Игорь, Владимир и Эдуард, сняв с плеч поклажу, сидели, вытянув ноги на каменной скамье. Та выступала из достаточно высокой, около двух с половиной метров в высоту, стены из камня, поддерживающей грунт расположенной за ней лесистой террасы. Слева от скамьи выступало из стены квадратное корыто, сложенное из того же камня, что и стена, над корытом был бронзовый кран в виде головы дракона, а еще выше — полукруглая ниша со стоящими в ней недорогими печатными иконами. Справа и слева от крана в стене находились две маленькие ниши, в одной из которых стояла стандартная магазинная кружка из нержавейки.
— Отче, глянь-ка, — я показал Флавиану на вмурованные в стену левее источника крупные каменные мельничные жернова, — оригинальный дизайн! Наверное, где-то рядом раньше была мельница!
Флавиан не ответил, он, тяжело дыша, подошел к скамье и с выдохом опустился на нее рядом с подвинувшимся в сторону Владимиром. Я обратил внимание на бледность покрытого потом батюшкиного лица.
— Игорь! — позвал я. — Налей, пожалуйста, в кружку водички для батюшки. — И быстренько достал из кармана аптечную коробочку с тщательно подписанными рукой матери Серафимы пакетиками лекарств.
— Так! Сейчас, кажется, вот эту капсулку, — я вспомнил строгие инструкции нашей монахини-кардиолога, — ваше преподобие, благословите вам выпить лекарство!
Флавиан молча проглотил протянутую мной капсулу, запил водой из поданной Игорем кружки, откинулся спиной на теплый камень стены. Вид его был далек от совершенства.
— Отчинька! Ты вообще как? Живой? — Я потеребил его за руку.
— Ничего, Леша, прорвемся... — Флавиан открыл глаза, и в них блеснул любимый мною огонек веселости. — Надо еще немного потерпеть, а потом помрем, и все будет хорошо!
— Ага! Согласен! Только по возвращении домой в целости и сохранности! Если я вместо тебя живого в Покровское твои «многоцелебные мощи» доставлю, наши прихожане мою жену Ирину вдовой сделают, а детей сиротами! Я со всей ответственностью заявляю, что к такому сценарию событий я не готов! — Я постарался вложить в свою речь как можно больше свирепости. — Поэтому, ваше преподобие, ребята пойдут дальше, а мы с тобою начинаем движение вниз! Как раз к обратному парому успеем! Наше с тобою восхождение завершено!
— Не гони пургу, Лexa! — В голосе Флавиана я узнал знакомые интонации однокурсника Андрюхи, туриста-альпиниста-гитариста, борца-байдарочника и вообще «бойца по жизни». — Ты плохо меня слушал! Я сказал — прорвемся! Не бойся, здесь я не помру, не достоин. Мне надо подняться туда! — Он мотнул головой в сторону вершины. — И я верю, что Господь поможет мне сделать это. Ты тоже поверь и помоги мне, а не «грузи» старого друга...
— Хорошо! — вздохнул я. — Дойдем до кириакона Святой Анны, приложимся к святыням, и, если тебе будет плохо, останемся в архондарике до завтра, пока ребята не вернутся! Согласен?
— Ладно! — кивнул Флавиан и повернулся к «команде». — Идите, ребята, к кириакону, я чуть отдышусь и догоню вас там!
Мы с Игорем переглянулись, я кивнул в сторону кириакона, он вскинул рюкзак на плечи и молча возглавил дальнейший подъем. Мы с Флавианом остались одни.
Не зная, что еще сказать Флавиану, чтоб он не увлекался опасным героизмом, я просто сел рядом и тупо уставился взглядом в носки своих фирменных горных кроссовок.
— Леша! — нарушил молчание Флавиан. — Папа Герасим благословил меня идти на вершину, сказал, что там есть нечто важное для меня. Значит, он знал, что я дойду! Без этого я бы и не рискнул, пожалуй, хотя подниматься хотел изначально. Он сказал, что Господь будет с нами и поможет, чтобы мы доверяли Ему и не боялись!
Снова знакомые слова! Передо мною на мгновение вспыхнуло улыбающееся лицо «монаха» Феологоса. Что-то словно отвалилось от моего сердца, тяжелое и колючее.
