него скуку, а поскольку он не понимал, зачем ему все это, и не хотел даже думать о них, граф стал опасаться прекрасного пола. Матери для ее успокоения он говорил, что вот-вот женится, но сам ничего не предпринимал.
В конце концов, отчаявшись, мать сама нашла ему невесту.
Звали ее Элизабет. Она была дочерью богатого рыцаря Гарольда из Веймута, одного из самых могущественных сторонников короля Стефана. Мать объяснила Уильяму, что если бы он не ленился, то мог бы найти себе и лучшую пару — хотя бы дочь графа, — но раз уж ему недосуг, Элизабет тоже подойдет.
Уильям впервые увидел ее на королевском приеме в Винчестере, и мать тогда же заметила, что сын не сводит с нее глаз. У нее было приятное личико, пышная копна кудрявых волос, богатый бюст и узкие бедра — как раз тот тип, который так нравился Уильяму.
Ей недавно исполнилось четырнадцать.
Когда Хамлей смотрел на нее, ему сразу виделось, как он силой берет ее темной ночью в дальней аллее Винчестерского замка; мысль о женитьбе ни разу не приходила в голову. Мать его, однако, быстро выяснила, что отец ее — человек очень податливый, а сама девушка — послушный ребенок, делающий все, что велят старшие. Уверив сына, что унижение, испытанное с Алиной, ему не грозит, она назначила встречу.
Уильям очень волновался. Последний раз подобное случалось с ним, когда он был двадцатилетним юношей, сыном рыцаря, и тогда встречался со своенравной знатной дамой. Сейчас он был закаленным в боях мужчиной тридцати семи лет от роду и вот уже десять лет графом Ширингом. Как глупо с его стороны волноваться перед встречей с четырнадцатилетней девочкой!
Элизабет волновалась не меньше его. Ей очень хотелось понравиться. Она с восторгом рассказывала о своем доме и семье, о своих лошадях и собаках, родственниках и друзьях. Уильям молча разглядывал ее, пытался представить, как она будет выглядеть голой.
Епископ Уолеран обвенчал их в часовне Ерлскастла, а потом был шумный свадебный пир на весь день. По традиции следовало пригласить всех влиятельных людей в округе, и, если бы Уильям не выставил богатых угощении, он бы много потерял в глазах местной знати. К ужину зажарили целиком трех бычков, дюжину барашков и поросят, гости выпили весь запас пива, сидра и вина. Мать Уильяма руководила празднеством, и выражение триумфа и ликования не покидало ее обезображенного лица. Епископ Уолеран нашел это народное гулянье отвратительным и ушел в тот момент, когда дядя невесты начал рассказывать анекдоты про новобрачных.
Жених и невеста с наступлением темноты отправились в свою опочивальню, оставив гостей веселиться. Уильям немало побывал на свадьбах и знал, какие шуточки часто выкидывают молодые гости, поэтому он выставил за дверью Уолтера, заперев ее и приказав своему слуге охранять вход в комнату.
Элизабет сняла платье и туфли и осталась в одной льняной рубашке.
— Я не знаю, что делать дальше, — бесхитростно сказала она. — Тебе придется научить меня.
Уильям все представлял себе немного по-другому. Он подошел к девушке. Она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее нежные губы. Странно, но поцелуй не пробудил в нем никаких чувств.
— Сними рубашку и ложись на кровать, — сказал он.
Элизабет стянула через голову нижнюю сорочку. Она оказалась довольно пухлой, на больших грудях едва различались крохотные вдавленные соски. Между ног пробивался треугольником светлый пушок волос. Послушно подойдя к кровати, она улеглась на нее.
Уильям скинул башмаки, сел подле нее на кровати и сжал ее груди. Кожа была по-детски нежной. Эта хорошенькая, милая, улыбающаяся девочка не имела ничего общего с образом той женщины, которую рисовал в своем воображении Уильям, женщины, сгорающей от страсти, издающей блаженные стоны, извивающейся под ним в поту; и он почувствовал себя обманутым.
Уильям просунул руку ей между бедер, и она сразу же раздвинула ноги. Он пальцем проник в нее, заставив издать тяжелый вздох, словно от боли, но она тут же сказала:
— Все хорошо. Мне не больно.
Ему показалось, что он делает что-то не то. В мыслях рождалась совсем другая сцена, где оба они лежали рядом, разговаривая и лаская, постепенно узнавая друг друга. Но желание все-таки пробудилось в нем, когда она вздохнула от боли; он отбросил все сомнения и задвигал пальцем еще сильнее, грубее, не сводя взгляда с ее лица, пока она мужественно терпела эту пытку.
Уильям взобрался на кровать и опустился у нее между ног. Полного возбуждения все никак не наступало. Он начал тереть свой член, но у него ничего не получалось. И все из-за ее проклятой улыбки, подумалось ему. Он просунул в нее уже два пальца, и она вскрикнула от боли. Так-то оно лучше, сказал он себе; но эта глупая сучка опять улыбалась. Уильям понял, что надо во что бы то ни стало убрать эту дурацкую улыбку с ее лица. И он изо всех сил ударил ее. Она издала крик, и на губе выступила кровь. Так, еще разок — и он снова хлестнул ее по липу.
Элизабет заплакала.
После этого Уильям свое получил.
* * *
В следующее воскресенье была Троица. В церкви уже толпились прихожане. Службу должен был вести епископ Уолеран. Народу набралось больше, чем обычно: всем хотелось увидеть новые поперечные нефы, которые только-только закончили. По городу уже ходили слухи об их великолепии. Уильям собирался показать всем свою жену. С тех пор как построили городскую стену, он в городе не появлялся, но Филип не мог запретить ему прийти в церковь.
За два дня до Троицы умерла мать