Читать интересную книгу Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Примарх покачал головой:

— Думаешь, мы закончили?

— