— Я не знаю, — Олины глаза заметались. — Нет, не хотела. То есть да. Наверное… Но… нам ведь нельзя, — добавила она отчаянно и беспомощно.
— Почему нельзя? — нет, он предполагал, конечно, какие причины она назовёт, и где-то — отчасти! — был с ними даже согласен, но всё-таки хотелось выслушать её собственные размышления на этот счёт.
Однако договорить им не дали. Бармен сделал заговорщическое лицо и сообщил таинственным шёпотом, что арт-директор салуна ждёт Олю на втором этаже у себя в кабинете.
— Откуда он вообще обо мне знает? — удивилась та.
— Я скинул ему видео танца по ватсапу.
— Кажется, тебе сейчас будут предлагать работу, — ухмыльнулся Рус. Оля растерянно пожала плечами.
— Но у меня уже есть работа…
— Ну, можно же сходить и просто послушать, что он скажет. Вдруг это будет предложение века, от которого невозможно отказаться! — предположил он.
— А ты пойдёшь со мной? — Оля вцепилась в его ладонь, давая понять, что одна не сдвинется с места.
— Вообще-то я не танцую, — пошутил он, — ну да ладно. Скажем, что я твой продюсер!
Рус оказался прав — Оле предложили работу. Арт-директора здорово впечатлила её импровизация: не всякая танцовщица смогла бы сбацать канкан в джинсах и завести при этом публику до предела!
Несмотря на то, что сумму ей пообещали солидную, явно превышающую её нынешний заработок — Рус понял это по ошеломлённому выражению Олиного лица — она, конечно же, отказалась. Вернее, Оля вежливо приняла визитку, сказала, что ей нужно хорошенько всё обдумать и она перезвонит в случае чего, а как только они перекусили и вышли из салуна — без раздумий отправила карточку в ближайшую урну.
— Смотри не пожалей потом, — заметил Рус, пока они шли к парковке, где он оставил мотоцикл.
Оля пожала плечами:
— Можно подумать, мне предложили ставку в одном из театров Бродвея или в “Мулен-Руж”. Я люблю свою работу в баре, люблю Сан-Франциско… и этот город, несмотря ни на что, отвечает мне взаимностью.
— А если бы и правда предложили? — вдруг спросил Рус. — Я имею в виду, если бы действительно… ну, допустим — Бродвей, Нью-Йорк?
Оля фыркнула.
— Смеёшься, что ли?! Кому я там нужна?
— И всё-таки? — настаивал он.
Оля поёжилась под его испытывающим взглядом.
— Не пойму, чего ты добиваешься… Ну, от Бродвея бы мне тоже пришлось отказаться. Ты же знаешь про мои проблемы с документами.
— Вот, — Рус удовлетворённо кивнул. — В этом и кроется главная причина твоего отказа!
Оля хмуро покосилась на него.
— Что ты хочешь сказать?
Он остановился, развернул её за плечи лицом к себе и пристально взглянул в глаза.
— Оль, но ведь это не может длиться вечно.
Она насупилась.
— Почему не может?
— Ну, не прикидывайся дурочкой. Ты и сама всё прекрасно понимаешь. Что это за жизнь? Постоянно прятаться, дрожать, бояться быть пойманной…
— Я вовсе не прячусь и не боюсь. Просто живу, — буркнула она.
— Живёшь, — кивнул он, — не спорю, и быть может, даже получаешь от своей теперешней жизни искреннее удовольствие. Но… сколько это может продолжаться? И до каких пор?
— Я не заглядываю далеко вперёд… — неуверенно отозвалась Оля, но Рус с сомнением покачал головой.
— Не верю. Прости, но не верю. И мне непонятно твоё упорное желание продолжать. Ты… — он собрался с духом, как перед прыжком в воду, — ты никогда не думала о возвращении в Россию?
Оля моментально напряглась, её плечи закаменели.
— Нет, — резко отозвалась она. — Я не вернусь. Это даже не обсуждается!
У Руса имелось что сказать по этому поводу, но он решил не спешить — в данный момент Оля явно не была настроена на откровенную беседу. Пожалуй, сейчас действительно не место и не время… Однако он многое отдал бы за то, чтобы узнать, кто же так обидел или напугал её в России, что сама мысль о возвращении неизменно вызывала гримасу отвращения, чуть ли не омерзения, на её лице.
