Во втором случае тавтология приобретает антиномичное звучание тогда, когда она воспринимается не изолированно, а как целое, которое, наподобие слова, может иметь свою антиномическую пару в другом синтаксическом целом – прием внешней антиномии. [88] Наиболее технически прозрачный случай – восприятие тавтологичного сочетания слова с его аналитическим предикатом (видящий видит) как потенциально антиномичного сочетанию этого же слова с отрицанием этого же аналитического предиката (видящий не видит). Иванов часто строит такого рода отрицательные конструкции, которые и без всякого внешнего сопоставления воспринимаются как внутренне антиномичные, например: Не видит видящий мой взор (2, 312). Но когда Иванов окружает такие отрицательные конструкции контекстом, в котором явным или подразумеваемым образом всплывает соответствующая тавтология, они приобретают и внешнюю антиномичность, а вместе с этим приобретают антиномическое звучание и сами тавтологии: видящий не видит и видящий видит становятся антиномичной парой. Так, в стихотворении, из которого взято приведенное выше Не видит видящий мой взор, хотя тавтологическая пара непосредственно, т. е. в форме видящий взор видит, не дана, но она синтаксически подготовлена и подразумевается: далее о том же «видящем взоре, который не видит» следует: не видя, видит он (2, 313). В аналогичном примере: …слушает пастух, /Глядит на звезды: небо дышит, – И слышит и не слышит слух (3, 556) обе антиномичные конструкции даны вместе.
Придавал Иванов тавтологиям внешнее антиномическое звучание и силами акцентируемой им глубинной грамматической антиномичности языка, в частности – за счет противопоставления залогов, о чем мы уже говорили. В приводившемся выше примере: И страждет Свет, своим светясь горенъем. / Ах, дара нет / Тому, кто – дар! И кто осветит – Свет? (1, 741) – не только подразумевается антиномизированная за счет смены залога конструкция свет освещаем, но тем самым антиномизируется и сама тавтология (свет светит). В данном случае антиномичные конструкции свет светит и свет освещаем поданы на некотором текстовом расстоянии, но в одном стихотворении. В другом месте у Иванова есть к свету светит и требующая межтекстовой памяти отрицательная антиномическая конструкция свет не светит (Вам не светят светы, – вам солнца нет! – 2, 230).
Антиномизировались Ивановым и непредикативные аналитические тавтологии, вроде светлый свет; возмочь возможное; разлучая, разлучить. Прием тот же – внешнее сопоставление, но помимо отрицания здесь может вступать в действие и разнокорневая лексическая антиномика. Так, тавтология светлый свет (Свет светлый веет: родился Христос – 2, 343) антиномична, надо понимать, невидимому, черному, ночному и т. д. свету. И все эти «светы», антиномизирующие звучание светлого света, в ивановской поэзии есть. Например, «невидимый» свет: Была моя жизнь благодатно согрета… /Невидимым светом из глуби светла – 3, 548; или подразумеваемый «черный» свет: Меняли цвет, деляся светом оба; /И черный бел, и белый черен был – 2, 426; есть и ночь света, т. е. свет ночи, ночной свет – 3, 34). И в приведенных примерах, и в большинстве других случаев непредикативной тавтологии антиномичные полюса текстологически разорваны – они даются в одиночку, требуя активизации межтекстовых ассоциаций. Но и в непредикативных сочетаниях Иванов иногда выполняет нудительное теоретическое самотребование упразднять за счет непосредственной экспликации антиномических энергий плоскую, бесформенную в себе, целостность слова (имени, понятия, образа – всего предметного или подвергающегося опредмечиванию). В непредикативных сочетаниях исполненная двухсоставная полнота слова – это двухатрибутность, например: А важная Муза героев, / С мраморным свитком, /Вперила на волны / Незрящие, зрящие очи (1, 547).
