Читать интересную книгу Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Будьте здоровы, дорогой друг, и дай Вам бог успеха в делах Ваших. Анна писала вчера, что посещения Коли доставляют ей величайшее удовольствие.

Безгранично Вам преданный

П. Чайковский.

44. Чайковский - Мекк

1882 г. мая 29 - июня 3. Каменка.

29 мая.

Действительно, дорогой друг мой, одно из моих писем, то, в котором я сообщал Вам о выборе “Мазепы” для оперы, пропало. Вы спрашиваете меня, дорогая моя, почему я выбрал именно этот сюжет? Это произошло таким образом. Еще год тому назад К. Ю. Давидов (директор Петерб[ургской] консерв[атории]) прислал мне либретто “Мазепа”, переделанное Бурениным из поэмы Пушкина “Полтава”. Мне оно тогда мало понравилось, и хотя я пытался кое-какие сцены положить на музыку, но дело как-то не клеилось, я оставался холоден к сюжету и, наконец, оставил и думать о нем. В течение года я много раз собирался отыскать другой сюжет для оперы, но тщетно. А между тем, хотелось приняться именно за оперу, и вот в один прекрасный день и перечел либретто, перечел поэму Пушкина, был тронут некоторыми красивыми сценами и стихами и начал со сцены между Марией и Мазепой, которая без изменения перенесена из поэмы в либретто. Хотя я до сих пор еще ни разу не испытал того глубокого авторского наслаждения, которое мне причинял, например, “Евг[ений] Онегин”, когда я писал его; хотя вообще сочинение подвигается тихо, и особенного влечения к своим действующим лицам я не имею, но пишу, потому что теперь уже начал, и притом сознаю, что кое-что мне всё-таки удалось. Относительно Карла XII должен разочаровать Вас, друг мой. Его у меня не будет, ибо к драме между Мазепой, Марией и Кочубеем он имеет только косвенное отношение.

Бедный Модест переживает очень трудное время. Сегодня я получил от него отчаянное письмо. Дело в том, что, если помните, покойный Конради развелся с женой, и она совершенно равнодушно перенесла разлуку с детьми своими. Теперь интерес заставляет, ее желать получить в свои руки опекунство над детьми и дочку Веру взять к себе. Между тем, Конради оставил завещание, которым он устранил ее, на случай своей смерти, от всякой власти над детьми и их имуществом. Но душеприказчики его, движимые какими-то темными побуждениями, вместо того, чтобы исполнить волю покойного, хлопочут, чтобы завещание не было утверждено и чтобы бывшая г-жа Конради была назначена опекуншей. Модест, живущий с детьми в деревне, должен защищать их от разных интриганов-родственников, являющихся, чтобы насильно или хитростью увезти детей. Он исполняет свой долг, ибо, пока не решится, утверждено или не утверждено будет завещание, семейный совет тотчас после смерти Конради положил, что ничего менять нельзя. Теперь же они так нагло хотят нарушить свое же собственное постановление, что Модесту даже пришлось обратиться к предводителю дворянства и просить его защиты. Разумеется, ему теперь пришлось также рассориться с большинством этих родственников, и вообще неприятностей и забот так много, что я боюсь, как бы бедный мой Модя не разболелся. Он и без того все недомогает.

Анатолий на пути к нам.

3 июня.

Я получил о Модесте новые сведения, приведшие меня в немалое уныние. Неприятностей все больше и больше, он совершенно одинок и, будучи болен, потерял голову и зовет меня. Завтра еду туда. Мне кажется, что придется сделать ему операцию, так как у него вследствие нарыва образовалась фистула, а этого запускать не следует. Что касается его положения, то боюсь, что как ни тяжело, Как ни ужасно будет Для него разлучиться с Колей, но придется решиться на эту крайность. Все это невыразимо смущает и беспокоит меня. Я уехал бы сейчас же, если б брат Анатолий не приехал сюда только что из Парижа с женой. По-видимому, они счастливы и любят друг друга; жалко только, что она очень слабая и болезненная.

Не знаю, сколько времени останусь с Модестом, но полагаю, что не менее недель двух, и потому прилагаю свой адрес: Полтавская губерния, Константиноградского уезда, ст. Ново-Николаевка, оттуда в Гранкино, П. И. Ч.

