которым некуда было шириться. (Заметьте, читатель, что в этой газетной статье мы делимся с вами такими сведениями, которые стоили нам многих трудов и которых не выработали тысячелетние труды китайских историков и столетние – европейских синологов.) Распространение нового государства могло совершиться быстро на равнине; в то время Хуанхэ впадала в Чжилийский залив именно около прославленных в последнее время Тянцзина и Дагу, и потому китайские маркграфы на севере этой реки, у подножия гор, окаймляющих равнину, должны были защищаться от горных жителей или нападать на них. Местоположение Пекина – одно из самых стратегических: он лежит на главной дороге, по которой Китай во все исторические века сообщался с севером. Удельные князья, жившие в Пекине, владели впоследствии огромными землями как на равнине, так и в горах и за горами; они думали, может быть, некогда завладеть всем Китаем, но целый олень, как выражаются китайские историки, попал не в их лапы. Когда Китай соединился в первый раз, то Пекин остался главным провинциальным городом, и эта честь постоянно почти была за ним долго и после Р. X., в продолжение почти тысячи лет. Во все это время ни один китайский государь не думал, однако же, сделать из него столицы. (Сколько здравого смысла было у тогдашних китайских государей!) Но вот на Китай является невзгода: он возмущен, раздроблен; снова великая нация, тогда уже занимавшая гораздо большее пространство, чем во времена оны, представляет собой оленя, на которого со всех сторон стремятся охотники. В это время на севере, т. е. в нынешней Монголии, жили сильные кидане. Один из охотников (как уж его проклинают прошедшие и
нынешние китайцы!) был подогадливее, позвал себе на помощь этих киданей и с помощью их ухватил оленя. В благодарность за это он отрезал им кусок из своей добычи, а в части этого куска был и Пекин; это было в X столетии нашей эры. – В глазах новых повелителей Пекин представлялся совсем с другой стороны; это была уже точка опоры для того, чтобы действовать на Китай, а убраться из него они могли во всякое время, потому что неподалеку отсюда находились горы. Это нужно было даже для номадов в летнее время, так как они не привыкли к китайским жарам. И вот Пекин в первый раз получает название столицы, с той только разницей, что у киданей таких столиц было пять и притом пред всеми прочими их владениями, лежавшими на севере, он имел неоспоримое преимущество, хоть бы взять, например, одно его сообщение с богатым всегда и торговым Китаем. – Судьбы переменчивы: киданьские владения в ХII веке достались чжурчжэням, предкам нынешних маньчжуров. Пекин остался столицей и при этих новых завоевателях. Прошло еще столетие, является Чингисхан, забирает все, что только попадалось ему на свете. Пекин становится и столицей монголов, которые, сказать мимоходом, владеют, между прочим, всем Китаем; правда, можно было бы отыскать столицу более центральную, но для государя, вышедшего из Монголии, предпочтение, оказанное Пекину киданями, становится еще понятнее; он на пороге своей родины, он дышит почти одинаковым воздухом, он во всякое время у себя дома. И это оправдалось на опыте: старые китайцы, как еще более бодрые, чем новейшие, не так долго повиновались чужеземным государям: счастие венчает одного монастырского послушника, и он восседает на троне Яо и Шуня в Нанкине, посылает своих генералов взять Пекин, и потомок Чингисхана убирается восвояси так же легко, как нынешний маньчжурский богдыхан при приближении французо-англов. В первый раз после водворения чисто китайской династии Пекин лишился звания столицы, но надолго ли? Прошло тридцать лет, и по смерти счастливого послушника сын его, которому отцом был пожалован удел в Пекине, не захотел повиноваться своему племяннику, пришел с войском в Нанкин, провозгласил себя императором и, однако ж, не остался в южной столице, не уверенный, что все искренно признали его права, а также отчасти и по пристрастию к городу, который проложил ему путь к престолу. Таким образом, Пекин (что значит собственно «северная столица») остался резиденцией чисто китайской династии, владевшей всем Китаем. Здесь-то эту династию и накрыли нынешние маньчжурские государи, которые, конечно, имели все причины, по примеру киданей и монголов, не выбирать другого места для столицы. Рассуждают, может быть, что, если б столица нынешнего Китая не была так близка к морю, то союзники ничего не могли бы сделать с императором и не заключили бы столь выгодного мира. Правда ли это? Мы не знаем, какие были серьезные цели союзников, и можем сомневаться в их ознакомлении с Китаем, но, припоминая прошлое, не думаем, что, если б они захотели и знали, как приняться за дело, то не могли бы пробраться до столицы, хоть бы она была за тысячу верст от морского берега. Китайцы в военном деле не ушли вперед далеко от своих предков, живших за 800 лет пред этим, а кидане и чжурчжэни, не говоря уже о монголах, не боялись проникать далеко внутрь страны и без многочисленных армий. Ужели же нынешние первые европейские державы хуже номадов и дикарей Средней Азии?
Поднимемся опять в те горы, с которых мы начали, для того чтоб попасть в столицу китайской империи. Мы будем описывать тот путь, которым сами попали в первый раз в Пекин. За последним предгорьем их по ту сторону простирается обширная долина, по которой тысячи путешественников проезжали, может быть, без всякого внимания, а между тем тут некогда было знаменитое сражение, в котором император китайский был взят в плен цзюнгарами, или оле-тами, и его двухсоттысячная армия рассеяна. Ближе к горам дорога поднимается; тут стоит крепостца Чадао, и за ней тянется новая Великая стена, также прочно устроенная, тянущаяся по всем направлениям горного хребта, по крутым скатам в бездну, по неприступным утесам в заоблачную высоту; и везде по ней можно свободно ехать в экипаже. Сколько поучительного в этом памятнике трусости, в этой бесполезной трате труда! – Но нам еще много пути впереди; пойдем поскорее! За стеной начинается лощина, которая постепенно суживается между горами, переходит в ущелье, которое то подымается, то опускается, то поворачивает налево, то загибается вправо: одними каменьями, бросаемыми с гор, которые часто сходятся так близко, что можно перекинуть камень с одной стороны на другую, можно бы было забросать целую армию, но камней всевозможной величины и без того уже так много разбросано по дороге, что мул, который вас везет, едва находит место, где ступить; но как ни уверены вы в крепости мула, а не во всяком месте решитесь сидеть на нем