подушечку, ровно надутую во всех смыслах. Вызванное неприличной игрой Эли желание, приходилось направлять в сторону жены. В силу простоты и грубости натуры он и не думал скрывать своих намерений, считая свою неудержимую похоть нормой, раз он здоровый и молодой мужчина, а жена на то и жена, чтобы ему подчиняться с ответным желанием того же. Уже по ходу движения он беспрестанно оглаживал её, а она вслух сетовала на нехватку времени для приготовления ужина, всё же стесняясь невольных наблюдателей. Нэя с Элей переглянулись и, представив, чем они пошли заниматься, дружно засмеялись. Эля с потайной завистью, Ихэ-Эл нравился ей, — ведь хлипкого немолодого Инара и рядом с таким свежим и сочно-спелым парнем не поставишь, — а Нэя с брезгливой неловкостью за свой распущенный служебный персонал.
Жажда обладания и желание избавления — всё едино мука
Рудольфу не было и нужды смотреть на неё из хрустальной пирамиды наверху. Он сидел в подземном холле и прекрасно видел её, настроив поисковик на сектор верхнего обзора. Его никто не видел за этим занятием, и он изучал её, смеющуюся на своей цветочной террасе. Глядя, как она на пальчиках, вымыв ноги, идёт по шершавой поверхности ступеней на самый верхний уровень террас, нагибается в своих кружевных шортах, облепивших тугие ягодицы, чтобы поднять туфельки. Платье она сняла и скомкала после того, как дурак дворник окатил её водой. Она достала их, и вся беленькая, гладенькая, милая и обиженная пошла в свой кристалл. Он вспомнил ощущение от её кожи, её запах, вгляделся в милые губы. Она что-то весело болтала. И он один знал, что никакого веселья в ней нет. Она тосковала точно так же, как и он. Что за гнусный, позорный аттракцион мести он ей устроил? Для чего? И как её опять приручить? Мучило одиночество, желание оказаться рядом с ней, живот к животу, грудь к груди…
Голубой алмаз валялся в его жилом отсеке, отброшенный ею и переданный через Артура назад вместе с издевательской запиской. Она его не боялась, смела дерзить. Она не понимала того, что только его непостижимое влечение к ней и не даёт свершиться тому акту её жизненной пьесы, где она окажется нищей и никому не интересной в своей столице. Этой их «Вавилонии». Где она была обречена дну и только дну. А Франк? Где он там её и найдёт? За все годы он ни разу не покинул «ЗОНТа», редко, как старая черепаха, выползая из своей кельи, отшельник и мечтатель, в панцире своих земных иллюзий об этом мире. Но Рудольф знал, что этого с ней не произойдёт уже никогда. Даже если эта дурёха будет и впредь поворачиваться к нему задом, умышленно его выпячивая, говоря своё «фи» про себя. Она уже не сможет никуда убежать, избежать своей обречённости или своего везения? Быть его женщиной на этой планете.
Критическая насыщенность «Мечты» пошлостью
— Что он тебе сказал, когда ты сунула ему его дар обратно? — спросила Эля у Нэи. Они вместе расставляли кресла, готовясь к вечернему показу, отложенному несколько дней тому назад из-за апатии Нэи.
— По-твоему, я могла бы настолько опуститься, чтобы самой пойти к нему в «Лабиринт»? С ума ты сошла!
— Всё равно же, все видели…
— Да что видели? Кто все? Я попросила того высокого юного парня из «Зеркального Лабиринта», что и принёс кольцо, отнести его обратно, — ответила Нэя.
— Надеюсь, он его не присвоит, — сказала Эля, — По виду он нищий, да и диковатый какой-то. Кем интересно он работает в «Зеркальном Лабиринте»? Наверное, уборщиком каким-нибудь, вроде нашего Ихэла. Ты заметила, как часто красивые парни, загляденье для всякой понимающей женщины, зачастую бывают неимущие и безродные? Вот тот же Олег, ни богатства у него, ни влиятельной родни, да и дома нет, как я поняла. Бродяга, каким-то чудом прибившийся к стенам такого удивительного города. А кто-то его здесь и пристроил. Да ведь и тут низкой и прочей тяжёлой работы много. Он ничего не говорит мне о том, кем он тут работает. «Тяжко тружусь, грустно живу», — так он говорит, да и ум какой-то тёмный у него.
— Ум-то его тебе зачем? — неприязненно спросила Нэя. — У Инара ума много, влияния тоже, поскольку должность не последняя в Администрации города, а ведь тебе что-то не захотелось довольствоваться только этим.
— Т-с-с! — Эля прижала палец к губам, — никто не должен ничего подслушать обо мне! Иначе наши бабёнки и девчонки перестанут меня слушаться, как самую главную над ними после тебя, — она искренне верила, что никто из окружающих ничего не видит, не знает о её разгульной жизни, подчиняясь ей безропотно, раз уж она самая приближённая помощница хозяйки «Мечты».
Груды платьев валялись в примерочной комнате, девчонки мазюкали себя яркой косметикой, сидя перед зеркальной стеной. Между ними бродила усталая и недовольная Ноли, мечтающая о том, чтобы стать администратором и быть главнее Эли. Она сыпала отборными ругательствами в адрес девчонок — моделей, поправляя их оплошность в выборе нужного тона косметики.
Наверное, Эля не раз уже пожалела, что вытащила сюда Ноли из столицы. Ноли не нравилась и Нэе, но удержалась в «Мечте», благодаря своей тонкой льстивости, искусству создавать причёски, обрабатывать ноготки на руках и ногах, а также умением замечать все мельчайшие недочёты в работе швей, на которые часто не обращала внимания сама хозяйка. Хотя временами Ноли внушала оторопь своей злобой в отношении всех прочих. Её карьера в театральном мире закатилась не в последнюю очередь из-за её же собственных интриг, когда она наживала себе врагов на ровном месте. Ноли вообразила себя и здесь повелительницей чужих душ, успев стать врагом и самой Эли. И теперь они обе, Нэя и Эля, не знали, как избавиться от той, кого по глупости приблизили. Она же пугала их своими новыми связями, которые якобы успела завести не только в Администрации города, но в Главном управлении уже над самой Администрацией. Учитывая её двуличие, льстивость, весь предыдущий опыт жизни в столичных тёмных лабиринтах разного уровня их залегания, то, что