Читать интересную книгу КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ - Кадзуо Исигуро

К этому времени я заметил, что нас все плотнее окружают множество гостей, желающих не только увидеть меня, но и послушать наш разговор. В такой ситуации едва ли можно было ожидать откровенности со стороны Макдоналда, и я решил временно оставить тему. Вообще-то меня переполняло желание встать и выйти немного подышать свежим воздухом, но, прежде чем я успел сделать хоть малейшее движение, Грейсон наклонился ко мне с лучезарной улыбкой и сказал:

– Мистер Бэнкс, понимаю, сейчас не самое подходящее время, но нам с вами необходимо кое-что бегло обсудить. Видите ли, сэр, мне выпала счастливая обязанность быть организатором церемонии. Я имею в виду церемонию встречи.

– Мистер Грейсон, не хотел бы показаться неблагодарным, но, как только что заметил мистер Макдоналд, времени у нас мало. К тому же меня уже встретили здесь с таким радушием…

– Нет-нет, сэр, – нервно рассмеялся Грейсон. – Я имел в виду настоящую церемонию. Церемонию встречи ваших родителей после стольких лет заточения.

Должен признаться, это застало меня врасплох, и несколько секунд я с недоумением смотрел на него. Он снова нервно хихикнул и сказал:

– Знаю, это может выглядеть немного преждевременным. Сначала вы должны сделать свою работу. И разумеется, я не хотел бы испытывать судьбу. Но все равно, понимаете, мы обязаны подготовиться. Как только вы объявите, что дело раскрыто, все потребуют от нас, от муниципального совета, отметить это событие подобающим образом. Понадобится провести особую церемонию, причем незамедлительно. Однако, видите ли, сэр, организовать мероприятие такого масштаба – задача непростая. Вот почему я прошу разрешения задать вам кое-какие вопросы. Во-первых, сэр, как вы посмотрите на то, чтобы местом проведения церемонии избрать Джессфилд-парк? Потребуется, как вы догадываетесь, достаточно просторная площадка…

Пока Грейсон продолжал говорить, я постепенно стал все отчетливее улавливать некий звук – он доносился откуда-то из-за спин собравшихся и напоминал отдаленную оружейную пальбу. Внезапно речь Грейсон была прервана сотрясшим зал громким взрывом. Я тревожно поднял голову, но увидел вокруг лишь улыбающихся, даже смеющихся людей, держащих в руках бокалы с коктейлями. Через несколько мгновений в толпе у окон началось какое-то брожение, словно возобновился крикетный матч. Я решил воспользоваться случаем и, поднявшись из-за стола, попробовал пробиться к окну. Передо мной оставалось еще слишком много народу, чтобы я мог увидеть хоть что-нибудь, и я изо всех сил старался протиснуться вперед. И тут до меня дошло, что ко мне обращается седовласая дама, оказавшаяся рядом.

– Мистер Бэнкс, – расслышал я, – отдаете ли вы себе отчет в том, какое облегчение все мы испытываем теперь, когда вы наконец с нами? Мы, разумеется, старались не подавать виду, но были чрезвычайно озабочены тем, что… Понимаете ли, – она махнула рукой в ту сторону, откуда доносилась пальба, – мой муж, например, утверждает, что японцы никогда не посмеют вторгнуться в международный сеттльмент. Но он повторяет это как заклинание раз по двадцать на дню, и его слова ничуть меня не успокаивают. Уверяю вас, мистер Бэнкс, когда весть о вашем прибытии дошла до нас, это стало первой хорошей новостью за последние месяцы. Мой муж даже перестал твердить свою маленькую мантру о невозможности вторжения японцев, во всяком случае, несколько дней он ее не повторял. Господи помилуй!

Еще один громоподобный взрыв сотряс зал, вызвав немало иронических восклицаний. В этот момент я заметил небольшой просвет впереди. Несколько французских окон было открыто, и люди хлынули через них на балкон.

– Не беспокойтесь, мистер Бэнкс, – сказал какой-то молодой человек, хватая меня за руку. – О том, чтобы порядок в Шанхае был нарушен, не может быть и речи. Теперь, после Кровавого понедельника, обе стороны действуют чрезвычайно осторожно.

– Но где это нее происходит? – спросил я.

– О, это стреляет японский военный корабль, стоящий в порту. Снаряды перелетают через нас и разрываются вдали. После наступления темноты зрелище бывает весьма впечатляющим. Это все равно что наблюдать за падающими звездами.

– А если снаряд упадет ближе?

Не только молодой человек, с которым я разговаривал в тот момент, но и несколько других гостей рассмеялись, услышав такое нелепое предположение, – рассмеялись, как мне показалось, нарочито громко. Потом кто-то сказал:

– Остается надеяться, что японцы стреляют метко. В конце концов, если они не будут аккуратны, под их огонь могут попасть и их собственные солдаты.

