По преданию, Бочика, он же Суа, прибыл с востока. К востоку от земель чибча, в Венесуэле и соседних областях, мы снова встречаем воспоминания о странствующем культурном герое. Его именуют по-разному, где Цума, где Суме, и всюду он научил народ земледелию и прочим благим вещам. В одном предании говорится, что он собирал людей вокруг высокой скалы, а сам с ее вершины читал свои наставления и законы. Прожив какой-то срок с народом, он уходит. В одних местах предание сообщает, что он ушел по своей воле, в других его изгоняют строптивые слушатели, которым надоели наставления.
Прямо на запад от Колумбии и Венесуэлы, у панамских индейцев куна, вырезавших письмена на дощечках, сохранилось предание, что после катастрофического потопа «явился великий муж, который… учил людей, как жить, как именовать вещи и как ими пользоваться. С ним следовали сподвижники, распространявшие учение…» (Stout, 1948[300]).
Северо-западнее Панамы, в Мексике, ко времени прибытия испанцев процветала высокоразвитая цивилизация ацтеков. Их огромная военная империя, как и инкская, намного превосходила Испанию и любое другое европейское государство той поры. Тем не менее, когда Эрнан Кортес в 1519 г. высадился на мексиканском берегу, небольшой его отряд без помех проследовал через густые леса до ацтекской столицы в горах, где они расправились с могущественным правителем и подчинили себе его государство с такой же поразительной легкостью, с какой Писарро несколькими годами позже покорил империю инков. И вышло так вовсе не из-за военного превосходства испанцев или слабости индейцев, а потому что «возвращение» белых бородатых чужеземцев повергло в смятение религиозное население. На всем пути от Анахуака в Техасе до границ Юкатана ацтеки рассказывали о белом бородатом Кецалкоатле, как инки рассказывали о Виракоче. С момента высадки на мексиканском берегу белых бородатых испанцев ацтеки принимали их за возвратившихся людей Кецалкоатля.
В своей «Карта Сегунда», изданной в 1520 г., Кортес так излагает речь, с которой повелитель ацтеков Монтесума обратился к нему после того, как испанцев окропили кровью от человеческого жертвоприношения: «Нам известно с давних пор из записей, полученных от наших предков, что ни я, ни кто-либо другой из обитателей этой страны не являемся ее коренными жителями, а мы пришельцы из далеких краев. Нам известно также, что привел нас сюда некий правитель, коего подданными все мы были, а он вернулся в свою страну и после долгого отсутствия снова прибыл сюда, чтобы увести свой народ. Но люди успели обзавестись женами и домами, не хотели никуда уходить и не признавали его больше своим властителем, поэтому он вновь удалился. Мы всегда верили, что люди его рода когда-нибудь возвратятся и объявят эти земли своими владениями, а нас — своими вассалами. И вы пришли с той стороны, где восходит солнце, и поведали мне о пославшем вас великом господине, и мы верим и не сомневаемся, что он наш естественный властитель, тем более что ему, по вашим словам, давно ведомо о нас. Вот почему можете не сомневаться, что мы будем повиноваться вам и почитать вас как наместников великого господина, и во всех подвластных мне землях вы можете распоряжаться по своему усмотрению, и ваши приказы будут выполнены, и все, чем мы располагаем, будет к вашим услугам. И так как вы пришли в свои наследственные земли и свой родной дом, то располагайтесь и отдыхайте после тягот вашего путешествия и битв на вашем пути».
В своем труде о религиях американских аборигенов Бринтон комментирует:
«С таким необычным приветствием обратился самый могущественный вождь Американского континента к испанцу, сопровождаемому горсткой воинов. Оно означало полное повиновение без боя. И оно выражало всеобщее настроение. Когда испанские корабли впервые пристали к мексиканским берегам, индейцы целовали их борта и приветствовали белых бородатых чужеземцев с востока как богов, как сынов и братьев Кецалкоатля, вернувшихся из небесной обители, чтобы предъявить свои права на земли и вернуть местным жителям райские дни, — надежда, которая, как сухо отмечает Патер Мендиета, быстро улетучилась, едва несчастные индейцы ощутили на себе деяния пришельцев».
Похоже, что первоначально Кецалкоатль, как и Виракоча, было наследственным именем, вернее, титулом сменявших друг друга священных правителей, которые поклонялись носившему то же имя верховному солнечному богу и называли себя его потомками. Но со временем все Кецалкоатли — и все Виракочи — слились в одно, единое олицетворение бога-творца, культурного героя и смертного благодетеля.
Составное имя Кецалкоатль часто вольно переводится как «пернатый змей»; кецал (Trogon splendens) — наиболее почитаемая ацтеками птица, а коатль (змей) — священный символ света и божества как в Мексике, так и в Перу. Кецалкоатль был верховным божеством ацтеков, подобно тому как Виракоча у инков. Тем не менее, указывает Бринтон, «в мыслях ацтеков преобладал не бог Кецалкоатль, таинственный творец видимого мира, а верховный жрец Кецалкоатль в славном городе Толлане (Туле), учитель искусств, мудрый законодатель, благородный правитель, искусный зодчий и милостивый судья».
Кецалкоатль запретил жертвоприношения людей и животных, говоря, что богам довольно хлеба, цветов и благовоний. Он решительно выступал против войн, потасовок, набегов и других видов насилия, за что перед ним искренне преклонялись не только его подданные, но и люди далеких племен, совершавшие паломничество в его столицу. То, что ацтеки, широко применявшие человеческие жертвоприношения у своих пирамид и храмов, помнили великодушного, миролюбивого культурного героя, чье учение перекликалось с библейскими заповедями, произвело на испанских монахов такое впечатление, что они отождествляли Кецалкоатля с апостолом Фомой, точно так же как в Перу Виракочу смешивали со св. Варфоломеем. Бринтон сообщает, что бог Кецалкоатль в своем земном воплощении был также известен как Тонака текутли, то есть вождь Тонака.
Это тем более примечательно, что сходное слово Тонапа — одно из имен странствующего белого бородача Виракочи в Перу. Алонсо Рамос утверждает, что Тонапа — имя легендарного белого человека, убитого на острове Титикака, а хронист Пача-кути из племени кечуа отождествляет Тонапу со странствующим культурным героем, известным также под именем Виракочи с приставками Пача или Кан, и заявляет, что он спустился по реке Чакамарке и удалился в Тихий океан.
Описывая Кецалкоатля, предания сходятся в том, что он был белый, высокого роста, носил большую бороду, по мнению некоторых хронистов, рыжеватого цвета. На нем была необычная одежда, отличная от тех одежд, которые носили принимавшие его индейцы; историк Вейтиа записал, что он был «одет в длинный белый халат, расписанный красными крестами, и держал в руке посох». В странствиях его сопровождали зодчие, живописцы, астрономы и ремесленники; он строил дороги, насаждал цивилизацию и, переходя из одной области в другую, в конце концов исчез. По некоторым преданиям, он умер на берегу Мексиканского залива и прах его был предан сподвижниками земле тут же, на побережье, после того как они сожгли его тело и все имущество. Однако другие предания утверждают, что Кецалкоатль и его свита сели на волшебный плот из змей и уплыли, торжественно обещав вернуться и снова вступить во владение страной.