«житие» предполагает продолжение телесного делания77, но в особенности посвящено все более углубленному труду78 над возделыванием душевных добродетелей79, а более всего молитве без рассеяния и изгнанию страстных помыслов80, поскольку эти два последних делания являются совокупностью всего разумного жительства81. Когда эти навыки хорошо закрепляются в душе, они больше не являются добродетелями в собственном смысле слова, поскольку не представляют собой активности ни тела, ни даже души, но дарованы силой Святого Духа82. Тогда достигаются чистая молитва (без рассеяния и смущения83) и чистота сердца (daḵyūṯā d-lebbā)84, вместе с чистотой (naqdūṯā) совести и ясностью (šap̄yūṯā) души85 (которые относятся еще к разумному жительству86, но делают человека способным вступить в «духовное житие»87), а также, по-видимому, приходят и «духовные помышления»88, которые появляются после борьбы с демонскими нападениями при достижении чистоты сердца,89 такие как мысль о величии божественной природы, размышление о Преславной Троице и т. п.90
Наконец, духовное житие (dubbārā rūḥānāyā) начинается тогда, когда человек становится совершенным в исполнении всего, что относится к разумному жительству91. Тогда монах опытно познаёт наслаждение залогом любви Христа и Его Отца, «веру в собственном смысле», которая есть духовное видение нашего Господа и небесных благ, совершенное смирение,92 и духовную молитву, которая есть таинство откровений Христовых93.
Можно заметить, что вышеизложенное содержит много деталей, общих для учения Дадишо и Иоанна Отшельника, однако с одной разницей в словоупотреблении, когда речь идет о трехчастном разделении: «разумный» вместо «душевный». Порядок перехода от одной составляющей к другой также одинаков, но – как и у других восточносирийских мистиков, о которых мы сейчас будем говорить, – налицо перестановка в содержимом «чинов» или «жительств»: составляющие духовного чина у Иоанна отнесены у Дадишо к разумному жительству (нерассеянная молитва, чистота и ясность); точно так же и делание телесных добродетелей у Дадишо соответствует одной из сторон душевного жития у Иоанна Отшельника94.
У Симеона д-Тайбуте подразделение на три чина, сделанное Иоанном Отшельником, хотя и очевидным образом присутствует, однако не используется (по крайней мере, в текстах, опубликованных Минганой) как основной план духовной жизни – очевидно, из-за наложения на другие типы подразделений, воспринятые от Евагрия95. Впрочем, Симеон говорит о «внешнем жительстве» (dubbārā da-lḇar)96 или «внешних трудах» (῾amlē barrāyē)97, которые соответствуют сказанному Иоанном Отшельником о поведении внешнего человека и о телесном делании98: они состоят в очищении «страстной части души» через исполнение заповедей99.
От них рождаются100 «разумное жительство» (dubbārē d-re‘yānā)101 и внутренний мир102. Симеон д-Тайбуте упоминает также «душевное [состояние]» (nap̄šānūṯā)103, с которым связано второе естественное ведение104, то есть ведение телесных существ, проистекающее от правильного использования разума, обусловленного деланием того, что праведно105, но также являющееся следствием некоторого озарения106: разумное жительство действительно является ключом к тайнам Божиим, сокрытым в творении107, равно как через него отверзаются и очи ума для понимания Священного Писания, тогда как через пребывание в духовных помышлениях, которые свойственны для этого образа жизни, открываются сокровенные тайны108. Однако речь идет все еще о «помышлениях» (sukkālē) или, иначе говоря, представлениях и, следовательно, том ведении, которое необходимо превзойти на следующей степени109.
