Читать интересную книгу Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

— Из железа рождается сила, — проговорил Фулл Бронн, пытаясь оградиться от этой мерзости, но слова были пусты, словно это царство темных восторгов лишало их силы.

— Нерушимая литания, — засмеялся Эйдолон. — Со временем ты поймешь, что нет ничего нерушимого.

— Что это за создания? — спросил Фулл Бронн, когда ближайший гештальт двинулся в сторону, а за ним вприпрыжку последовали сгорбленные существа, приставшие к нему, как просящие молока детеныши.

— Фабий называет их тератами, — сплюнул Эйдолон, неосознанно подняв руку к шее.

— Тератами?

Эйдолон пренебрежительно махнул рукой в сторону уходящих чудовищ, явно наслаждаясь беспокойством Фулл Бронна.

— Уродливые монстры, которых он создает на «Андронике» с помощью геносемени, вырезанного из мертвых. Он обращается с ними как с детьми.

— Ну и дети, — сказал Грендель. — Не хотелось бы встретиться с их матерью.

Фулл Бронн не стал больше ничего спрашивать о чудовищных тератах, услышав в голосе Эйдолона неприязнь и ненависть. Он не знал, какие отношения сложились между безумным апотекарием Фабием и Эйдолоном, но они определенно не очень друг друга любили.

Дым на мгновение рассеялся, словно занавес, поднимаемый перед началом представления. Плотная толпа легионеров и смертных смотрела на воина с татуировкой на щеке, подпрыгивавшего и крутившегося на сцене с двумя серебристыми мечами в руках. От его мастерства захватывало дух, его движения напоминали танец.

— Кто этот мечник? — спросил Грендель, с отвращением вытирая черные капли, попавшие на подбородок, тыльной стороной руки.

— Бастарне Абранкс, — ответил Эйдолон. — Капитан того, что раньше было 85-й ротой.

— Он весьма искусен, — сказал Фулл Бронн, все еще соблюдая правила этикета, хотя и понимал уже, что здесь до них никому нет дела.

Эйдолон странным образом накренил плечи, и Фулл Бронн понял, что тот ими пожал.

— Он воображает, что является великим дуэлянтом, но он всего лишь умел.

— Он неплох, — сказал Грендель, рассматривая Абранкса оценивающим взглядом, как возможного врага в будущем.

— У нас есть воины и лучше, — несколько неохотно заметил Эйдолон. — Пойдете против нас — и узнаете, насколько лучше.

Наполовину хвастовство, наполовину угроза — Эйдолон неуклюже попытался заявить о превосходстве легиона. Фулл Бронн не стал обращать внимание на колкость. Какое значение имели глупые соперничества в таком месте, как это? Он сглотнул, борясь со странной тошнотой, заскрипел зубами и заморгал, чтобы избавиться от раздражения, которое вызывал струящийся туман соблазнительных мускусных ароматов.

— Звучит сомнительно, — ответил Грендель, смотря, как группа воинов в черном ворвалась на сцену с ревущими мечами в руках и как с ними молниеносно расправились серией великолепных выпадов, парирований и обезглавливающих взмахов.

— В легионе есть воин по имени Люций, рядом с которым Абранкс выглядит калечным ребенком, — произнес Эйдолон так, словно ему приходилось выдавливать из себя слова.

— Я слышал о нем, — сказал Грендель. — Говорят, он хорош.

Грендель исчез в ароматных клубах дыма, чтобы еще понаблюдать за представлением мечника, и Фулл Бронн остался с Эйдолоном. Солдат Беросса был вооружен, так что, возможно, он собирался испытать себя в бою с Абранксом. Фулл Бронн надеялся, что этого не случится, но его уже все меньше и меньше заботило, что будет с Кадарасом Гренделем.

Да и с ним самим, по правде говоря.

Эйдолон повел его в кабинку, которая казалась островком нормальности в калейдоскопическом смешении чудес и восхитительных новых ощущений. Фулл Бронн никогда раньше не испытывал подобного наплыва чувств, и хотя поначалу он противился пучине неизведанного и пугающего, теперь он начал получать от всего этого удовольствие.

Кабинка была завалена подушками из мягких тканей: полубархата, шелка, пестрого дамаста — и грубых материалов наподобие акульей кожи или кальмаровых шкур. Ему было непривычно сидеть на них, но не неприятно, и Фулл Бронн осознал, что несмотря на недавнее отторжение, ему нравилось в «Ла Фениче». Ему стало интересно, какую реакцию вызовут строгие порядки его легиона у представителя Детей Императора на «Железной крови».

В кабинку вошли обнаженные рабы, хирургическим путем получившие дополнительные руки и ставшие напоминать древних синекожих богинь. Они принесли с собой искусно сделанные кальяны, с изогнутыми трубками, покрытыми змеиной чешуей, и наполненные кипящим дымом, неторопливо сворачивавшимся в завитки.

