— Вы бывали в Хрустальном городе раньше, Рис?
Эрт Вэрон вышел из-за моей спины, блеснули во мраке холодным, зеленоватым светом его глаза.
— Бывал, — коротко сообщил он, оглядываясь.
— Почему? — снова спросила я, следуя дальше, старясь смотреть под ноги, чтобы не свернуть себе шею, запнувшись об очередной обломок, обходя наиболее крупные из них, стараясь высмотреть во тьме возможные провалы.
— Жизнь за жизнь, моя королева! — на ходу протянул свой клинок, вынуждая остановиться. — Моя кровь — твоя кровь! Моя плоть — твоя плоть! Моя жизнь — твоя жизнь! Я признаю твою власть, королева Ниавель! — резанул запястье, подавая руку.
Не часто я слышала эту клятву, но от того, ее слова стали для меня одними из самых ценных. Нет иных свидетелей, кроме ветра и тьмы, когда я принимаю его клятву, прикасаюсь к руке, стирая пальцами кровь, подношу и пробую вкус, как и требуется, а потом залечиваю порез…
В молчании мы движемся дальше, и Рис говорит:
— Дорога, та, что вела от ворот к замку, разрушена. Но оглянитесь, есть иной путь, — указал влево, и я вспомнила, что когда-то здесь был переулок, ведущий к мосту через Сияющую реку.
— Проход остался? — мой голос прозвучал слишком равнодушно, деловито, точно я брела по незнакомой местности, о которой слышала лишь в рассказах.
Эрт Вэрон также безэмоционально подтвердил и свернул в сторону, молчаливо призывая следовать за собой. Я благодарна этой ночи, за то, что она выдалась именно такой — мрачной и холодной, ибо ее атмосфера помогала не видеть всего, что случилось в этом городе. Мои воспоминания с годами померкли, потому я не желала бередить их, тревожить старые раны и давно ушедшие образы. Лучше тьма и забвение, мысли о том, что мы идем по скалистой тропе, узкой, вьющейся среди валунов, а не обломков. Метались среди них черные тени, заставляя оглядываться, прислушиваться. Но то был только ветер, плачущий сотнями голосов, да раскачивающий облетевшие кусты в избытке заполоняющие тропу.
Высеченные в скале ступени я помнила, мне и смотреть на них не нужно, чтобы поставить ногу, делая каждый новый шаг. Мы поднялись на вершину, мост, ведущий к главным воротам дворца, все еще стоял. Прямой, незыблемый, одинокий. Статуи, прежде расположенные по бокам, превратились в два растрескавшихся камня, но все равно напомнили мне о суровых стражах. Я прикоснулась к одному из них, мимолетно, на бегу, приветствуя и горюя вместе с ним.
Рис вытащил оба клинка и теперь торопливо двигался к разрушенному замку. Я взяла в ладонь свой кинжал, надеясь, что сумею сладить с теми, кто ждет меня в развалинах.
— Посчитаем, кто зарубит больше? — обогнала рыцаря, негоже королеве прятаться за спиной своего подданного.
— Посчитаем! — бодро согласился эрт Вэрон, не делая попыток обогнать меня, но отставая всего на шаг.
Я оценила, а он понял, как важно для меня первой ступить на порог своего родного дома… бывшего… мертвого…
Вбежала внутрь, замерла, остолбенела, не узнавая, не принимая, мечтая ослепнуть. Я была готова ко многому, но не к тому, что представляет собой первый зал. Балки, поддерживающие высокий сводчатый потолок покрылись налетом едва светящейся зеленоватой плесени; две колонны из четырех растрескались, стерлись искусные барельефы, и исчезла позолота. Столы и резные скамьи перевернуты, а между ними белеют человеческие черепа и кости.
— Почему их не похоронили достойно? — только и произнесла я, но эрт Вэрон ответить не успел, сорвалась со стен стая летучих мышей и с визгом унеслась прочь. Я шумно вдохнула, Рис оскалился, подмечая шевеление с краю. Мы оба напряглись, не сговариваясь, встали в боевую стойку. Послышался скрежет, посыпались на каменный пол осколки мозаик, задевая острыми краями расположенные в зале предметы. Разлетелась одна груда черепов, и из нее вылез сумеречный. Фарах — и название всплыло само собой, пока рассматривала, как поднимается во весь свой немалый рост чудовище. Раскрыв пасть, полную саблевидных зубов, сумеречный заорал, а затем кинулся на нас размахивая когтистыми лапами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Он мой, королева! — Рис скакнул вперед, а я приготовилась к бою, потому как помнила — фарахи никогда не охотятся по одиночке. Четко вспомнилось и то, что сразить фараха способен даже короткий клинок, если умудриться вогнать его в щель между чешуйками на прочной броне, покрывающей тело. Лучше действовать привычно — голова с плеч и никаких проблем. Мне выбирать не приходилось. Скрежет оповестил, что второй фарах выбирается наружу из соседней груды костей, еще секунда и вот он несется на меня, надеясь напугать громким криком.