В самом деле, выше110 обоих предшествующих образов жизни и благодаря очищению, которое при них достигается111, во время молитвы приходит постижение новых тайн и вкушение божественной сладости112. Эта стадия соответствует «духовному [состоянию]» (rūḥānūṯā)113 и восхождению к Совершенству (šumlāyā)114, которое также является пребыванием на равнине Ясности (šap̄yūṯā)115. Чистота (daḵyūṯā), которая тогда достигается, позволяет ощутить действие Духа116. После достижения Чистоты117 молитва состоит в созерцании нового века, внутреннем утешении, соединении с Богом через откровение тайн118; теперь она становится постоянной119. Благодаря Ясности приходит также «духовное созерцание», в которое Симеон включает евагриевское созерцание телесных существ, осуществляемое собственно мистическим образом120. Наконец, достигается вершина ведения, которое есть «неведение, которое выше, нежели ведение»121. С другой стороны, Симеон говорит, что лишь малое число людей могут достичь совершенства122.
В учении Симеона мы также видим много черт, общих с Иоанном Отшельником, при наличии в их разделении на три чина перестановки, аналогичной той, которую мы видели у Дадишо в том, что касается отношений между телесным и душевным уровнями. Однако, похоже, действительной перестановки между душевным и духовным уровнями нет, насколько можно судить по текстам, часто довольно сложным.
Влияние Иоанна Отшельника на Исаака Ниневийского выявил Э. Халифе-Хашем в статье «Isaac de Ninive» в Dictionnaire de Spiritualité123. Основываясь главным образом на этой работе, мы вкратце представим содержание трех «жительств», на основе которых Исаак, следуя Иоанну Отшельнику, выстраивает свое духовное учение.
Телесное житие (dubbārā paḡrānāyā)124 состоит в очищении тела от всего вещественного, что есть в нем125, путем «телесных»126 и «внешних трудов», которые в это время необходимы127. Оно предполагает удаление от мира128, а также уединение129. Но на этом этапе жизнь человека еще не становится менее подверженной страстям130. И даже когда трудами покаяния131 он освобождается от сети (телесных) страстей, он все же только на краткое время может достичь отрешенности от земных вещей, ибо «он еще имеет только плотское оперение, иначе говоря, телесные добродетели, совершаемые внешним образом»132.
Разумное жительство (dubbārā d-re‘yānā)133 или «душевное делание»134 состоит в «сердечном труде»135, то есть в установлении охраны у границ внутренних страстей, в размышлении и непрестанной молитве136. Делание, соответствующее разумному жительству, смиряет и очищает (mṣallel) душу от грубых движений, устремленных к тленным вещам, так что движения больше не возникают в ней страстным образом, но вызываются тем, что происходит от созерцания вещей137, то есть созерцания Промысла Божия в этом мире по отношению к каждому из его отдельных составных частей138. Результатом этого труда, состоящего во внутреннем очищении, размышлении и отрешенности от «душевных помыслов»139, является видение природы души и сокровищ, сокрытых в ней, иначе говоря, нетелесные помышления, которые возникают сами по себе, без усилия и труда140. Однако в данном случае мы еще находимся в переходном чине (ṭaḵsā d-meṣ‘āyūṯā)141, между страстностью и духовным состоянием142, где светоносные и ревностные помыслы струятся в душе пока не одни, но вместе с другими – обманчивыми, бесовскими143. Те помыслы, что приходят от Бога, горячи и вызывают слезы144; в зависимости от ревности созерцания145 сначала это случается периодически, а затем становится непрестанным146. Эти слезы и порождаемая ими тишина помыслов ведут человека к достижению Ясности ума и к видению сокровенных вещей, ибо настоящая Чистота147 есть мир без всяких браней148. Тогда, в завершение всего подвижнического жительства149, человек становится достойным непрестанной150 или «чистой молитвы»151.
Духовное житие (dubbārā rūḥānā)152 определяется Исааком как «делание вне [телесных] чувств», потому что преграда в виде дебелости тела тогда снимается и видение становится духовным153. Действительно, это житие есть чистое изумление пред Богом154 в духовном свете веры, которая сияет в душе155 и превосходит ведение156;