— Хорошо, — легко меняя тему и усыпляя её бдительность, согласился Рус. — Тогда давай поговорим о том, что мы не успели обсудить в салуне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А о чём именно мы не успели договорить? — нахмурилась Оля.
— О нас с тобой.
Она слегка покраснела, опустила голову и ковырнула носком обуви землю.
– “Мы” существуем? — нерешительно уточнила она.
— Ну конечно, — усмехнулся он. — “Нас” можно увидеть, услышать, даже пощупать… что я и собираюсь сейчас сделать, — и он шутливо устроил обе свои ладони у неё на ягодицах. Оля дёрнулась было по привычке, но тут же рассмеялась, качнулась вперёд, уткнувшись лицом ему в грудь, и обняла. Чёрт возьми, она сама — первая — его обняла! Налицо был явный прогресс…
Рус не удержался и снова поцеловал её — и целовал долго-долго, нежно-нежно, растягивая удовольствие. Оля, обессилев от этого поцелуя, цеплялась за его плечи, колени её подгибались сами собой, но он держал её крепко и надёжно, не позволяя упасть.
— Ну хорошо, — освободившись из его объятий и лихорадочно облизывая губы, выдохнула Оля наконец. — Мы поговорим… о нас. Только не здесь. Слишком много посторонних глаз и ушей.
— Конечно, кругом сплошные русские шпионы, — улыбнулся Рус, но не стал спорить. — Как скажешь. Можем отложить разговор до вечера.
— Что там у нас дальше по плану? — отступая на полшага назад, словно борясь с собственным искушением, спросила Оля.
— Ну, если в Сакраменто ты больше не хочешь ничего смотреть… — протянул Рус.
— Нет, — она замотала головой, — для знакомства с городом вполне достаточно.
— Тогда выдвигаемся в сторону Саут-Лейк-Тахо! — скомандовал он.*
___________________________
* Саут-Лейк-Тахо (от англ. South Lake Tahoe) — город в округе Эль-Дорадо, штат Калифорния, расположенный на южном берегу озера Тахо и граничащий со штатом Невада.
27
Оля
Сан-Франциско, прошлое
Ёлку наряжали дружно, всем семейством, включая стариков. Оле, разумеется, тоже предложили присоединиться к процессу, что она с удовольствием и сделала.
Было что-то сакральное, трепетное, трогательное в том, как они бережно доставали ёлочные украшения из большой коробки и аккуратно передавали их друг другу… Почти все игрушки были старинные — очень изящные, стеклянные, хрупкие, не модный нынче небьющийся пластик, а настоящий раритет, некоторые принадлежали ещё родителям миссис Сандерс. Оля с интересом разглядывала каждую: Щелкунчик, застывшая в танцевальном пируэте балерина, крошечный “Титаник”, швейная машинка, золотой граммофон, рождественские ангелы, оленья упряжка Санты… Всякий раз, когда Брэндон передавал Оле очередной шарик или снеговичка, их пальцы соприкасались, и её словно пробивало током.
Снег в Калифорнии был редким явлением, поэтому на ветви ели Макейла щедро, с заметным удовольствием нанесла специальную белую пену из баллончика, имитирующую снег, заодно покрыв этим “снегом” венок на входной двери и кусты перед домом, хоть так частично воплотив всеамериканскую мечту о “White Christmas”.*
Оля исправно посещала школьный волонтёрский клуб вместе с Джуди, поэтому в один из предпраздничных вечеров их отправили в приют для бездомных: девушки раздавали рожденственское имбирное печенье, которое сами испекли накануне, горячий шоколад и дарили всем желающим собственноручно подписанные открытки.
В канун Рождества — Christmas Eve — миссис Сандерс потащила всю семью в церковь на мессу, где они послушали рождественские гимны и историю появления на свет младенца Христа. А вечером, наконец, все собрались за праздничным столом…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он был накрыт ещё более торжественно, чем на День Благодарения: по случаю Рождества достали фарфоровый сервиз и серебряные приборы. Главным блюдом стала утка с яблоками. Оля приготовила “наполеон” и “оливье”, заменив колбасу кусочками варёной говядины, бабушка сделала свой фирменный крабовый паштет, а миссис Сандерс испекла пропитанный ромом и сиропом фруктовый кекс с орехами, сухофруктами и цукатами.