Не задумываясь о деталях, ринулась прочь, желая увести чудовище из зала в коридор. Здесь я была королевой, меня учили обороняться от этих тварей, и в этот момент, находясь на земле предков, там, где родилась, я ощутила силу и осознала в полной мере, что случится, если сейчас поддамся страху и отступлю. Скользнула в полуразрушенную нишу, скрылась в ней, но лишь затем, чтобы пропустить противника, оказаться за его спиной. Теперь, отбросив все сомнения, забывая о слабости, ринулась в схватку. Быстрый прыжок, и я бью наугад, не попадаю сразу, шиплю сквозь стиснутые зубы, а фарах с диким визгом разворачивается. Громкий звук оглушил меня, но сдаваться я не собираюсь, атакуя снова. Кинжал скользит по прочной броне, я смотрю только в пылающие, злобные глаза чудовища и верю в лучшее. Невероятно долгое мгновение, когда вся жизнь мелькает перед внутренним взором, а потом усиливаю натиск, ощущая край одной из плотных рифленых чешуек. Всю ярость, на которую была способна, вложила в этот удар, а потом, будто одержимая, просто колола острым клинком, одновременно стараясь увернуться от мощных лап сумеречного. Только дуновение воздуха вокруг, словно вихрь, но меня уже не удержать. И вот фарах опрокинулся навзничь, а я все не могу остановиться, потому что добралась до сердца твари. И дыхание перевожу только тогда, когда жертва затихает на полу.
— Одного убил я, с одним справились вы, моя госпожа, — расслышала за спиной едва слышимые слова Риса. Обернулась:
— Надеюсь, что больше здесь никто не живет!
— Пожалуй, я не могу вас порадовать… — эрт Вэрон вновь огляделся, особое внимание уделил уходящему вдаль темному проходу.
— Идем, — я, легко перепрыгнув через тушу сумеречного, направилась дальше.
Дорогу помнила отлично, словно еще вчера прогуливалась по извилистому коридору. Только раньше он освещался кристаллами и факелами, был полон спешащего люда, а теперь оставался тихим и мрачным.
Створка двери висела на одной петле, но это я помнила слишком хорошо, необычайно ярко, потому как она была последней, что виделось мне перед отъездом на юг. Потускневшая позолота, сколотые узоры, растрескавшиеся фрески, разбитые статуи, а от двух хрустальных тронов не осталось ничего. На потолке светится все та же зеленоватая плесень, придавая залу загадочное, потустороннее мерцание. Откуда-то капает вода, ударяясь о мелкие стеклянные осколки, как будто наигрывая мелодию, по-своему прекрасную, состоящую из темных, наполненных робкими рыданиями, тревожащими души живых и беспокоя мертвых, нот. Эрт Вэрон крепче ухватился за свои клинки, я перехватила кинжал, вцепилась в него до боли, до дрожи и вошла.
Дзинь! Разнеслось по залу, нарушая спокойную музыку смерти, внося звуки хаоса. Дворец дрогнул, по полу пробежала широкая трещина, сорвалась с потолка чудом державшаяся там хрустальная люстра, разлетелась на миллионы сверкающих, острых кусочков, оборвала игру невидимого музыканта.
— Вот же грыр! — вполголоса ругнулся Рис, панически осматриваясь, прислушиваясь к окружающим шорохам, все усиливающимся с каждым последующим мгновением.
Громкий топот, доносящийся из коридора, и мы с рыцарем встаем спиной к спине, а в зал вбегает Лелька.
— Эрт Вэрон, грыр тебя задери, ты какого фараха позволил ей войти во дворец? — зарычала альбина, указывая на ошеломленную меня.
— Попробуй запрети! — резко отозвался Рис, и я решила вмешаться, потому как надоело, что от меня многое скрывают.