не отреагировал на его последнюю фразу, понимая, что это тоже уловка.
Руднев внимательно проследил за мной, удовлетворенно кивнул, глубоко затянулся.
— Так вы не против беседы?
— Хорошо, давайте побеседуем.
Я отложил книгу в сторону.
— Тут Игоря Воснецова убили на днях. Знаете об этом?
— Видел в новостях.
Следователь удовлетворенно кивнул головой. Спросил:
— Воснецов знаком вам?
— Воснецова знаю, но не лично, не доводилось общаться.
— А может быть, все же доводилось? — с прищуром спросил следователь. — Возможно даже, что и совсем недавно?
Я уже знал дальнейшие его действия и потому готов был к тому, что он вытащит из папки мой фоторобот.
— Вот, посмотрите. Как вам картинка?
Если следователь и хотел произвести на меня впечатление, то у него это не получилось. Он жадно смотрел на меня, пытаясь вытащить хоть одну эмоцию, да хотя бы невольно поползшую бровь вверх, но у него это не получилось и он фыркнул словно бульдог, разозлившись.
— С художественной точки зрения так себе, — глянув, ответил я.
— Возможно, — кивнул Руднев. — Но как свидетель описывал, так и рисовали. Точно по деталям.
Руднев пригляделся к картине, словно видел ее в первый рах, хмыкнул.
— Скажите, этот портрет вам никого не напоминает?
И вновь мне пришлось взять себя в руки, потому что это была очередная проверка. Я сказал:
— У нас два года назад юбилей у отца был. И решили мы заказать ему портрет. Художника нашли по объявлению. И он предложил нам общий портрет написать, всей семьи. Так вот. Это была наша ошибка — взять не проверенного человека, с улицы. Он в особом жанре писал, уж не помню как называется, но точно не реализм.
— К чему вы это?
— К тому, что он меня как-то похоже написал, как этот рисунок. Словно катком по мне прошлись. Или у художника нарушена призма зения? Вроде есть такая болезнь, забыл как называется.
Руднев покраснел.
— На вас похож.
— А еще на множество других людей, моего возраста и моей комплекции, у кого есть два глаза и волосы на голове. Типичное лицо.
— То же верно, — согласился следователь. — Но с учетом ряда факторов вряд ли это будет кто-то посторонний.
— Про какие факторы вы говорите?
— Всем известно, что Воснецовы точили зуб на ваш род. А тут такое случилось. Да и свидетель очень интересный фоторобот описал, похожий на вас. В общем сами понимаете, что ситуация щекотливая складывается все в одну вполне себе работающую версию.
— Это весьма косвенные факторы. И при детальном рассмотрении они распадутся.
— Не думаю.
— Воснецовы и в самом деле точат зуб на наш род. И что с того? У любого из нас есть враги. Вам ли это не знать?
— Верно, — улыбнулся Руднев. — Уж у меня врагов полным полно. И мои враги бывало стреляли в меня. Точно так же как и в вашего отца, тогда, на сеансе мадам Шерер. Но вот за это уже и можно хлопнуть Воснецова, как вы считаете?
— Считаю, что покушение у Шерер и ненависть Воснецова — это два разных момента, никак друг к другу не относящихся.
— А кто же тогда в вас стрелял?
— Это мне у вас нужно спросить кто в меня стрелял — делом ваши люди занимаются. Насколько мне известно, стрелял не совсем здоровый человек, которого нельзя сажать в тюрьму. Ему необходимо лечение.
— Мне известно, что вы посещали Михаила Мышкина, — холодно заметил Руднев.
— Посещал, — не стал уклоняться я. — Только чтобы убедиться, что он никак не связан с Воснецовыми. И мы в этом убедились. А по поводу свидетеля, который срисовал такой фоторобот — позвольте спросить кто он такой? Можно ли доверять его показаниям?
Руднев криво ухмыльнулся.
— Свидетель — пожилой человек, но вполне дееспособный, если вы на это намекаете.
— Но каждый может ошибиться, не разглядеть деталей. Тем более у пожилых часто плохое зрение в силу возраста.
— Складно поете, — улыбнулся следователь, доставая очередную сигарету. — Но только другой, более слаженной версии, у вас нет. Пока все прекрасно ложиться вот на что. Воснецовы наняли человека, не здорового, это и так видно, психически не стабильного. Но тем лучше — потом любое его слово можно будет легко опровергнуть, даже если он напрямую назовет имя заказчика. К тому же у малого совсем крыша потекла — он про какие-то вторжения из иных миров говорит. Псих одним словом.
Руднев хохотнул.
— Этот человек стрелял в вас. Мотив — дела по бизнесу. Я всех подробностей не знаю, но мне известно, что бизнесу Воснецовых ваш отец вставлял палки в колеса причем очень большие. Покушение не удалось — вы спасли отца. Героический поступок, тут спору нет. В отместку за случившееся у мадам Шерер вы лично встретились с Игорем Воснецовым и убили его. Да так изощренно! Отравленным дротиком! Как вам такое?
— Неплохая версия, — кивнул я. — Только рушится она у вас об одно обстоятельство.
— И какое же?
— У меня е
сть алиби.
От этих слов Руднев сразу скис. Злобно раздавив сигарету в пепельницу, спросил:
— И какое же?
— В тот вечер я был с одним человеком, он может это подтвердить.
— Мы это обязательно проверим, — сквозь зубы произнес Руднев.
— Проверяйте, — пожал плечами я.
Следователь вновь схватил сигарету, но так сильно, что сломал ее пальцами. Было видно, что он злиться.
— Только учтите, Пушкин. За дачу ложных показаний полагается уголовное преследование. Это касается и того человека, кто готов подтвердить ваше алиби.
От таких слов мне сделалось нехорошо, но виду я не подал. Может быть, не стоило так подставлять Катю? Нехорошо получилось. Надо постараться сделать так, чтобы к Кате не было никаких претензий. Если что-то случиться — я себе не прощу.
— Ко мне есть еще вопросы? — ледяным тоном спросил я. — Или я могу быть свободен?
Следователь злился, пыхтел, но предъявить ничего мне не мог, а потом нехотя отпустил.
На улице встречали отец и адвокат. Начали расспрашивать. Я коротко объяснил всю суть разговора. Адвокат кивнул:
— Все верно сделал. А на эту Катю можно положится?
— Да, — без запинки ответил я.
Мне хотелось верить, что это именно так.
* * *
Вновь началась Школа и нужно было возвращаться к занятиям. Кате я не звонил — понимал, что за ней сейчас будет пристальное внимание и любое наше общение может быть расценено следователем не так. Не нужно сейчас лишних вопросов, лучше выбрать тактику тишины.
Едва вошел я в учебное заведение, как обратил внимание, что смотрят на меня все как-то иначе. Слишком часто на меня обращали внимание, оборачивались, поглядывали украдкой, перешептывались.