другого монарха: “я был вынужден ждать”. Однако мы поспешили подняться по ступенькам, ведущим на сцену.
Режиссер, который наблюдал за нами, услышав наши торопливые шаги, закричал с лестничной площадки:
–Это вы, господин Гуден?
–Да, сэр, да.
– Поднимите занавес!– крикнул тот же голос.
– Погоди, погоди, это же бесенокю…
Мое дыхание не позволяло мне закончить свое возражение, я упал на стул, не в силах пошевелиться.
–Ну же, господин Гуден, – сказал управляющий, – выходите на сцену, занавес поднят, а публика так нетерпелива.
Дверь в глубине сцены была открыта, но я не мог пройти через нее; усталость и волнение пригвоздили меня к месту. И все же мне пришла в голову мысль, которая спасла меня от народного гнева.
–Ступай на сцену, мой мальчик, – сказал я сыну, – и приготовь все необходимое для фокуса с ясновидением.
Публика была разочарована увидеть юношу, чье лицо вызывало сочувственный интерес, и мой сын, серьезно поклонившись публике, спокойно начал свои небольшие приготовления, то есть перенес пуфик на переднюю часть сцены и положил на соседний стол грифельную доску, немного мела, колоду карт и повязку..
Эта небольшая задержка позволила мне восстановить дыхание и успокоить нервы, и я, в свою очередь, двинулся вперед, пытаясь изобразить стереотипную улыбку, что мне явно не удалось, так как я был очень взволнован. Зрители сначала молчали, потом их лица постепенно разгладились, и вскоре после того, как они отважились на один или два хлопка, их увлекло, и наступила тишина. Однако я был хорошо вознагражден за это ужасное испытание, так как мое "ясновидение" никогда не достигало более блестящего триумфа.
Один случай очень оживил окончание моего выступления.
Один зритель, который, очевидно, пришел специально, чтобы смутить нас, тщетно пытался в течение нескольких минут сбить с толку ясновидение моего сына, когда, повернувшись ко мне, он сказал, делая заметное ударение на своих словах:
– Поскольку ваш сын-прорицатель, он, конечно, может угадать номер моего стула?
Назойливый зритель, несомненно, надеялся заставить нас признаться в нашем бессилии, потому что он закрыл свой номер, а так как соседние места были заняты, то очевидно, что номера было прочесть невозможно. Но я был настороже от всех неожиданностей, и мой ответ был готов. И все же, чтобы извлечь как можно больше пользы из сложившейся ситуации, я притворился, что отступаю.
–Вы знаете, сэр, – сказал я, притворяясь смущенным, – что мой сын не колдун и не прорицатель, он читает по моим глазам, и поэтому я назвал этот эксперимент Ясновидение. Поскольку я не вижу номера вашей кабинки, а места рядом с вами заняты, мой сын не может ничего вам сказать.
– Ах! Я был в этом уверен, – торжествующе сказал мой преследователь и повернулся к соседям, – я же говорил, что пригвозжу его.
– О, сэр! Не будьте слишком уверенны в своей победе, – сказал я в свою очередь насмешливым тоном. – Будьте осторожны, если вы слишком сильно заденете тщеславие моего сына, он может решить вашу проблему, хотя это и очень трудно.
–Я бросаю ему вызов, – сказал зритель, сильно откинувшись на спинку кресла, чтобы лучше скрыть номер. – Да, да, я бросаю ему вызов!
–Значит, вы считаете, что это очень трудно?
–Я скажу вам больше, это невозможно.
–Ну, тогда, сэр, это более веская причина для того, чтобы попытаться сделать это. Вы не рассердитесь, если мы, в свою очередь, одержим победу?– Добавил я с раздраженной улыбкой.
– Ну же, сэр, мы понимаем такие увертки. Повторяю, бросаю вызов вам обоим.
Публика находила в этом споре большое удовольствие и терпеливо ждала исхода.
– Эмиль, – сказал я сыну, – докажи этому джентльмену, что ничто не может ускользнуть от твоего ясновидения.
–Это номер шестьдесят девять, – немедленно ответил мальчик.
Шумные и сердечные аплодисменты раздавались со всех концов театра, к которым присоединился и наш противник, ибо, признав свое поражение, он воскликнул, хлопая в ладоши: "это поразительно, великолепно!"
Мне удалось узнать номер места следующим образом: я заранее знал, что во всех театрах, где места разделены по центру проходом, нечетные номера находятся справа, а четные – слева. Так как в водевиле каждый ряд состоял из десяти рядов, то из этого следовало, что справа несколько рядов должны были начинаться с одного, двадцати одного, сорока одного и так далее, увеличиваясь на двадцать каждый. Руководствуясь этим, я без труда обнаружил, что мой противник сидит в кресле шестьдесят девять, представляющем собой пятое место в четвертом ряду. Я затянул этот разговор с двойной целью – придать больше блеска своему эксперименту и выиграть время для дальнейших исследований. Таким образом, я применил свой процесс двух одновременных мыслей, о котором я уже упоминал.
Как я сейчас объясняю, я могу также рассказать моим читателям о некоторых искусствах, которые добавили материальный блеск ясновидению. Я уже говорил, что этот эксперимент был результатом материальной связи между мной и моим сыном, которую никто не мог обнаружить. Его комбинации давали нам возможность описать любой мыслимый предмет, но, хотя результат был великолепный, я видел, что вскоре столкнусь с неслыханными трудностями в его исполнении.
Номер с ясновидением всегда приводил к окончанию моего выступления. Каждый вечер я видел, как приходили неверующие со всевозможными предметами, чтобы торжествовать над тайной, которую они не могли разгадать. Перед тем как отправиться к сыну Робера-Гудена, держался совет, на котором выбирался предмет, который должен был смутить отца. Среди них были наполовину стертые старинные медали, минералы, книги, напечатанные всевозможными знаками (на живом и мертвом языках), гербы, микроскопические предметы и т. д.
Но наибольшую трудность мне доставляло выяснение содержания посылок, часто перевязанных бечевкой или даже запечатанных. Но мне удалось успешно противостоять всем этим попыткам поставить себя в неловкое положение. Я открывал коробки, кошельки, записные книжки и т. д. с большой легкостью и незаметно, в то же время делая вид, что занят чем-то совершенно другим. Когда мне предлагали запечатанный сверток, я ногтем, который намеренно был большим и острым, пальца левой руки прорезал в нем небольшую щель и таким образом обнаруживал, что в нем находится. Одним из существенных условий было отличное зрение, которым я обладал в совершенстве. Первоначально я был обязан этим своему старому ремеслу, и практика ежедневно улучшала его. Столь же непременной необходимостью было знать название каждого предмета, который мне предлагали. Недостаточно было сказать, например,"это монета", но мой сын должен был назвать ее техническое название, ее стоимость, страну, в которой она была выпущена, и год, в котором она была отчеканена. Так, например, если бы мне вручили английскую корону, мой сын должен был бы заявить, что она была