Двухнедельный срок я предполагаю на тот случай, что Модесту придется, оправившись от болезни, оставить дом, в коем он живет. Если же все кончится благополучно, т. е. духовное завещание, которым Модест назначен опекуном, будет утверждено и права его воспитанника на оставленное имение не будут от него отняты (чего, по-видимому, добивается г-жа Брюллова, мать Коли), то, может быть, я останусь там гораздо дольше. Последнее было бы мне теперь очень кстати, так как, по стечению различных обстоятельств, мне здесь, в Каменке, этим летом буквально нет места. Сестра и зять так бесконечно добры ко мне, что, разумеется, никогда и не намекнут на то, чтобы я уступил свое помещение и перешел в другое, но я чувствую, что это необходимо. Дошло до того, что из-за меня они все теснятся, и Лев Васильевич даже не имеет угла, где бы ему можно было заняться. А мне, как нарочно, теперь нужен для работы простор, спокойствие и отдельность помещения. Очень может быть, что, отчаявшись найти этим летом в России деревенский уголок, где бы ничто мне не мешало отдаться работе, я уеду куда-нибудь в Швейцарию. Увы! Без Алеши мне так неудобно и жутко жить в одиночестве на чужбине.

Будьте здоровы, дорогой, безгранично любимый друг мой.

Ваш П. Чайковский.

45. Чайковский - Мекк

Каменка,

4 июня [1882 г.]

Простите, дорогая моя, за это, может быть, неуместное уведомление, но у меня засела в голову мысль, что июньская бюджетная сумма была Вами послана в виде перевода на банк, в простом письме, которое пропало. Дело в том, что обыкновенно я получал бюджетные суммы раньше срока, а сегодня 4 июня, и посланный, еженедельно ездящий в Смелу за страховой корреспонденцией, ничего мне не привез. Потрудитесь, дорогой друг, уведомить, когда было послано письмо с переводом, если таковое было, дабы, в случае пропажи, можно было произвести расследование. В случае же, если Вы не посылали мне еще ничего, то прошу Вас и не посылать до моего уведомления из Гранкина, куда я сегодня еду.

Ради бога, простите, но я очень беспокоюсь о пропаже письма (что нынче беспрестанно случается) и потому решился обратиться к Вам с вопросом.

Ваш до гроба

П. Чайковский.

46. Чайковский - Мекк

Гранкнно,

1882 г. июня 7 - 9. Гранкино.

7 июня 1882 г.

Милый, дорогой друг! Вчера я приехал сюда, в деревню, принадлежащую по наследству от отца воспитаннику Модеста Коле. Ехал я сюда с большим волнением, ибо, во-первых, знал, что брат очень расстроен всеми бывшими здесь неприятностями, во-вторых, боялся, что найду его больным. Однако же, слава богу, застал его в довольно порядочном состоянии как физически, так и нравственно. Г-жа Брюллова (мать Коли) была здесь. Вооруженная разрешениями и всякого рода официальными подтверждениями ее опекунских прав, она явилась в дом полной хозяйкой и распорядительницей как личности детей, так и их имущества. Дочь она увезла, а сыну позволила в принадлежащем ему имении несколько времени еще прогостить, но с тем, чтобы по первому требованию он явился к ней в Павловск, где она проживает на даче у своего теперешнего мужа. Говорят, что закон на ее стороне. Пусть так, но в таком случае законы официальные не всегда согласны с законами здравого смысла. Она формально развелась с первым мужем и формально отреклась от прав на детей. Покойник, будучи в здравом уме и памяти, распорядился судьбой и имуществом детей так, чтобы она ни в каком случае не вмешивалась ни в их воспитание, ни в распоряжение их имуществом, и, тем не менее, какой-то непостижимо странный закон требует, чтобы воля покойного не была уважена ни в чем. И теперь еще, в довершение всего, она требует, чтобы дети ее вошли в чуждое им семейство ее теперешнего мужа! Бедный Коля, любящий до страсти свою деревню, хотел бы жить большую часть года у себя, но закон требует, чтобы он жил у г. Брюллова, которого он инстинктивно ненавидел прежде, а теперь ненавидит сознательно как виновника разлада между родителями. Все это нахожу очень несправедливым и очень возмутительным. Еще если б в данном случае мать была бы, по крайней мере, действительно любящей и нежной матерью, но в том-то и дело, что ею руководит исключительно интерес.