– И тебе счастливо, дорогая, – сказал Максим.
– Прошу прощения, Максим Петрович, – робко проговорила по внутренней связи секретарь Светлана, – не хотела вас отвлекать, но вы просили напомнить, что сегодня к двенадцати должны быть в Думе.
Верно. Он и забыл.
– Спасибо, Света. – Он перевернул листочки на столе. – Что-то еще?
– Звонила Ирина Станиславовна. Шесть раз. Вы просили ни с кем вас не соединять.
– Все правильно, – сказал Максим. – Вадим приехал?
– Он с утра на месте.
– Хорошо. Пусть подает машину.
Оставалась пара свободных минут. Плюнув, он набрал номер Ирины.
– Я тебе обзвонилась! – возмущенно зазвенел в трубке ее голос.
– У меня были дела, – сухо сказал Максим.
– Но ты мог бы предупредить! Я беспокоилась!
– У меня нет времени на оправдания, – грубо оборвал он ее. – Что-то срочное? Если нет – увидимся дома.
– Я не знаю, когда приеду, – капризно объявила жена. – Я ждала тебя вчера весь вечер, накрыла стол, поставила свечи… А сегодня я пошла позавтракать в кафе, встретила знакомую, и она пригласила меня на вечеринку. Так что, возможно, я буду поздно. Не скучай!..
– Постараюсь, – хмыкнул он. – Главное, чтобы ты вовремя появилась у регистрационной стойки. Если, конечно, ты не передумала лететь.
– Не беспокойся, милый. Я не передумала. Целую!
Максим поднялся, схватил пиджак и бросился к выходу.
Любовь любовью, но есть дела, которые невозможно отставить. И слава богу, что они есть, иначе можно было бы сойти с ума.
Домой Максим попал только к полуночи. Квартира блестела стерильной операционной чистотой, какую обычно Ирина требовала от горничной. Холодильник был битком забит провизией – от фруктов и салатов в прозрачных лоточках до аппетитных бифштексов с хрустящей масляной корочкой.
Максим что-то пожевал, не различая вкуса. Внезапно им овладела невероятная усталость – у него не осталось сил ни двигаться, ни переживать, ни думать. Кое-как Максим собрал чемодан, упал в кровать и провалился в тяжелый сон. Он не слышал, как пришла Ирина, не почувствовал, как она потрогала его за плечо, легла рядом.
Утром зазвонил будильник. Максим поднялся, растолкал жену. Та с трудом разлепила припухшие веки. Ирина выглядела разбитой: под глазами синева, волосы всклокочены. Она пила кофе, страдальчески морщась, массировала виски. Видно, вечеринка удалась.
– Ну и как Венецианский балет? – осведомился Максим.
Ирина поперхнулась.
– Знаешь, Макс, – произнесла она, откашлявшись, – иногда ты меня пугаешь тем, что все про всех знаешь.
– Работа такая, – отрезал Максим.
Ирина повернула голову и, застонав, сдавила ладонями виски.
– Сколько же ты выпила? – ухмыльнулся Максим.
– Тебе-то что? – огрызнулась жена. – Если я сдохну, ты только рад будешь.
– Депрессивное состояние, вызванное похмельным синдромом, – диагностировал Максим и пошел в душ.
Ирина что-то пробурчала в ответ. Налепила на лицо жуткую зеленую маску. Сделалась похожей на ожившего мертвеца. Она и двигалась как зомби – натыкалась на мебель, бранилась под нос, кидала в чемодан все, что попадалось под руку. Пришла горничная. Ирина на нее набросилась, с ходу за что-то отчитала. Максим понял, что объясняться с женой, когда она находится в таком состоянии, невозможно, ушел в комнату, врубил телевизор и стал коротать время до приезда Вадима.
Ко времени подачи машины Ирина успела привести себя в божеский вид – напялить на себя какой-то пестрый эксклюзив и поверх него голубую норку. Она посвежела и повеселела. Не успев сесть в самолет, заказала дринк. Максим оглядел салон первого класса, решил, что вряд ли Ирина станет закатывать сцены в присутствии посторонних, и, собравшись с духом, произнес:
– Ира, я должен тебе кое-что сказать.
– Нашел время. У меня уши заложило, – капризно объявила Ирина. – Впереди две недели, успеем наговориться. – И, осушив свой дринк, откинувшись в кресле, закрыла глаза.
Ну не зараза?
***
После московского ледяного смога мягкий альпийский воздух казался неестественно чистым. Казалось, что повсюду разлился тонкий смолистый аромат морозной хвои и чего-то еще – неуловимого, невесомого, как первый иней, покалывавшего ноздри, кружащего голову. Их взорам открылся великолепный пейзаж. Неровные пики заснеженных гор, снег, искрящийся всеми цветами радуги на невероятно ярком ослепляющем солнце, пушистые сосны, прокалывающие макушками бездонное синее небо. От этой нетронутой, первозданной красоты захватывало дух. Максим подумал, что непременно влюбился бы в Альпы, если бы не надо было покорять их на лыжах.
А Ирину возбуждала мысль о предстоящем катании. Она обозревала горы горящими от возбуждения глазами, как норовистая лошадка, притопывала мыском ботинка, поправляла шапочку, ловила заинтересованные мужские взгляды и бросала ответные из-под полуопущенных ресниц, мастерски разыгрывая кокетливое смущение. Максим равнодушно наблюдал за этой игрой и размышлял, когда лучше возобновить разговор, отложенный в самолете. Порой ему казалось, что Ирина не догадывается, о чем пойдет речь, а иной раз он думал, что она – великолепная актриса, исполняющая роль наивной недалекой супруги. Максим попеременно склонялся то к одному, то к другому варианту и не знал, какой из них для него предпочтительнее.
– Ира, нам надо поговорить, – снова сказал Максим, когда они оказались в роскошном двухкомнатном люксе.
– Это важно? – приподняла брови жена.
– Да.
– Тогда отложим на потом, – спокойно обронила она. – Не будем портить отдых проблемами. Впереди масса времени. Не хочешь прокатиться прямо сейчас?
– Нет, я хочу передохнуть с дороги, – отозвался Максим.
– А я проедусь. Обожаю горы! Такая красотища! Надо будет в следующий раз взять с собой детей, как ты считаешь?
– Посмотрим, – отозвался Максим, почувствовав острый приступ раздражения от того, что Ирина всякий раз ловко сводила беседу к детям. Сколько можно спекулировать ими? Миллионы родителей расходятся – и ничего. Он уже и так давным-давно стал «воскресным папой» – видит сына и дочь только по выходным и праздникам, в перерывах между делами и командировками. Максим вдруг понял, что хочет расставить точки над «i» уже не ради Евгении, а ради самого себя. Он тоже смертельно устал всем врать: жене, детям, любовницам, знакомым, самому себе.
Он хочет стать свободным, вырваться из удобной комфортной золотой клетки, в которую по дурости запер себя сам.
Максим лег на широкий диван, включил телевизор. Ирина еще некоторое время копалась в спальне, рассовывала вещи по шкафам, потом крикнула, что уходит, хлопнула дверью.