— Что это? — спросил Фулл Бронн, когда перед ним поставили кальян.

— Зелье Фениксийца, — ответил Эйдолон. — Ключ к дверям восприятия[11] и способ найти ответы на все вопросы, даже если ты не знал, что задавал их.

— Звучит сильно, — сказал Фулл Бронн, уже предвкушая первый вдох.

— И это действительно так, — ответил Эйдолон, снимая трубку и протягивая ее Фуллу Бронну. — Особенно в первый раз, когда пробуешь. Особенно в Оке Ужаса.

— Оке Ужаса?

Эйдолон выглядел растерянно, словно понятия не имел, откуда возникло это название.

— Варп-шторм, — нерешительно произнес он. — Так он называется.

Фулл Бронн кивнул. Он это знал. Он не помнил откуда, но было такое ощущение, что он всегда это знал. Ему никогда раньше не говорили это название, но правильность его была несомненна.

Он помотал головой и взял трубку из влажного органического материала.

— Кожа? — спросил он.

— Лаэрская, — кивнул Эйдолон, глубоко затягиваясь переливающимся дымом. Его мертвые глаза на секунду перестали быть пустыми, а рот распахнулся шире, чем это было возможно. Из увеличенного горла вырвались струйки дыма, и Фулл Бронн понимал, что это зрелище должно было его ужасать, но абсурдность происходящего странным образом очаровывала.

Он вдохнул кальянный дым, и по лицу его расползлась кривая ухмылка, когда мир вокруг словно обрел резкость, словно очертания предметов глубже прорезались в ткани бытия. Движения оставляли эхо, звуки расходились в воздухе, как волны на воде, а на периферии зрения танцевали стремительные силуэты. Все вдруг стало реальнее, словно то, что он считал реальностью, оказалось лишь лаком на истинном мире. Появились еще одни преобразованные рабы, один изувеченнее другого, и хотя раньше они его поражали, он вдруг обнаружил, что любуется новыми уродствами. Они принесли серебряные кувшины, а раб, чей пол невозможно было определить, протянул ему хрустальный кубок со сложной резьбой, бросающий во все стороны ослепительные блики. Фулл Бронн пытался уследить взглядом за мириадами лучей, потянулся к ним, чтобы дотронуться, но сдался, когда еще один раб, лицо которого было будто сплавлено из двух половинок от разных людей, налил прозрачную густую жидкость в кубок, неизвестно как очутившийся в руке.

Его чувства переполнил опьяняющий соленый аромат, и он осторожно поднял кубок к лицу.

— О, тебе это понравится, — пообещал ему Эйдолон.

— Что это?

— Мы называем его «Лакримоза», — сказал Эйдолон. — Восхитительное вино, полученное из слез рабов.

Фулл Бронн осторожно выпил. Глаза его распахнулись. Вкус, как Эйдолон и обещал, был восхитителен. Страдания тысяч смертных, дистиллированные в один глоток. Во вкусе смешались боль и наслаждение, это была головокружительная симфония ароматов, от возбуждающих до омерзительных. Это был весь спектр эмоций, от высочайших до низменнейших, в жидкой форме. Он запрокинул голову, осушая кубок, и пораженно увидел портрет, висящий высоко над их кабинкой.

Он ахнул, узнав в изображении Фулгрима — в том облике, в котором он его видел, казалось, целую жизнь назад. Пластины его доспехов ярко сияли, изогнутые линии золотого крыла палатинской аквилы на героической фигуре были изображены так реалистично, будто сам Фулгрим взирал на него с высоты. Фулгрим на этом портрете, в своей величественности способном сравниться с картинами во дворцах делхонианского тирана, был таким, каким он был в собственных глазах.

Фулл Бронн посмотрел в глаза на портрете, и Лакримоза свернулась у него во рту.

Его прострелил заряд изысканного удовольствия, затягивая глубже в пучину чистых ощущений. Он пришел сюда, преисполненный возмущения, и слабеющий голос в его голове еще кричал при виде ужасных вещей вокруг. Но та часть его, которая испытывала отвращение, уже уменьшалась, как ядро умирающей звезды.

— Мне не следует быть здесь, — сказал он, но слова будто слетали с чужих губ. — Не таков путь Железных Воинов.

— Мог бы стать, — заметил Эйдолон.

— Железный Владыка никогда на это не согласится, — сказал он, отчаянно пытаясь сохранить ясность мыслей.

— У него не останется выбора, если наслаждения, даруемые Властителями разврата, проникнут в Додекатеон тайно. Они распространятся по всему Четвертому легиону через его орден каменщиков, и Пертурабо будет вынужден принять чувственные высоты Темного Принца.