«Его руки и ноги связаны веревками, – записал начальник департамента полиции. – Кроме того, убийцы из предосторожности прикрепили цепь, чтобы удержать тело под водой. Осмотр показал, что у убитого множество ранений от пуль и ударов ножом».
Это был Григорий Ефимович Распутин, исчезновение которого стало страшным ударом для царской семьи. От этого удара императрица не могла оправиться. Ведь речь шла о судьбе ее сына. Тобольскому крестьянину Распутину приписывают особую роль в судьбе последнего императора и его семьи, в истории династии Романовых, да и всей России. Убили Распутина, рухнула монархия…
29 июня 1914 года 28-летняя крестьянка Симбирской губернии Хиония Кузьминична Гусева, религиозная фанатичка, ударила Григория Ефимовича Распутина ножом. Ему сделали операцию и спасли. Пока он лежал в больнице, в Европе разгоралась великая война. Распутин был против войны. Пришедшему за интервью корреспонденту сказал:
– Достоинство национальное соблюдать надо, но оружием бряцать не пристало. Я завсегда это высказываю.
Когда Николай объявил всеобщую мобилизацию, Распутин телеграфировал императору: «Грозна туча над Россией: беда, горя много, просвету нет, слез-то море, и меры нет, а крови? Слов нет, а неописуемый ужас. Знаю, все хотят от тебя войны. Ты царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Григорий».
Николай II колебался. Пытался удержать кайзера от войны. Сегодняшние историки даже называют русского императора наивным идеалистом. Император признался министру иностранных дел Сазонову:
– Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?
Русский царь и британский король Георг V внешне были очень похожи. Но британский монарх был свободен от огромной ответственности, которая лежала на плечах русского самодержца. В Англии короли давно отдали власть правительству и парламенту.
Николаю было сорок пять лет, и он уже двадцать лет управлял Россией. Население страны составляло 167 миллионов человек и быстро росло. Судьба этих миллионов и будущее России решалось в ту минуту.
Многие сановники предостерегали от участия в войне. И не только потому, что испытывали симпатии к Германии. Бывший министр внутренних дел России Петр Николаевич Дурново писал императору: «Если военные действия будут складываться неудачно, социальная революция в самых крайних ее проявлениях у нас неизбежна».
Но в Санкт-Петербурге считали, что если сейчас откажутся защитить маленькую Сербию, то Россия утратит право именоваться великой державой. На императора нажимал его дядя великий князь Николай Николаевич, Верховный главнокомандующий, министры. И министр иностранных дел Сазонов.
Карьерный дипломат Сазонов много лет прослужил за границей – в Лондоне, Ватикане, Вашингтоне. Он стал министром в 1910 году. Со всем пылом призывал императора к жесткой линии.
После австрийского ультиматума Сербии Сазонов сказал:
– Это европейская война.
Он позвонил императору и доложил об ультиматуме. Николай отреагировал мгновенно:
– Это возмутительно.
Совет министров одобрил предложения Сазонова:
– просить Австрию продлить срок действия ультиматума;
– советовать Сербии не принимать боя, оттянуть войска и просить великие державы «рассудить возникший спор». При этом мобилизовать четыре округа (Одесский, Киевский, Московский и Казанский) и оба флота – Черноморский и Балтийский.
В протоколе заседания записали: «Обращено было внимание на то, чтобы всякие военные подготовления не могли быть истолкованы как недружелюбные действия против Германии».
Едва появилось сообщение о частичной мобилизации, как германский посол граф Фридрих Пурталес приехал в российский МИД. Сказал, что Берлин будет склонять Вену к уступкам, но «настойчиво просил, чтобы преждевременной мобилизацией в России не было бы создано препятствия к осуществлению Германией воздействия на Вену».
Сазонов не поверил послу. Заметил своим помощникам:
– Заявление посла рассчитано лишь на то, чтобы, усыпив наше внимание, по возможности отсрочить мобилизацию русской армии и выиграть время.
В три дня вновь приехал германский посол. Прочитал телеграмму канцлера: «Если Россия будет продолжать свои военные приготовления, хотя бы и не приступая к мобилизации, Германия сочтет себя вынужденной мобилизовать, и в таком случае последует с ее стороны немедленное нападение».
