«Но когда вас лично попросили разрешить отправлять им посылки и деньги, вы отказались?»
«Я выполнял приказ. Я не мог разрешить этого, это было запрещено».
«Какое отношение вы, служащий железной дороги, имели к проблеме посылок и денег для заключенных?» (Эйхман настаивал на том, что он был всего лишь клерком, который управлял движением поездов в концентрационные лагеря.)
«В Центральном управлении получали множество писем. Те из них, что касались евреев, направляли мне, и я обратился за инструкциями к руководству».
«Не хотите ли вы сказать, что вы обратились к Мюллеру, чтобы он принял решение по такому незначительному вопросу, как получение посылок?»
«Да, пришлось создать такой прецедент».
Было общеизвестно, что в нацистской иерархии Эйхман считался специалистом (референтом) по всем вопросам, связанным с евреями, поэтому Хаузнер сказал ему: «Я считаю, что, когда вы отправились к Мюллеру, он должен был спросить вашего совета как референта».
Эйхман оглянулся вокруг как бы в поисках выхода: «Я уже говорил, что приехал тогда в Берлин против своего желания. И когда я прибыл туда, на первых встречах с представителями центрального аппарата я был очень осторожен».
Дверь запасного выхода с грохотом захлопнулась, когда судья Ландау объявил: «Вас спросили о том, интересовался ли Мюллер вашим мнением?»
«Я должен был доложить Мюллеру содержание писем и дожидаться указаний. Я ничего не предлагал».
Хаузнер: «И во всех разговорах с Мюллером вы ни разу ничего не предложили?»
«Я ни разу ничего не предлагал после Мадагаскарского плана, даже в переходный период после этого».
«Это значит, что вместо того, чтобы вызывать вас, Мюллер мог просто воспользоваться диктофоном. Мюллер мог бы прослушать запись, а затем ваши ответы были бы запротоколированы. Вы хотите уверить нас, что ваша роль сводилась к этому?»
«Все было не совсем так. Я должен был суммировать содержание писем в одном документе и вкратце доложить его Мюллеру. А он сам должен был подготовить окончательный ответ».
Судья Ландау: «И Мюллер не поинтересовался мнением человека, который занимался этими вопросами ежедневно?»
«Мюллер знал меня и был в курсе того, что я никогда не принимал решений и не готовил рекомендаций».[6]
Однако из дальнейших допросов выяснилось, что Мюллер был полностью удовлетворен активной деятельностью, которую Эйхман развил в рамках выполнения программы уничтожения евреев. Он даже как-то заявил, что, если бы в Германии было пятьдесят таких Эйхманов, она никогда не проиграла бы войну! В Эйхмане он увидел человека, который готов внимательно отслеживать судьбу каждого еврея с момента, когда тот надел свою желтую шестиконечную звезду (отличительный знак для евреев, введенный в нацистской Германии. – Ред.), до того мгновения, когда с той же звездой на груди он предстанет перед могильным рвом под прицелом расстрельной команды, или его тело не будет предано желтому же огню печи крематория.
Эйхман признал, что Международный военный трибунал справедливо приговорил к смерти высших руководителей рейха, таких как Геринг, Кальтенбруннер, Риббентроп, Франк и другие, так как, по его словам, именно они были инициаторами приказов. Этим признанием Эйхман практически лишил основания свои аргументы о выполнении приказов сверху. Ведь если бы эта линия защиты была верна, то даже Геринг и его друзья и коллеги-обвиняемые на Нюрнбергском процессе не были бы повешены, так как они получали приказы на убийства от самого Гитлера.
Позиция Эйхмана по вопросу об ответственности за преступления не отличалась от линии защиты Геринга, Кальтенбруннера, Риббентропа и Франка. Профессор Франц Зикс, который был руководителем и коллегой Эйхмана по службе в РСХА, в своих показаниях указывал, что «отдел Эйхмана занимал особое положение, что сам Эйхман, можно сказать, не подчинялся Мюллеру, а его место в структуре РСХА было близким к положению самого Мюллера, руководителя гестапо».
Имея такие показания, можно было предугадать, что Эйхман при перекрестном допросе неизбежно столкнется с серьезными трудностями. Когда Хаузнер спросил его, должны ли были руководители РСХА выполнять приказы Гитлера, Эйхман ответил утвердительно.
«И вы подтверждаете справедливость приговора Нюрнбергского суда Кальтенбруннеру, несмотря на то что, если следовать вашей логике, он тоже всего лишь получал указания сверху?»
«Нет, как руководитель в звании генерала, он сам отдавал приказы».
«Но я спрашиваю вас о роли Кальтенбруннера в уничтожении евреев. Здесь он тоже получал приказы?»
«Нет, здесь он тоже отдавал приказы».
«Но вы не можете противоречить своим же словам, сказанным всего лишь пять минут назад».
Было ли это правильным ответом или нет, но Эйхман не колебался ни минуты. Он заявил, что Кальтенбруннер и другие играли роль «первых скрипок».
Но здесь ему пришлось столкнуться с очередной трудностью. Судья Ландау, председательствующий на суде, заметил: «Я должен сказать, что удивлен, услышав это. Государство национал-социалистической Германии было организовано на основе соблюдения принципов иерархии. Это означает, что все те, кто стоял ниже Гитлера, получали приказы».
Эйхман ответил, что те, кто возглавлял крупные структуры власти, обладали особыми полномочиями.
Судья Ландау: «Вы имеете в виду, что в рамках полученных приказов они обладали широкой личной свободой действий?»
Эйхман подтвердил, что эти люди действительно обладали широкими полномочиями. Тем самым он невольно согласился с тезисом обвинения о том, что и он сам, являясь руководителем отдела, обладал той же свободой действий, что и другие руководители. А это значит, что и он подлежал суду, как и Геринг, Кальтенбруннер, Франк и другие, чье обвинение на Нюрнбергском процессе он признал обоснованным и казнь которых через повешение он нашел справедливой.
В то время как, находясь на месте обвиняемого, Эйхман постоянно отрицал, что он когда-либо обладал реальной властью, ранее, в 1957 г., в Аргентине, во время беседы с голландским журналистом Вильгельмом Зассеном, он не был столь же скромен. Ему он рассказывал, что, когда Мюллера не было на месте и его обязанности исполнял Шелленберг, Эйхман обычно сам принимал решения, которые Мюллер утверждал по возвращении.
Кроме того, Эйхман заявил журналисту: «Я являюсь мыслящим человеком и не могу просто слепо выполнять свою работу, потому что в таком случае я буду работать без инициативы. Было время, когда я понимал необходимость того, чем занимаюсь, и делал свою работу с большим желанием и дальним прицелом. Я говорю о евреях…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});