глины. Нет, китайцы за один раз убивают двух зайцев: они копают землю, чтоб сколотить стену, а на том месте, где роют, сама собой образуется канава; это очень просто и выгодно. Так же точно и в садах их вы дивитесь затейливому сочетанию разнообразных прудов и горок со своенравными зигзагами, а между тем это дело тоже очень немудреное: на том месте, где брали землю на горы, образуется сам собой пруд.
Само собою разумеется, что вы по мосту должны переехать чрез окружающую город канаву; этот мост, разумеется, каменный, на каменной арке, потому что в Китае не знают деревянных мостов, а с камнем умеют обращаться так же, как с деревом; огромные глыбы гранита обсекают так же легко, как бревно; поселяне кладут хижины из кругляков, разбросанных по берегу речек; гранитные набережные как по каналу, окружающему город, так и по каналу, проведенному по Пекину, ничуть не редкость; разумеется, ныне все это пообвалилось и не поддерживается. С моста прямо в ворота! Нет, погодите! Это возможно только для императора, и то не во всех воротах; там, где в стене ворота, впереди их с мосту выдвигается еще полукруглая стена, которая совершенно скрывает от вас главные ворота, и китайцы называют ее Лунной, т. е. имеющей форму полулуния. Если в этой стене насупротив моста и есть ворота, супротивные тем, которые находятся в главной стене, так они отворяются только для императора, когда ему нужно проехать, а вы извольте объехать Лунную стенку и у соединения ее с главной стеной найдете боковые ворота, чрез который вы едете сперва на огромную площадь, образуемую Лунной стеной. Не бойтесь, что пред этими воротами стоит гауптвахта, длинное казарменное здание. Такое здание вы встретите и по въезде в город у других ворот, но вы не заметите здесь ничего воинственного, не ходит часовой с ружьем, не видно ни пушек, ни луков, не спросят с вас и паспорта. Нет, виноват! Тут есть таможенные, которые могут осмотреть ваши вещи, чтобы вы не провезли чего-нибудь подлежащего пошлине, но так как вы иностранец, то кто осмелится вас беспокоить? Какое житье будет англичанам и вообще всем промышленным нациям, когда они будут въезжать внутрь Китая со своими товарами! Ведь они могут даже браться для китайских купцов провозить их собственные товары, чтоб избавиться от пошлины; положим, что впоследствии китайское правительство не будет так уступчиво, как теперь, что потребует пошлины, но осмелятся ли когда-нибудь таможенные притеснять так иностранца, как они притесняют китайского подданного? Припомним, что до сих пор народы, посылавшие к пекинскому двору посольства с данью, сокрушались только о том, что им не позволяли представлять этой дани чаще: за мелочною данью, следовавшею ко двору, за которую от него платилось все-таки свыше стоимости (по старинному правилу «давай больше, чем берешь»), всегда следовали караваны купцов, которые под защитой посольства провозили свои товары и вывозили купленные мало того, что беспошлинно, но еще и на казенных лошадях!
Итак, мы внутри китайского города, да еще и столичного! Видеть обыкновенные китайские города нетрудно: в них приезжает и киргиз с границ Омской линии; наши кяхтинские купцы живут всего в двух шагах от китайского города; русские, плывущие по Амуру, также заезжают в китайский город Сахалянулу; европейцы давно уже познакомились с приморскими городами. Но побывать в столице Китая до последнего победоносного туда вшествия союзных войск составляло прежде предмет зависти. Как досадовали еще недавно европейцы на то, что мы, русские, одни бываем в Пекине! Действительно, один из наших знаменитых путешественников, Тимковский, так начинает свое занимательное описание: «Судьба даровала мне редкое счастие – я был в Пекине». А тот из русских, который проводил, бывало, жизнь в этом городе по десяти лет, не видя ни одного нового лица ни из европейцев, ни из своих соотечественников, сколько раз приводилось ему в отчаянии произносить проклятия на это редкое счастие!.. Для русских, конечно, главное зло состояло в том, что они были одни, ничто не подстрекало их к деятельности, ничто не поддерживало в проявлявшихся подчас стремлениях, ничто не утешало в обманутых надеждах или в холодности всего окружающего… Нет сомнения, что наше пребывание в Пекине имело немалое влияние на стремление к нему европейцев, но можно сказать утвердительно, что они ошибались в своей зависти…
Однако ужели вы поспешите на пекинские улицы, не останавливаясь более пред этими стенами, которые остались позади вас? Нет, не спешите так скоро к живым людям! вы едва ли их поймете так хорошо и верно без тех неодушевленных памятников, которые они же соорудили; вглядитесь пристальнее, и вы убедитесь, что в них вылилась вся душа китайского мира, а люди сами ходят уже как бездушные машины. Во всех странах люди стараются чем-нибудь прославить свое существование, и, конечно, то, чем они старались это выразить, составляло их главную заботу, занимало их и в жизни. Так, египтяне заранее приготовляли себе смерть, сооружая эти великолепные надгробные монументы, которые мы называем пирамидами; так, древние греки оставили нам свои статуи в память того, что они жили для жизни; так, Средние века и вообще западный мир оставил для потомства огромные храмы, одни в память своего благочестия, другие – в память фанатика или изуверства (например, магометане), а у китайцев какие памятники станете вы отыскивать? Они живут не для настоящего и не для будущего; все их умственные силы направлены к прошедшему, все их предания увеличивают в них только страх и робость в настоящем. Все, что остается у них от древности, так это только могильные монументы; ни дворцы, ни храмы не проживают здесь тысячелетий благодаря климату и характеру архитектуры. Но между тем по горам вьется двухтысячелетний памятник, готовый поспорить и бесполезностью, и гигантской работой с египетскими пирамидами – это Великая стена. Однако ж что значит еще эта стена, которая известна всякому школьнику на Западе, в сравнении со сложностью всех стен, которыми обведены все китайские города и значительные предместья? Вот на что потрачены все усилия исторической жизни Китая! На Западе не имеют понятия о том, что город надобно обносить стенами; там крепость в две версты в поперечнике уже считается значительною. Китайцы спешили обносить стенами не только свои жилища, но, по возможности, и самые пашни! В Китае только мы убеждаемся, что не вымышлены сказания древних о толщине стен Экбатаны и об обширности Вавилона, жители которого только на третий день узнали, что их город взят неприятелем; но в Китае не один Пекин может похвалиться обширностью своих стен; есть города не