никогда не являлся. Он оберегал меня. Он спас меня после моего безумного прыжка в пропасть. По счастью, та пропасть была лишь неглубоким оврагом, заросшим богатой и густой травой, что и смягчило удар. А я была так слаба, что мне только пригрезилось, что я стою на краю бездонной пропасти. В том состоянии, что я находилась, я не могла бы дойти до гор. Я всего лишь разбила себе лицо о выступающие камни, да и ушиблась несколько. – Она невольно потрогала еле заметные давние следы от шрамов на своём лице. Колаф не без содрогания проследил за её движениями. – Значит, ты многое помнишь, – сказал он. – Тогда скажи, кто ты на самом деле?
– Я помню себя с того самого момента, как мы с Ричардом гуляли в заповедном лесу, принадлежащем Тон-Ату. Никто не имел права бывать там из тех, кого ты назвал простонародьем. Хагор имел туда доступ, ведь он работал в Храме Жизни. Он делал вид своей полной подчинённости Тон-Ату. Хагор и разрешал нам там гулять.
– Как же он мог поощрять твои отношения с другим?! Если любил тебя? Если ты сама предпочла Хагора мне – твоему избраннику с детства? Что же потом пренебрегла Хагором?
– Я никогда не пренебрегала Хагором. Он был для меня самым родным и близким существом. Но любить его, как любят мужчину, я не могла. Я полюбила Ричарда. И Хагор был счастлив, что я нашла себе достойного избранника.
– Счастлив? Инэлия, он точно был безумен! И ты тоже заразилась от него безумием. Поэтому ты меня и отвергла…
– Безумным он стал чуточку позже. А тогда он был ясен своим умом, точно так же, как ясен своим чудесным лицом. Даже Ричард не смог затмить его красотой своего лица. Но Ричард был мужчиной, а Хагор лишь подобием мужа. Да и я до встречи с Ричардом тоже была лишь подобием девушки. Так что мне так и кажется, что я воплотилась в девушку из того самого цветка, который Ричард нашёл на поляне и поцеловал, не веря в явленное чудо. Цветок был абсолютно земной. И абсолютно нереальный одновременно. Ричард сам и рассказал мне ту сказку. Он был поэт. Он был назван своей матерью в честь вымышленного героя из легенд его мира. Он говорил, что я дух, фея, голограмма- фантазия какого-то запредельного мира, сброшенная сюда. Но наша любовь не могла быть вымыслом, поскольку потом у меня родилась дочь. Хотя теперь, когда и дочери у меня нет, всё перестало иметь для меня хоть какой-то смысл. К чему мне хранить в своей памяти то, что лишено смысла? У меня нет памяти о тех событиях. Значит, их и не было.
– Всё ясно. Не хочешь рассказать. Или не можешь… – Колаф-Ян чмокнул старческими губами. Он был обижен. Он был разочарован встречей, где его признания в столь долгой любви не оценили и не ответили на его вопросы о давних тайнах. Зачем Инэлия таила то, что уже не интересовало никого из живущих людей, кроме него, Колафа?
– Ты старик, зачем тебе знать о том, о чём ты даже не сможешь написать собственную книгу сказок? Поскольку ты бездарен. От того я тебя и не полюбила. Я всегда любила только талантливых людей, – ответила хладнокровная и чёрствая фея цветов.
– А ну тебя! – Колаф махнул рукой в жесте досады и встал со скамьи. – Ты бесчувственная кукла – фальшивка женщины, от того ты и не стареешь, – сказал он напоследок.
– Прощай, Колян, – сказала Инэлия, обращаясь к его сутулой тощей спине, задрапированной в роскошный плащ. – Ты всегда был модником, – добавила она. – Коля, Коля – голубок/ Сизое ты пёрышко, / Замотал судьбу в клубок/Иссушил до донышка/.
– Дура ты! – ответил он. И даже не обернулся, гордо унося свою обиду.
– Я могла бы тебя вылечить! – крикнула она ему вслед. – Не от старости, понятно, но дать облегчение. У тебя камни в почках.
Он услышал. И ответил, – А у тебя душа больная. Окаменелая.
Вернулась Икри, села рядом с матерью. Весело спросила, – Мама, кто вышел из нашего сада и сел в такую древнюю, но аристократическую машину?
– Мой бывший жених, – ответила мать. – Что, нехорош? А был ничего себе, богат, добр, неглуп, да мне не нужен.
– Какое богатое и таинственное у тебя прошлое, мама. Даже бывшие аристократы были твоими женихами, – Икри продолжала шутить. Инэлии не понравилось, что её прошлое является для кого-то объектом насмешки. – Тебе вот такого богатства не досталось. Достался тебе скверный пустой и распутный аристократ, который принудил тебя избавиться от твоей, некстати возникшей и ему ненужной, беременности, чем обрёк тебя на бесплодие и репутацию падшей женщины в глазах окружающих. К тому же и на «Мать Воду» тебя подсадил. Если бы не Хор-Арх, так и сгинула бы ты в пустынях, куда тебя точно отправили бы за твоё распутство. Ведь твой аристократ так и не пожелал повести тебя в Храм Надмирного Света, хотя и продолжал пользоваться тобою без стыда и всякой ответственности за твою жизнь. Но на твоё счастье вскоре произошёл значительный слом всей нашей прежней жизни и установление новых социальных порядков. Чванливый аристократ стал равным среди равных ему простолюдинов, коих вряд ли считает таковыми, хотя и притворяется активным сторонником настоящего и более справедливо устроенного социума. Ты, наконец-то, обрела хороший дом, семью вопреки всему. Не с ним, по счастью. Но чую я, Икри, не забыл он тебя. Да и ты его не забыла. И лишь протянет он к тебе руку, как ты жадно схватишься за неё. А что будет с твоими детьми, с Кон-Станом?
– Кон-Стан не ребёнок, чтобы я болела за него по-матерински. Он сильнее любого тут живущего. И намного больше умеет, чем ты можешь и вообразить себе. А дети всегда будут моими, пока не вырастут и не найдут своего счастья. Да и как ты, женщина, не любившая ни разу в жизни, ни одного из мужчин, кои избирали тебя, можешь судить о том, кого я любила. Я одна знаю, за что любила. Почему прощала. А Кон-Стана я люблю. Только он человек – загадка. И я не уверена, что эта загадка будет мною разгадана.
– Для меня он ничуть не загадка. А вот ты не разгадаешь его никогда, это точно. А всё потому, что не любишь его. Тебе всего лишь удобно жить рядом с ним. Чтобы не быть одинокой. К тому же ты высокомерна и ни одного не сочла достойным, чтобы приблизить к себе после