Сазонов ответил крайне резко:
– Теперь у меня нет больше сомнений относительно истинных причин австрийской непримиримости.
Граф Пурталес вскочил:
– Я всеми силами протестую, господин министр, против этого оскорбительного утверждения.
Расстались более чем холодно.
Когда российский поверенный в делах в Сербии сообщил о начале бомбардировки Белграда, военный министр Владимир Александрович Сухомлинов и министр иностранных дел Сазонов собрались в кабинете начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Николаевича Янушкевича. Мнение было общее: «ввиду малого вероятия избежать войны с Германией» необходимо объявить не частичную, а полную мобилизацию. Доложили по телефону императору. Он согласился. Но около одиннадцати ночи военный министр позвонил Сазонову:
– Император отменил общую мобилизацию.
На следующий день военный министр Сухомлинов и генерал Янушкевич в присутствии Сазонова стали звонить императору и просить «дозволить приступить к общей мобилизации». Император ответил «нет» и хотел закончить разговор. Янушкевич успел сказать, что Сазонов просит разрешения обратиться к его величеству. Сазонов взял трубку и попросил срочно принять его для доклада о ситуации. Император назначил аудиенцию на три дня. Генерал Янушкевич уговаривал Сазонова склонить императора ко всеобщей мобилизации.
– После этого, – сказал Янушкевич, – я уйду, сломаю мой телефон и вообще приму все меры, чтобы меня никоим образом нельзя было разыскать для преподания противоположных приказаний в смысле новой отмены общей мобилизации.
Император принял Сазонова в Александрийском дворце в Петергофе.
«В течение почти целого часа министр доказывал, что война стала неизбежной, так как по всему видно, что Германия решила довести дело до столкновения, – записано в дневнике МИД. – Сильное желание государя во что бы то ни стало избежать войны, ужасы которой внушали ему крайнее отвращение, заставляло его величество, в сознании принимаемой им в этот роковой час тяжелой ответственности, искать всевозможных способов для предотвращения надвигавшейся опасности. Он долго не соглашался на принятие меры, хотя и необходимой в военном отношении, но которая, как он ясно понимал, могла ускорить развязку в нежелательном смысле».
При разговоре присутствовал генерал-майор свиты императора Илья Леонидович Татищев, несколько лет он был личным представителем Николая II при кайзере Вильгельме II. Когда все замолчали, он, желая заполнить паузу, произнес:
– Да, решить трудно.
Император с неудовольствием резко возразил:
– Решать буду я.
Но мнение Сазонова стало последней каплей.
– Я сидел против него, – вспоминал министр ту встречу с императором, – внимательно следя за выражением его бледного лица, на котором я мог читать ужасную внутреннюю борьбу, которая происходила в нем в эти минуты…
Наконец государь, как бы с трудом выговаривая слова, сказал министру:
– Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба мое приказание о мобилизации.
Сазонов спустился на нижний этаж дворца к телефону. Позвонил Янушкевичу, передал, что император согласен. И, вспоминая утренний разговор, добавил:
– Теперь вы можете сломать телефон.
И все-таки император еще надеялся обойтись без войны. Отправил телеграмму Вильгельму: Россия не примет военных действий, «пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу».
А министр иностранных дел Сазонов почему-то надеялся, что мобилизация пройдет тайно. Но следующим утром на улицах расклеили сообщения на красной бумаге о военном призыве. Берлин ультимативно потребовал отменить мобилизацию.
1 августа в пятом часу вечера германский посол граф Фридрих Пурталес позвонил начальнику канцелярии министра иностранных дел России барону Маврикию Фабиановичу Шиллингу: ему нужно видеть министра. Тот ответил, что Сазонов в Совете министров. Когда он вернулся, Пурталес приехал.
Сазонов не сомневался относительно цели визита посла:
– Он, вероятно, привезет мне объявление войны.
Граф Пурталес спросил, не согласна ли Россия отменить общую мобилизацию. Сазонов ответил:
– Нет.
Сазонов объяснил, что мобилизация не может быть отменена. Но Россия готова продолжить переговоры в надежде найти мирное решение.