в том, что Хуэй виновен в убийстве своего отца. Он продолжил рассказывать о том, как Хуэй принес вино в ту ночь, в то время как господин и Хави были погружены в дискуссию о защите Лахуна.
- Обвиняемый налил испорченное вино в кубок своего отца и со злобой наблюдал, пока губернатор не осушил его, - продолжил управляющий.
Хуэй вздрогнул. Ложь, чтобы нарисовать его в наихудших красках. Он хотел что-то сказать, но Бакари поднял руку, чтобы заставить его замолчать.
- В течение трех ударов сердца губернатор начал дрожать, когда яд начал действовать, - продолжил управляющий. - Каким мощным он должен был быть, чтобы так быстро подействовать. И какое зло должно поглотить того, кто искал яд такой силы и был готов его использовать. Да, чтобы использовать его против своих сородичей.
Члены суда кивнули в знак согласия. Хуэй стиснул зубы. Ему понадобится вся мощь его серебряного языка, чтобы опровергнуть эту выдуманную историю.
Хуэй снова попытался заговорить, но Бакари только рявкнул: - У тебя еще будет время.
- И когда лорд Бакари поднял тревогу, - сказал управляющий, - и сделал все, что мог, чтобы спасти жизнь бедняги, обвиняемый вернулся, чтобы позлорадствовать по поводу смерти губернатора. Эти детали остаются главными в этом преступлении – обвиняемый собственноручно принес кувшин с отравленным вином в кабинет. Никто не руководил им. И если бы не воля богов, сам господин Бакари мог бы сейчас быть мертв.
Вздох шока прошелестел по двору.
Бакари кивнул Хуэю. - Говори, если это принесет пользу.
Хуэй перевел взгляд на обвиняющие взгляды старейшин, переходя от одного к другому. Он не хотел показывать страха или каких-либо признаков слабости, которые они могли бы использовать для определения его вины.
- Это правда, что в тот вечер я принес вино в кабинет губернатора, - сказал он ясным голосом. - Но я не знал, что оно было отравлено.
- Тогда как же так получилось? - потребовал Бакари. - Кувшин с вином был у тебя в руках. Если бы яд туда положила другая рука, она не могла бы знать, что ты передашь его своему отцу. И мне. - Глаза Бакари, казалось, исчезли в тени.
- На пиру был один человек, который выиграл от смерти моего отца...
- Кто? - рявкнул Бакари.
Слова застряли у Хуэя в горле. Он будет ждать своего часа, чтобы раскрыть причастность своей матери. Он чувствовал на себе ее тяжелый взгляд, но не смотрел в ее сторону. Было бы также в его пользу сказать, что Кен невольно дал ему вино под руководством Исетнофрет. Но он не мог впутать в это дело собственного брата, чтобы спасти свою шкуру. Это было бы нечестно.
- Я, должно быть... Мне... дали кувшин с отравленным вином и заставили передать его вам, господин Бакари, и моему отцу. Я был всего лишь орудием в руках других людей, которые действительно таили зло в своих сердцах.
Бакари прищурился. Хуэй видел, что если он еще и не убедил своего обвинителя, то, по крайней мере, пробудил его интерес, и на данный момент этого было достаточно.
- Нет никаких причин, по которым я стал бы замышлять убийство своего отца, - продолжил Хуэй. - Я любил его всем сердцем. Только накануне вечером он сделал мне этот чудесный подарок...
Хуэй указал на свой красивый халат, не сводя взгляда с Бакари. Но в этих глазах появилось недоумение, и когда он посмотрел вниз, Хуэй понял, что стоит перед ними, одетый в грязную одежду, настолько оборванную, что он был похож на одного из нищих, которые ковыляли по Нижнему городу.
- Я любил своего отца, - повторил он, задыхаясь от слов. - Я любил его всем сердцем и сделал бы все, чтобы продемонстрировать то уважение, с которым я к нему относился. Он был хорошим человеком – великим человеком. И трагедия этих событий в том, что он встретил свой конец слишком рано. - Хуэй боролся с подступающими слезами. Он должен был оставаться уравновешенным, чтобы они уважали его слова. - Кто бы ни совершил это преступление, господин Бакари, они все еще на свободе в Лахуне. Они по-прежнему представляют угрозу для всех хороших людей. Я умоляю вас. Воздайте правосудие здесь. Справедливость для моего отца. И не дайте убийцам избежать наказания, которого они заслуживают.
Бакари сказал: - Я чувствую, что у вас есть кто-то, кого вы хотите осудить. Если это правда, вы должны это сделать. Но сначала... Есть ли здесь кто-нибудь, кто будет говорить от имени обвиняемого? - Его голос разнесся по всему залу.
Раздался звонкий голос.
- Я буду.
Хуэй повернулся и увидел Ипвет, идущую вперед. Казалось, ее не смущали лица, глядящие на нее.
- Я дам свидетельство о характере моего брата, - продолжала она, - и о его любви к нашему отцу.
Бакари наблюдал за ней. - Ты знаешь, что лжесвидетельство - величайшее преступление в глазах богов?
Ипвет кивнула.
- И ты знаешь, что если ты будешь виновна в таком преступлении, тебе отрубят руки и ноги и утопят в канале?
На этот раз Ипвет побледнела, но держалась твердо.
-Я клянусь говорить правду, от всего сердца.
- Очень хорошо, - сказал Бакари, кивая в знак согласия остальным придворным. - Продолжай.
Когда его сестра посмотрела на него, Хуэй увидел любовь в ее глазах и почувствовал прилив тепла.
- В моем брате много от моего отца. Его сила. Его преданность тому, что правильно. Он вырос хорошим человеком, и я знаю, что мой отец очень гордился им. Хави сам мне об этом сказал.
Хуэй едва мог вслушиваться в эти слова.
Пока Ипвет продолжала свой рассказ о многочисленных проявлениях любви Хуэя к отцу, он наблюдал за лицами Бакари и суда. Бесстрастная мольба сестры, казалось, тронула их сердца. Высеченные из кости черты смягчились. Головы кивали или склонялись, чтобы сосредоточиться на ее словах. Когда на мрачном лице Бакари появился намек на улыбку, Хуэй почувствовал нарастающий прилив облегчения. Ипвет наверняка выкупит его свободу, а вместе с ней он найдет способ привлечь Исетнофрет к ответственности за совершенное ею ужасное преступление, независимо от того, прислушается владыка к его обвинениям или нет.
Хуэй огляделся. Рот Исетнофрет