Читать интересную книгу Камбрия - навсегда! - Владимир Коваленко

— У-уй! — Нион, стоя на четвереньках, попыталась разглядеть ушибленный локоть. Получилось настолько же удобно, как укусить. Потом посмотрела вниз. Внизу была богиня — разметавшая красные волосы по полу и странно обмякшая. На губах мерцала ласковая улыбка. Глаза словно пеленой подернулись.

— Что с тобой?

Неметона молчала. Молчала совсем — и устами, и в голове, только дышала глубоко и смотрела. В глазах был какой-то смысл, но скорей животный, чем человеческий. Нион прижала кулачок ко рту, душа крик. Неужели у великой сиды снова будет это ужасное обновление? Из-за Нион-Луковки? Лучше не жить. Прыгнуть из окна вниз головой — в ад, где после смерти обретаются самоубийцы и куда богиня, конечно, не попадет… Но сначала сделать, что возможно. Например, перетащить Неметону на кровать. Наклониться. Ухватить под мышки. Тяжелая… Маленькие женщины столько не весят. Верно, божественная суть тянет. Или зверь внутри. Или…

Рука Неметоны обвилась вокруг шеи. А в голове, в месте богини, было пусто, только смутные тени чувств. Образы.

— Не молчи, — попросила Нион, — скажи что-нибудь.

— Ты хорошая, Луковка. Ты красивая. Ты сильная.

В голове проявился образ: маленькая, куда меньше себя настоящей, сида на руках у Нион. И обнимает за шею вот так же…

— Не удержу, — выдохнула Луковка, — весишь ты много. Но дотащу… Сестер позвать? Мать? Врача?

— Никого… — Сида смотрела в потолок, изучала, как совершенно новое для себя явление. — Это тоже не болезнь. Это обнимки. Просто я в таких случаях обычно на сестре вишу. Правда, ноги не слабеют…

До Нион дошло. О манере сиды разводить родственные нежности с сестрами она была уже наслышана. Но на этот раз Немайн восприняла свою жрицу разом: как подругу — и как мужчину.

Нион выросла в Анноне, где на трех женщин приходился один мужчина. Там идея о том, что девочке может понравиться другая девочка, не казалась ни экзотической, ни запретной. Нион наклонилась к богине — для того, чтобы немедленно быть ухваченной обеими руками за голову, поцелованной в нос и крепко-накрепко обнятой. Внезапно защипало глаза. Похабные мысли вымело из головы, словно спертый воздух в распахнутое окно.

— Я — хорошая девочка, — сообщила на ухо богиня, — и ты тоже. Мы можем вместе смеяться и плакать, болтать и воевать, дрыхнуть в одной постели и делать кучу других разных дел. Но есть занятие, которому мы будем предаваться по отдельности — и исключительно с мужчинами. Причем с законными мужьями… Согласна? Умница! Но до чего странно я устроена: мужчине, случись что, могу дать в лоб. А девчонку — только обнять да приголубить покрепче, чтоб дурь выбило…

Нион почувствовала, как напряжение — напряжение неправедности, да! — ее отпускает. А из глаз текут слезы, смешиваясь со слезами той, с кем она одно целое, навсегда и навеки — по сути, по правде, по душе, а не по плоти…

Они стояли и смотрели. Любопытство, задор, ожидание, даже вызов. Они смотрели — и кого они видели? Нион стало немного не по себе. У каждого из тех, кого она привела к богине, сложился свой образ Неметоны — не такой, как у нее, а смутный, искаженный, неверный. Он может быть даже не похож на настоящую! Признают ли… Успокаивало, что у самой богини, похоже, особых сомнений на этот счет не было. Шагала бодро, весело помахивала ивовой веточкой. Увидев аннонцев, дернула ушами, склонила голову набок. Левая рука спряталась за спину.

— Рада вас видеть, — объявила. — Я всегда рада людям, желающим со мной работать…

Замолчала. Поворочала ушами, повертела головой. Теперь знает всех. Внешне. Нион вдруг поняла — быть богиней не так уж и сладко. Слишком зависишь от людей. И каждый человечишка лучше тебя знает, что ты есть и что должна делать… Зато хорошо — крещеной сидой. Никто не возьмется говорить, что тебе следует делать, а уважение и опаска — те же. Немайн прошлась мимо своих адептов раз, другой. Молчала. Давала аннонцам к себе привыкнуть.

— Ну, — спросила, — и как вы находите Неметону? Не больно грозная? Каждый из вас представлял меня иначе. Хуже того — представлял не меня. Сразу скажу: я не та, кому вы молились, приносили жертвы, о ком слышали в преданиях. Я — это я. Христианка. Хранительница правды. Дочь Дэффида Вилис-Кэдмана. Сида. Характер скверный. Не замужем.

Нион только глазами захлопала. Вот так, прямо в лоб? И ведь прошло, прошло! Иные даже заулыбались. Значит, в главном — приняли.

— Всем, кто желает мне помочь, я благодарна. Всех, кто имеет достаточно смелости, чтобы выступить против саксов, не будучи обязан к этому защитой родной земли — уважаю. Вы меня весьма порадовали. Сла-а-авно! Не перевелись герои в Британии.

