и цвета, почему вы сказали, что она зеленая?
Фридман дернул плечами:
– Ну должен же я был что-то сказать! Мы же беседуем!.. Шучу! Просто я пытаюсь объяснить всю эту систему и понимаю, что это довольно непросто. Вот скажите, отчего вам кажется, что у вас кожа телесного цвета? Да просто оттого, что у вас такие ощущения! Другого ответа нет. Данный сигнал, то есть данную частоту электромагнитной волны, попадающую вам в датчики, – в глаза ваши, вы интерпретируете, как телесный цвет. Осознаваемые нами ощущения есть нечто первичное для нас, наше, индивидуальное, присущее только сознанию, осознаванию мира. И это как раз есть предмет наших исследований, по сути. Мы ведь не знаем, есть ли там, в «мире цифр», ощущения, какие они, что этим эволюционирующим существам кажется «красным» и кажется ли им вообще что-то. Точнее, не знали, теперь знаем.
Я затряс головой – рук для выражения эмоций мне уже не хватало. Фридман понял мои недоумения и попытался было начать объяснения снова, но я его перебил:
– А вы сами-то беседовали с ними?
– Нет. Эксперимент на данной стадии этого не предусматривает. Мы, как экспериментаторы, для объективности должны сделать выводы не благодаря своим кажимостям, а благодаря статистической обработке ваших кажимостей. Но по завершении эксперимента я – просто ради любопытства, – конечно же, с кем-нибудь побеседую, мне интересно. Но только в качестве иллюстрации, а не в качестве самоубеждения в чем-то. Такая схема методологически выстроена потому, что предмет изучения очень тонок и по определению субъективен – у нас ведь одни субъекты исследуют других на предмет субъектности или объектности. Других способов нет. Ну, это как в жизни, мы ведь не солипсисты и признаем наличие в других людях таких же мыслящих существ, как сами, – признаем в них субъекты. Хотя убедиться в этом не можем – мы же не можем почувствовать чужие ощущения и прочитать чужие мысли! Поэтому просто верим в то, что они тоже есть. Нам остается только предполагать, что у других людей мысли и душа существуют, и они подобны нашим.
– Душа?
– Ох, не цепляйтесь к словам, Саша! Ну, психика!.. Я понимаю, что с налету это трудно… Мы сами проводили целые часы в жестоких спорах об этом. Философов даже привлекали. Не говоря уж о психологах. Сначала вообще хотели только психологов подключить к тестам. Но потом решили, что обычные люди тут будут компетентнее, они не перегружены избыточными знаниями из области бихевиоризма… ну, то есть поведения и его особенностей… Вообще, давайте с другой стороны зайдем. Вот как определить, есть ли у частицы заряд? С помощью другого, пробного заряда, то есть с помощью другой заряженной частицы! Вот вы – такой пробный заряд. Который должен почувствовать поле другого. А я – не заряд! Я исследователь, то есть представляю собой изучающий субъект, а вы – объект изучения вместе с вашими собеседниками. Точнее, вы – инструмент. И мы смотрим, как наш инструмент отреагирует на изучаемые «заряды». Есть в них такое же «поле человечности», как у вас, или нет? Потом для объективизации подбиваем статистику.
Я удивленно хмыкнул:
– Я прямо не верю, что вы не беседовали с ними… А что, кстати, говорят предварительно собранные результаты, статистика ваша? Вы же говорили, что некоторые ставят галочку не там, где нам всем бы хотелось…
– Точной цифры не назову, не все данные еще поступили в обработку, поскольку эксперимент продолжается, но… Кстати, тут важно еще было не дать добровольцам общаться между собой, чтобы не было наведения и взаимовлияния от этих «пробных зарядов» друг на друга. Важны личные оценки! Но предварительно могу сказать – практически все поставили отметку во второй графе. Как и вы.
– И что это значит для эксперимента?
– Что эксперимент, по всей видимости, удался. И, наверное, собеседники действительно являются носителями самосознания.
– Что значит «наверное»?
– Очень высоковероятно.
– Хорошо. Допустим. А дальше что?
– Дальше? Диссертации защищать! Получать нобелевки и писать статьи! – засмеялся Андрей. – А в широком смысле, мы теперь можем создавать целые миры! В будущем, с появлением более мощных квантовых компьютеров – целые вселенные. Правда, цифровые, внутри машины.
– Зачем?
Фридман почесал голову.
– А зачем человек вышел в космос? Зачем первооткрыватели шли открывать проливы и новые земли? Интересно! Это наука. Она самодостаточна. Приспосабливают новые открытия к практическим нуждам уже другие люди – инженеры, купцы.
– Я, честно говоря, с трудом представляю, как это можно использовать в практических целях.
– Про электромагнетизм тоже сначала так думали. Когда-то, в середине девятнадцатого века, какой-то чиновник английского казначейства спросил у Фарадея, какая польза от изучения электричества. И тот ответил: «Сейчас не скажу, сэр, но когда-нибудь вы обложите это налогами». Как это можно будет применить? Черт его знает!.. Может, никак! А может… Ну, например, – я просто фантазирую! – можно проигрывать на серии эволюционных сценариев возможные варианты развития событий в реальном мире. Чтобы… я не знаю… избегать каких-то опасностей или быть к чему-то готовым.
– То есть целые миры, миллионы людей… миллиарды! Будут там гибнуть, а мы будем их изучать?
Фридман почесал макушку еще яростнее:
– Ну, тут, конечно, вопросы научной этики. Но все же лучше спасать реальный мир, проигрывая сценарии на компьютере, чем рисковать своей цивилизацией.
Я постучал пальцем по столу:
– Мы, добровольцы, отмечаем на ваших бумажечках, что там настоящие люди. Конечно, с нашей точки зрения, они не настоящие! Но, как вы сами сказали, они об этом не знают, воспринимая обмен электрическими сигналами внутри машины, как свою жизнь. Как и мы, кстати. Я уже подзабыл всю науку, конечно, со своими убийцами, насильниками и террористами, но мы с вами тоже ведь живем в мире электромагнитных сигналов, господин Фридман! Вся химия и биология – это же чистый электромагнетизм!
– Да, – кивнул Фридман. – Вы ничего не подзабыли, не кокетничайте! Вся химия – это чистой воды обмен электромагнитными квантами между атомами, точнее, между их внешними электронами. Все эти водородные, ковалентные связи… А сами атомы не распадаются потому, что внутри атомов идет такой же обмен виртуальными фотонами между ядром и электронной оболочкой!
– Почему виртуальными?
– Значит, кое-что подзабыли, – заулыбался Фридман. Казалось, он был рад уйти от темы этики и морали в сторону физики. – Потому что если бы они обменивались реальными квантами, то теряли бы энергию, чего не происходит. Я не физик, конечно, в полной мере, но, на мой взгляд, эти виртуальные кванты – просто некий математический конструкт для объяснения. А в реальности нужно мыслить квантовой нелокальностью… Впрочем, это мы так далеко уйдем от темы.
– Да. Слишком углубляться не