Среди глагольных непредикативных конструкций тавтологического характера, антиномизируемых Ивановым, – сочетание однокорневых деепричастия и глагола: вспоминая, вспоминать с антиномическим фоном вспоминая, забывать; разлучая, разлучать с фоном разлучая, соединять (Прейду / И я порог и вспомню, вспоминая – 2, 405; Время нас, как ветер, мчит, /Разлучая, разлучит – 3, 544). Особо маркировано у Иванова в этой зоне сочетание «глагол плюс однокорневое существительное». Так, на антиномическом противопоставлении тавтологического возмочь возможное и антианалитического возмочь невозможное построен спор Океанид с Прометеем. Разорвем синтаксический строй поэмы, чтобы напрямую свести интересующие нас места. Океаниды: Возможное возможет человек… Возможное свершил ты, Прометей… Прометей: Тому, кто превозмог, – «ты мог» – укор. Впрямую сочетание возмочь невозможное не дано, но ситуацию это никак не меняет: контекст не оставляет сомнения в том, что речь идет именно о возмочь невозможное (Океанида: Когда б, умыслив невозможный умысл… Прометей: Бессмертен я: со мной бессмертен умысл /Того, что невозможным ты зовешь… – 2, 112–113). Несомненно и то, что возмочь возможное и возмочь невозможное целенаправленно введены здесь в антиномичное столкновение: помимо того, что это диалог, т. е. композиционная форма столкновения смыслов, оба существительных выделены Ивановым разрядкой.
Антиномизацию тавтологий можно понять как ивановскую версию традиционной «поэтики содержательных тавтологий». [89] Антиномично воспринятая тавтология должна, согласно ивановскому замыслу, вызывать не чувство избыточного повторения, семантического излишества или неумения, а чувство произведенного поэтом выбора предиката из как минимум двух и потому чувство мифологического удивления и синтетичности данного суждения, ибо, согласно такой логике, видящий – в своем оформленном антиномической полнотой единстве – может и не видеть, свет может светить и не светить, освещать и освещаться, а тосковать можно как своей, так и не своей тоскою. Построение тавтологического сочетания – синтетическое действие: оно отнюдь не нудительно, а предполагает выбор одного из как минимум двух антиномических предикатов. В поэзии, говорил Иванов, «и всякое аналитическое по внешней форме суждение превращается в синтетическое по внутренней форме» (4, 645). Нечто подобное этой же логике предполагалось, видимо, Ивановым и тогда, когда он загадочно говорил относительно «самых безыскусных» утверждений Тютчева, вроде как «ветер веет» или «звезды сияют», в коих «никакой ритор не узнает ученый троп», что эти аналитические, с обычной точки зрения, суждения суть, тем не менее, не что иное, как синтетические мифологические суждения, рождающиеся из неустанного изумления (4, 165), т. е. суждения в ивановском смысле антиномичные. Аналитическое развертывание понятия в суждение, как и построение тавтологического, т. е. в определенном смысле супераналитического, сочетания, может в поэзии на схожем с тавтологией основании расцениваться как синтетическое действие (ветер веет становится антиномически насыщенным на фоне, например, неподвижного, «не дующего» ветра).
По Иванову, таким образом, получается, что любое тавтологическое (и тем более аналитическое) высказывание может в принципе предполагать ту или иную по типу антиномичную пару – но, конечно, не каждая ивановская тавтология антиномизирована. Антиномичность может часто не входить в замысел и потому вовсе не предполагаться, как не всегда предполагается вызывать у читателя антиномичные ассоциации и при использовании слов, обладающих прямыми лексическими антонимами. Однако, отсекать антиномичное прочтение следует, как это видно по примеру свет светлый, осторожно, поскольку оно часто предполагается у Иванова как далекий фон, и тогда, чтобы расслышать антиномичность в той или иной ивановской тавтологии, надо держать в уме длинные межтекстовые связи. Не всегда формально активизировалась Ивановым и возможность антиномизировать глагольные тавтологии (по ненадобности, а в некоторых случаях, возможно, и потому, что технически это затруднено – в приведенном примере с возмочь возможное Иванов прибегнул даже к разрядке), однако глагольный шлюз в его поэзии почти всегда принципиально в этом смысле приоткрыт. Антиномический фон в той или иной степени напряженности – причем разнонаправленный – можно в принципе предполагать за любым тавтологическим глагольным сочетанием: за хвалой хвалить – хвалить бранью, за тоской тосковать – не только тосковать не своей тоскою, но и тосковать радостью и т. д. Дает ивановская поэзия и возможность мыслить обратные ряды, образованные за счет антиномичной мены уже не существительного, а глагола: хвалить хвалой может предполагать своим антиномическим фоном бранить хвалой, тосковать тоской – радоваться тоской и т. д.