здесь в вашем болоте всю жизнь куковать не намерен. Поэтому постарайся как следует и Родина тебя не забудет. И вот ещё, что… каждый крутой взлёт чреват ещё более крутым падением. Тебе хватает извилин, чтобы оценить мою мысль?
— Нормальный ты мужик, Андрей Михайлович, — говорю я протягивая ему руку.
От моей наглости он даже в ступор впадает и автоматически её пожимает.
— Хоть и говнистый маленько. Осторожно, у меня рука травмирована.
— Ах ты наглец! — шипит он.
— Да ладно, я же дружбу предлагаю, жизнь-то она длинная и мы, вроде в самом её начале пока ещё. У нас разница-то лет десять, не больше. Я тебе не как замдиректора говорю, а как нормальному мужику и старшему товарищу. Ладно, проведу я собрание. Так и быть. Как зовут секретаря?
— Валентина Романовна Куренкова, — отвечает он, пристально глядя мне в глаза.
Видать, что-то в моём взгляде предостерегает его от обычного менторского словоблудия.
— Всё хорошо будет, товарищ Крикунов. Отрекомендуем вас госпоже Куренковой в лучшем виде.
Знаю я её. Половину города скупит, королева коммерческой недвижимости. У неё батя в «конторе» служит. И служить будет. Та ещё мразь…
— Можно мне позвонить из учительской? — спрашиваю я. — Раз уж я ради вас остаюсь.
— Ну позвони, — говорит он, не понимая, как себя вести со мной. — И только не надо делать вид, что ты мне одолжение делаешь.
— Да, Андрей, делаю. И немаленькое, — твёрдо говорю я и тут же добавляю. — Я тогда скажу, что вы разрешили, ладно?
В учительской никого, только физрук. С того раза, когда он выдернул меня из-под «Колхиды», мы с ним ещё не пересекались. У меня же освобождение от физры после сотряса. Но, наверное, надо начинать ходить, а то вдруг не аттестует.
— Глеб Алексеевич, здравствуйте, — говорю я. — Мне Крикунов разрешил телефоном воспользоваться.
— Ну воспользуйся, — говорит он, внимательно меня рассматривая.
Я набираю номер Артюшкина и… бинго! Он отвечает:
— Капитан Артюшкин.
— Здравствуйте, Анатолий Семёнович. Это Брагин.
— Неужели? А я уж думал, всё, пропал ты. Был человек и нет.
— Я вам всё утро названиваю сегодня.
— Да неужели? — хмыкает он. — Ну, и чего же ты хочешь?
— Поговорить хочу, — отвечаю я. — Дело срочное и важное, но у меня тут собрание комсомольское. Так что приду к вам часа в три. Вы уж будьте на месте, пожалуйста.
— Слушаюсь, товарищ энерал. Оркестр, может вам для встречи подготовить?
— Лучше без лишнего шума, — говорю я.
— А без шума-то, боюсь, не выйдет уже. Так что, можно и с оркестром. Приходи, чего уж, только не раньше четырёх, а то меня сейчас с товарищами на ковёр вызывают. У нас тут ЧП городского масштаба. Сношать будут, а это дело небыстрое, понимаешь?
— Понимаю, конечно. Но вы распорядитесь тогда, чтобы меня пропустили. Я подожду, если вас не будет.
Закончив разговор, я кладу трубку и собираюсь уходить.
— Брагин, — останавливает меня физрук. — Ты же из десятого «А»?
Я молча смотрю на него.
— Ну, а почему на физкультуру не ходишь? Останешься неаттестованным за четверть. Проблем не оберёшься.
— А я, Глеб Алексеевич, освобождённый. У меня травма головы была. В тот же день, когда вы меня из-под машины вытащили. Спасибо вам, кстати. Большое.
— И на сколько ты освобождён? — сдвигает он брови.
— На два месяца, но вообще-то думал, что надо бы начинать ходить помаленьку. Я, кстати, спросить у вас хотел. Нельзя ли пару раз в неделю по вечерам у вас в спортзале проводить занятия по самообороне?
— Это надо с директором говорить, я такое решение принять не могу.
— А вам понравился приём?
— Какой ещё приём? — хмуро спрашивает он.
— Ну, когда я вам руку завернул. Я знаю крутого тренера, который может вести группу. Надо только место. Военный, боевой офицер, всё совершенно законно, никаких денег. Чисто в порядке шефской помощи. Так что, если надо с директором поговорить, поговорите. Если, конечно, вы заинтересованы. И да, десятый «А», так что скажете потом, что надумали. До свидания, Глеб Алексеевич.
Я выхожу, оставляя физрука переваривать услышанное и двигаю на химию.
После уроков всех «комсомолообязанных» с восьмых по десятые классы загоняют в актовый зал. Я захожу в комитет. Крикунов «облизывает» уже прибывшую Куренкову. Я её сразу узнаю. В молодости я её не знал, но в зрелости встречал несколько раз. Удивительно, она выглядит почти так же, как в моём времени, только морщин нет и жопа поменьше, хотя широта кости, особенно в тазобедренном отделе видна уже сейчас.
— Вот, Валентина Романовна, разрешите вам представить секретаря нашей школьной комсомольской организации, Егора Брагина.
— Здравствуйте, Валентина Романовна, — уверенно произношу я и протягиваю руку. — Очень рад с вами познакомиться. Много хорошего о вас слышал.
— Да? — немного надменно поднимает она бровь, а Крикунов делает глаза по полтиннику, ожидая от меня какой-нибудь гадости. — И чего же ты слышал?
— Слышал, что благодаря вам, район добился значительных результатов, и ваш вклад в этом довольно большой?
— И от кого же ты слышал? — кривит она в усмешке тонкие губы. — От Крикунова?
— Нет, Андрей Михайлович говорит, что ваш вклад в этом не большой, а решающий. Довольно большим его Новицкая называет.
— Ирина Викторовна? — удивляется Куренкова.
— Вот именно, — соглашаюсь я, — она самая. Скажите мне пожалуйста, Валентина Романовна, вы не будете возражать если я вам дам слово? У нас сегодня в повестке подведение итогов сбора макулатуры и постановка новых задач. Можно выступить с напутствием и пожеланиями новых успехов. Или просто короткое приветствие?
— Хм, — качает она головой. — Могу вас поприветствовать.
— Спасибо большое.
— А что результаты по макулатуре действительно хорошие?
Да кто ж его знает, милая моя капиталистка будущего. Но, на всякий случай, скажем, что хорошие, просто отличные.
— Замечательные, — подтверждаю я. — Правда, признаюсь, моих организаторских способностей для этого маловато. Если бы не Андрей Михайлович, думаю, результаты были бы намного скромнее. А так мы сдали практически двадцать тонн.
— Двадцать? — переспрашивает она.
Крикунов крякает.
— Ну, — говорит он, — нам уже пора. Давайте пройдём в актовый зал.
— Я полагаю, Валентину Романовну можно сразу в президиум проводить?