– Мистер Бэнкс, не желаете? – Мне протянули театральный бинокль.

Я взял его – и это словно послужило сигналом. Толпа расступилась, меня буквально вынесли к открытой балконной двери. Я вышел на маленький балкончик. Небо на западе было темно-красным, дул легкий ветерок. Взглянув вниз с приличной высоты, я увидел за ближним рядом домов рукав реки, а далее теснились, наползая друг на друга, лачуги, над ними поднимался в вечернее небо столб серого дыма.

Я приставил к глазам бинокль, но фокус был сбит, и поначалу все передо мной заволакивала сплошная пелена. Покрутив колесико, я увидел реку, по которой, к моему удивлению, прямо под канонадой продолжали сновать всевозможные суденышки. В глаза бросился кораблик – некое подобие маленькой баржи с одиноким матросом на борту, – до того набитый корзинами и тюками, что казалось невероятным, чтобы он прошел под низким мостом, находившимся прямо подо мной, не задев его. Однако суденышко быстро приближалось к мосту, и я не сомневался: сейчас стану свидетелем того, как по крайней мере несколько верхних тюков упадет в воду. Несколько секунд я неотрывно наблюдал за ним в бинокль, напрочь забыв о стрельбе. Матрос, так же как и я, был полностью озабочен судьбой своего груза и не обращал никакого внимания на снаряды, разрывавшиеся справа, всего в каких-нибудь шестидесяти ярдах от него. Потом суденышко скрылось под мостом, и я со вздохом облегчения опустил бинокль – оно грациозно выплыло по другую сторону с неповрежденными тюками.

Пока я смотрел на воду, за спиной у меня собралась внушительная толпа. Передав бинокль кому-то, стоявшему рядом, я сказал, не обращаясь ни к кому персонально:

– Значит, это война. В высшей степени интересно. Как вы думаете, много ли будет жертв?

Поднялся гул голосов, из которого выделился один:

– Там, в Чапее, убита масса народу. Но еще немного – япошки возьмут его, и все снова станет тихо.

– Не будьте так уверены в этом, – возразил кто-то. – Гоминьдановцы уже преподнесли немало сюрпризов. Уверен, они и дальше будут нас удивлять. Готов поспорить, Чан Кайши продержится долго.

Все стали оживленно обсуждать высказанное предположение: несколько дней, несколько недель – какая разница? Рано или поздно китайцам все равно придется сдаться, так почему не сделать это сразу? На что несколько гостей возражали в том духе, что, мол, исход отнюдь не предрешен. Обстановка меняется каждый день, к тому же игру путает множество факторов.

– А кроме всего прочего, – кто-то громко возвысил голос, – разве мистер Бэнкс уже не здесь?

Этот вопрос, носивший, несомненно, риторический характер, тем не менее странно повис в воздухе. Все притихли и устремили взгляды на меня. У меня было ощущение, что не только те, кто стоял в непосредственной близости к балкону, а присутствовавшие в зале в напряженной тишине ждали моего ответа. Мне пришло в голову, что это самый подходящий момент, чтобы сделать заявление – заявление, коего ожидали с той самой минуты, как я появился в зале. Откашлявшись, я громко сказал:

– Дамы и господа! Вижу, ситуация здесь сложилась весьма тяжелая. В такой момент мне не хотелось бы сеять неоправданных ожиданий. Но позвольте заметить, что меня не было бы сейчас здесь, если бы я не верил в возможность довести это дело до счастливого конца в весьма недалеком будущем. Я даже сказал бы, дамы и господа, что смотрю в это будущее более чем оптимистично. Прошу вас потерпеть еще неделю или около того. И тогда посмотрим, что удастся сделать.

После моих последних слов в зале неожиданно грянул джазовый оркестр. Понятия не имею, было ли это просто совпадение, но, если гак, то совпадение получилось весьма эффектное. Внимание ко мне стало ослабевать, люди потянулись в зал, и я тоже направился туда. Пытаясь найти свой столик – на какой-то миг я потерял ориентацию, – я заметил, что танцовщицы уже заняли центральную площадку.

Их было не меньше двадцати, преимущественно евразийки, в весьма условно прикрывающих наготу костюмах, украшенных перьями. По мере того как танцовщицы продолжали выступление, публика все больше утрачивала интерес к сражению, происходившему за окнами, хотя канонада по-прежнему была отчетливо слышна, несмотря на бравурную музыку. Создавалось впечатление, будто для этих людей одно представление просто сменилось другим. Не в первый раз по приезде я почувствовал, как на меня накатывает волна отвращения к здешнему высшему обществу. Дело было не только в том, что в течение многих лет они, увы, так и не сумели ответить на вызов, коим являлось это дело, и позволили событиям развиться до нынешнего ужасающего состояния со всеми вытекающими чудовищными последствиями. Больше всего с первой минуты по прибытии в Шанхай меня шокировало то, что никто здесь не признавал своей роковой вины в происходящем.