отзываются. И на местах работы тоже. Нет, до чего непривычно тебя видеть без скафандра… А хорошо, что рожу поправили — а то ещё и на местную тюрьму ей светил бы…
— Может, тебе рожу поправить? — Гедимин недобро сощурился. Маккензи запоздало снял колпак (ремонтник вспомнил-таки, к чему такая шапка и мыши, — «командир» только вернулся с «мартышечьего» Хэллоуина) и недовольно хмыкнул.
— Вот и вывози его с мусорного завода! Хотел тебе предложить дело, но если городское дерьмо перекапывать интереснее…
— Дело? — Гедимин насторожился. — Я в тюрьме, не забыл?
Маккензи беспечно отмахнулся, едва не въехав в угол ангара, — хорошо, что по этим закоулкам никто не ходил, и крайне редко ездили.
— Ничему не помешает. Что ты в одном месте сидишь, что в другом… Ну вот, выходи. Давно ты не был в моей норе…
…Личное жилище Маккензи с последнего раза не сильно изменилось — и столик-автомат с бутылкой и стаканами подполз так же бодро. К искусственным растениям добавился остролист с яркими ягодами и прицепившиеся к лозам летучие мыши.
— Чистая жжёнка, — Маккензи поднял бутылку. — Прямо с «Налвэна». Только тару поменял — бесят уже эти одноразовые стаканы! Они — для тех, кто хлебает на бегу. А мы-то сидим спокойно, в креслах. Всё не могу уломать «Сарму» на многоразовую посуду. С мойкой проблем никаких, небьющегося фрила — сколько угодно, наштамповать — работа на минуту…
— Где с ней возиться-то? — Гедимин вспомнил «дегустацию» в «Силвермайне» и недовольно сощурился. «Три вещи вместо одного простого контейнера, их ещё стерилизовать, — а есть ими всё ту же Би-плазму. Смысл?»
— Не все едят на бегу между взорванным реактором и стаей Клоа, — отмахнулся Маккензи, придвигая Гедимину стакан. — На заводах всех собирают в столовых, даже стойки поставить додумались. А на фрилолитейном — столы со стульями, прямо как и не в гетто! А посуды, мать моя колба, до сих пор нет. Хоть бы для столовых ввести её — уже начали бы приучаться к нормальной жизни! Кровати, опять же…
Гедимин мигнул — и даже от растерянности влил в себя полстакана жжёнки. Стакан был многоразовый, даже с каким-то вензелем «под металл»…
— Высокие лежаки? Как в «Эданне»?
Маккензи закивал.
— Вот! Исгельт с Айзеком сразу так сделали. Они оба понимают — пока ты сам себя пихаешь в ангар, на тебя и смотрят, как на машину. Наша «Сарма»… — он тяжело вздохнул. — Ищет любой способ, лишь бы ни черта не делать. Спорить не спорят, но как шевелиться им, а не мне — упрутся, как бульдозер в гранитный монолит… Ладно, Джед. Ещё будешь? Нет? Ну, и мне хватит. Ночью гуляли в городе…
Он криво ухмыльнулся.
— А я тебя вообще-то звал по делу. Расчистки ваши до весны кончились, на мусоре ты долго не просидишь — в механизмы полезешь… Хочешь принести немного пользы науке? Тут одному биологу как раз подопытные нужны…
«Биологу?» — Гедимин взглянул в его прищуренный глаз, и его передёрнуло.
— Опять Ас… «Торий»⁈ Какие ещё подопытные⁈
Маккензи примирительно поднял руки.
— Самое безобидное дело, Джед… Ну, насколько так можно сказать о работе «Тория». Тебе вот сейчас в тюрьме скучно, да? Так, что мозг пухнет?
Гедимин от резкой смены темы ошалело мигнул, но не согласиться не мог — мозг за полгода не то что опух, а впал в анабиоз. Сармат даже не был уверен, что сумел бы довести до ума те дурацкие конвейеры, даже если бы его к ним допустили.
— А ведь у тебя работа есть, Джед. Куча работы, по восемнадцать часов. А у тех, кто засядет на четыреста лет под землю… у них работы не будет, Джед. Три четверти гетто будут тупить в потолок жилотсека. И кончится это очень-очень паршиво. Мы всё-таки не «макаки» — нас создали для дела. Не работает тело — отрубается мозг. Без мозга плохо!
Гедимин угрюмо сощурился.
— И что?
— А то, — ухмыльнулся Маккензи, — что наш координатор всё-таки гений в биологии. Есть куча зверья, которое спит по полгода — и с телом и мозгом у них всё в порядке. Вот на вас эту мутацию и проверят. Может сармат проспать полгода и снова работать — или мутаген ещё нужно доделать. В общем, такое предложение. Едешь к «Торию», мутируешь в сурка, потом обратно — и возвращаешься досиживать. Какое ни есть, а разнообразие. Ну, если не хочешь — отвезу обратно на завод…
— Сонная мутация… — пробормотал Гедимин, проводя ладонью по лбу. «А интересно, сколько всего успеет присниться за полгода…»
— Ладно, показывай, где портал, — он поднялся из кресла. — Стану эа-формой — с реакторами ко мне не лезь!
— Ты, Джед, и в виде слизи чего-нибудь наконструируешь, — Маккензи с широкой ухмылкой встал, и столик отбежал в сторону. — Но тут всё без подвоха. Все вы нужны на выходе живыми и здоровыми. Поехали…
…Из глайдера Маккензи Гедимин пересел где-то в лабиринте промзоны — в потрёпанного вида фургон без окон, но с ЛИЭГом и «лучевым крылом». Внутри на него настороженно уставились девятеро сарматов-Старших и ещё десяток филков.
— Подопытный? Из тюрьмы?
— А чего там делать, — буркнул Гедимин, прислоняясь к обшивке. Держаться предполагалось за скобы с двух сторон, на груди тут же сомкнулся плотный обруч. Сарматы притихли. Глайдер бесшумно тронулся, на секунду заложило уши, потянуло к потолку — и снова гравитация придавила Гедимина к палубе. «Звездолёт» проскользил ещё десяток метров и замер. Сбоку зашипело, обручи и скобы разомкнулись. В глайдер заглянул охранник в чёрно-красном «Лантерне» — очень хорошо доработанном «Лантерне», манёвренном, как гоночный дрон, и прочном, как скафандр ликвидатора. Пока Гедимин глазел на экзоскелет (не обратив внимания даже на странный орнамент на чёрном фоне), его крепко толкнули в бок.
— Оглох⁈ На выход!
Едва Гедимин вышел, у него заныло в груди. Он помнил все эти витые переходы с ребристыми стенами, скрытые «арктусы» и