больше жизни. Без него у неё просто нет смысла. Я не вынесу муки совести, зная, что по моей вине он будет там медленно умирать, – она рыдала навзрыд, глотая слова. Цепляясь за кровать, она медленно опустила ноги на пол, пытаясь встать.
– Куда ты собралась? Ты ещё слишком слаба и погибнешь, – доктор преградил ей дорогу.
– Нет. Нет. Вы не понимаете. Мне надо к нему. Мне нужно попросить прощение. Мне надо его увидеть, – цепляясь за него руками, девушка пыталась встать на непослушные ноги, она смотрела ему в глаза, умоляя, – Вы же поможете мне его увидеть? Поможете?
– Нет. Не сейчас. Ты что не понимаешь, что просто умрёшь?
Она наконец поднялась и тут же пошатнулась. Доктор подхватил её за плечи.
– Мне надо к нему, мне надо к нему. Как Вы не понимаете? Пустите. Мне нужно идти. Вы не имеете права. Отпустите меня и разрешите к нему, – она с мольбой смотрела ему в глаза.
Мистер Харрис понимал, что эту истерику необходимо прекратить, поэтому слегка встряхнув девушку за плечи и глядя ей в глаза, он жёстко выдохнул:
– Если ты готова убить вашего ребёнка, то иди куда хочешь.
Глаза Эбби стали огромными, она побледнела, и не отрывая распахнутых голубых глаз от лица доктора, стала медленно оседать в его руках, теряя сознание. Доктор подхватил её на руки и уложив обратно в кровать и нащупав пульс, тяжело вздохнул. «Откуда они только взялись на мою голову? И что мне теперь со всем этим делать?»
***
Мистер Харрис попросил слугу достать что-нибудь из еды, и дав девушке успокоительное, теперь молча ждал, когда она придёт в себя. Он сидел и смотрел на огонь. Нужно было что-то решать, оставаться здесь было нельзя.
Эбби слабо простонала и открыла глаза. Голова гудела, но она хорошо помнила последние слова доктора. Она осторожно положила руки себе на живот, закрыла глаза и тихо заплакала.
– Он знает? – еле слышно прошептала она.
– Нет, – севшим голосом ответил доктор, – тогда я думал, что ты умрёшь, и видя, как он и без того сходил с ума, я не стал ему рассказывать.
Эбби вымученно простонала:
– Он имеет право знать.
– Давай решать вопросы постепенно. Сначала ты поешь, и никакие протесты не принимаются. Если ты хочешь родить этого ребёнка, то будешь меня слушаться. Я и так не знаю, каким чудом он ещё жив. Такой же упёртый, как его отец, да и мать не лучше, – отчеканил доктор.
Эбби посмотрела на него мокрыми от слёз глазами и молча кивнула.
– Пока поживёшь у меня. Этот дом, скорее всего, заберут в доход государства.
– Вы не обязаны мне помогать…
– Это только мне решать, – перебил он её, – Ты согласна?
Девушка медлила с ответом.
– Тебе есть куда идти? Или хочешь вернуться к тётке?
От этих слов Эбби вздрогнула. Она знала, зачем доктор приезжал в бордель по ночам. Убивать нерождённых детей. Девушка непроизвольно сильнее прижала руки к животу. Увидев это, доктор понял, о чём она сейчас подумала.
– Придётся меня немного потерпеть. Помогу тебе, а потом можешь идти на все четыре стороны. И вообще, может я всё это делаю не для вас, а свои грехи замаливаю, – раздражённо закончил доктор.
– Вы так с ним похожи.
Доктор недоумённо обернулся:
– С кем?
– С Веем, – она всхлипнула.
– Не говори глупостей. Мы с ним только вчера познакомились.
– Нет, Вы такой же. Спасибо.
– Пока не за что. Сама сможешь поесть? Или кормить?
– Я сама.
Он помог ей сесть и нервно сунул в руки чашку с кашей. Эбби еле заметно грустно улыбнулась.
«Похоже, ей стало везти на хороших людей. Вот только она приносит им только боль и страдания».
Девушка через силу впихнула в себя несколько ложек каши.
– Сможешь сама одеться? Ну давай как-то справляйся, горничной нет… Вот, тут платье висит. Надеюсь, твоё? – он протянул ей подарок Двейна.
Эбби нежно коснулась дрожащей рукой голубой ткани и снова не смогла сдержать слёз. Сердце доктора сжалось, но не желая выдавать своих чувств, он откашлялся:
– Давай поторапливайся. Я и так провозился с тобой полдня. А ты знаешь сколько стоит моё время? Я пока отнесу его и свои инструменты, бумаги и лекарство в экипаж, а ты давай побыстрее.
Оставшись одна, Эбби снова положила руки себе на живот и нежно погладила.
«Ребёнок? Их малыш?» Она уже так любила его. Но сердце её было разорвано в клочья. Это всё из-за неё, это она во всём виновата. Как ей жить без него? Но теперь она обязана, она должна.
– Я постараюсь, малыш. Постараюсь, – произнесла она в слух, снова погладив живот.
Дрожащими, плохо слушающимися руками Эбби стянула сорочку и стала натягивать платье. И тут она увидела, что у неё на шее висят два крестика. Она сразу узнала второй. Дрожа всем телом, она прижала крестики к губам и разрыдалась.
«Он тогда врал ей, что не верит… Что же он пережил, спасая её и думая, что она умирает?»
Из последних сил она всё-таки натянула на себя платье. Вернулся доктор и застал её снова рыдающей.
– Ну сколько можно плакать? Слёзы отнимают у тебя последние силы. Лучше скажи, что ещё нужно взять?
Эбби вытерла слёзы и растерянно огляделась, а потом с испугом сказала:
– Платье, моё платье, другое.
Доктор в недоумении посмотрел на неё. «Она, что сейчас о нарядах думает?»
– Там в кармане документ о моём рождении. Из-за него мы с Двейном не могли пожениться. Я забрала его у тётки, – тяжело дыша, взволнованно выпалила девушка.
Доктор огляделся. Платье лежало на кровати, там же, где его оставил Двейн в тот страшный день. Мистер Харрис с большим трудом отыскал в нём карманы, и выудил из одного из них кожаный чехол. Открыл его и с облегчением выдохнул:
– Целый.
Эбби снова стала озабоченно оглядываться по сторонам.
– Что ещё?
– Шпилька. Его подарок. Это всё, что у него осталось от матери.
Доктор внимательно осмотрел комнату и пожал плечами.
– Наверное, я потеряла её в тот день, – всхлипнула Эбби.
– Всё, – не выдержал доктор, – поднимайся, сил моих больше нет.
– Можно только ещё одну минуту. Можно Вас попросить только об одном, – она замялась, а потом решительно подняла на него глаза, – Надо как-то сообщить Вею, что со мной всё в порядке, что я жива, и Вы мне помогли. Он там, наверное, с ума сходит. Он же ничего не знает, – она постаралась проглотить подступившие слёзы, – Я понимаю, что слишком многого прошу, но Вы можете мне в этом помочь?
Доктор молча развернул её и дрожащими от смущения пальцами, стараясь её не касаться, начал застёгивать бесконечные застёжки на платье. И севшим от неловкости момента голосом ответил:
– Отвезу тебя, а потом найду способ, как ему сообщить. Тюремщики обязаны мне. Я не раз прикрывал их, когда они особенно переусердствовали своими палками с некоторыми заключёнными, – он с опозданием понял, что, только что сказал.
Эбби вскрикнула, зажав