— О'кей, патер! — улыбнулся я старому другу. — Значит, в путь!
Мы поднялись и застучали палками по бетонным ступенькам.
Дорога до кириакона заняла около часа. Мы шли не торопясь, размеренно, ритмично, все-таки альпинистский опыт Флавиана давал ему ощутимые преимущества перед неопытными в восхождениях спутниками (это я о себе). Периодически он останавливался, опирался плечами на рукоятки своих палок, выставив их вперед, разгружая, таким образом, ноги от части своей массы. Затем снова двигался вперед. Кстати, когда мы догнали ребят во дворе скита, оказалось, что они ждут нас всего около десяти минут.
За это время отец Димитрий, владеющий основами греческого, успел найти архондаричего и договориться, чтобы для нас открыли храм и вынесли для поклонения святыни. Так что мы с Флавианом попали прямо с «корабля» в кириакон — соборный храм скита, где под прохладными древними сводами, кратко помолившись, смогли благоговейно припасть к стопе той самой, жившей две тысячи лет назад женщины, через которую в наш мир пришла Честнейшая Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим!
Флавиан приложился к мощам святой Анны последним, пропустив всех впереди себя. Он стоял на коленях, припав лбом к ковчежцу со святыней до тех пор, пока греческий иеромонах, вынесший нам святыни, не начал тихонько покашливать, напоминая, что пора и честь знать. Тогда мой батюшка поднялся с коленей, облобызал вторично святыню, и, когда он разогнулся и выпрямился, в его глазах сияла какая-то особая радостная уверенность, вселившая и в меня надежду, что мы и вправду «прорвемся»!
Покинув скит, мы стали подниматься дальше вверх по все более сужающейся лестнице, теперь уже лишенной всякого ограждения. Минут через двадцать пути лестница благополучно закончилась вместе с оставшимися внизу под нами последними домиками-кельями скита Святой Анны. Началась просто грунтовая тропа, которая перевалила через широкую осыпь крупных камней, очевидно вызванную ливневым селем или быстрым таянием ненадолго ложащегося на афонские склоны снега. Затем тропа нырнула в лес.
Тропа была узкая, извилистая, ныряла то вверх, то вниз (все-таки в основном вверх), то вправо, то влево и более напоминала прокопанный в каменистом грунте желоб, засыпанный щебенкой размером от миндального ореха до крупного грейпфрута. Ноги норовили на этих камнях все время подвернуться и наверняка подвернулись бы не один раз, если бы не заранее приобретенные по указанию мудрого моего батюшки высокие горные кроссовки, на «тракторной» шипастой подошве, плотно схватывающие щиколотку.
Флавиан шел достаточно бодро, не отставая от основной группы, чему способствовало, конечно, еще и солнце, что нещадно жарило нас на большей части лестничного отрезка пути, а теперь лишь весело пробивалось лучиками сквозь густую листву окружающего нас леса.
Впереди нашего отряда шел тонкий и легкий отец Димитрий, за ним следовали Владимир и Эдуард, потом регулярно оглядывающийся на Флавиана Игорь, за ним сам Флавиан, и, подстраховывая батюшку сзади, замыкал шествие ваш покорный (и почти смиренный) слуга.
Вскоре мы увидели первый крест — знак-указатель, о котором нам говорил инструктировавший нас перед отправлением на вершину схимонах Александр. Высотой сам этот крест был около метра, но поскольку привязан он был к стволу дерева на высоте полуметра от земли, то получалось, что его верхняя перекладина, сделанная из оструганной досочки, была как раз на уровне моих глаз. На этой верхней перекладине было вырезано слева направо две галочки <<AGIASMA 150 m. Если «агиасмой» (святыней) греки называют святую воду, можно было предположить, что налево по тропе в ста пятидесяти метрах находится святой источник.
На нижней перекладине, сделанной в классической форме стрелочки указателя, было написано по-английски и по-гречески «АФОН», буквами помельче «лавра» и «керасиа». «Лавра», это понятно, означало Великую лавру Афанасия Афонского, на чьей земле мы сейчас находились, а керасия — маленький скит, тоже находящийся где-то в этих местах. Венчал деревянный крест, опирающийся основанием на верхнюю перекладину, небольшой металлический крестик, под который была подсунута небольшая иконка Божьей Матери, явно софринского производства.