Комплимент. А вот поклона — не заработали пока. Кроме первого, вежливого, при приветствии.

— К сожалению, времени у меня очень мало. Потому я хочу, чтобы каждый из вас коротко, очень коротко, назвал себя. Кто он, что умеет, чем желает заняться…

Немайн замолчала. За спиной громко дышала Луковка, изо рта явно поднимался невидимый еще людям парок. Вообще-то, конечно, сделала она все совершенно правильно: ухитрилась не сломать себе шею. Да и вернулась с прибытком. На самом деле — совсем не удивительно. Это для нормального общества она младенец, а для жреческих интриг — вполне зрелая подколодная змея. С очень небольшим практическим опытом, но выученная уж на таких примерах… Самый свежий случился прямо перед тем, как Нион сбежала от своих. Перед ее вторым самостоятельным выступлением. Первым было свидание с Немайн с глазу на глаз.

Собственно ей как раз ничего не грозило. Как всегда. Ее дело было подтвердить подлинность богини. Подтвердила. Против этого результата ни болотный бард, ни возглавлявшая экспедицию друидесса ничего не имели. Поэтому у глупенькой пророчицы, не умеющей лгать и притворяться, были все шансы выжить. Погибнуть она могла только в одном случае — если бы, зайдя слишком далеко в болото, она осталась без обоих кураторов. И выбраться не смогла. То, что девочка из золотой клетки в состоянии найти обратный путь сама, тем и на ум бы не пришло. А ей и правда пришлось трудно. Очень трудно. Но до болота не уйти было. Послеживали. Для проформы, не так, как друг за другом, вернее, враг за врагом, а как за скотиной смотрят. В болоте, пока шли по гатям — тоже. Кому, потеряв соратника в рискованной экспедиции, охота и за утрату ценнейшего инструмента отвечать? А пророчица второго уровня посвящения и была для аннонских друидов прибором… Немайнометром. Хорошим. Практически незаменимым. Слегка капризным, но точно в меру. В ту самую, которая не вызывает сильного раздражения, а только определенное уважение к норовистому аппарату.

Немайн разговаривала с аннонцами, а у самой перед глазами, как наяву, стояла трясина. И Луковка, которая еще сама не поняла, что — все решила, и изнутри сосет душу уже не необходимость выбора, а сладкая тоска по мгновению, когда она, наконец, перестанет быть чем-то и станет кем-то. Начнет собственную игру. За себя и Неметону! Что для нее — одно и то же.

Первое действие требовало одного — чтобы ее никто не взялся преследовать. Сколько времени она проживет, когда раскроется маскировка? Ровно столько, сколько понадобится каждой из грызущихся за власть над болотным краем клик, чтобы подготовить удар. Уж больно часто ей приходилось видеть такое, что не всяким взрослым адептам показывали. Глупенькая. Забудет. Не поймет. Молчунья, смотрящая внутрь себя. Не скажет. Одержимая богиней… Главное забывали — одержимая богиней мудрости и военных хитростей! А такая не может быть растением. Зато может обвешаться венками и веточками. Особенно старательно, если от этого зависит ее жизнь — и голос богини.

За пока еще не своими врагами пророчица следила внимательно. Видела: бард-проводник проиграл, еще не вступив в схватку. Старуха — выигрывала. О, если бы их было двое… Но пророчица стала граничным условием. Проводник не мог себе позволить ни убить обеих спутниц — уж больно суровая проверка ждала б его по возвращении, — ни совершить открытое злодеяние на глазах пророчицы. Вот подделать несчастный случай на тропе — это да, это пожалуйста. Пусть даже и весьма грубо — лишь бы сошло для единственной глупенькой зрительницы.

Те четыре часа, что они шли по гатям, Нион — тогда ее звали иначе — запоминала путь, сочиняя внутри себя песенку про каждый поворот, каждую кувшинку. То была уже вторая песня, первую она сложила при выходе, но проводник выбрал новый путь. За этот путь она насчитала пять попыток покушения барда на друидессу. И совсем не исключала, что заметила не все. Во-первых, потому, что была слишком занята, запоминая путь. Во-вторых, следить приходилось за обоими спутниками. В-третьих, она очень устала! Привыкла-то совсем к иной жизни… К вертикальным складкам круглой бревенчатой комнаты, отделенной от помещений для прислуги — и соглядатаев — тремя пологами, а от святилища Неметоны — всего одним. К ярким тряпичным коврикам и мягким тюфякам на гусином пуху. К дрянному — это она теперь знала, тогда оно казалось древним и могучим — оружию на стенах. И к тому, что не она ходит, а ходят к ней — а ей приходится сидеть на пятках, пока не затечет нижняя половина тела. А иногда и дольше. Когда заметно, что важные люди решают важные вопросы, не стоит какой-то девчонке путать их планы мелкими капризами. Если уж осмеливались иной раз слова богини перевирать — какое уважение они могли иметь к глотке, из которой эти слова исходили?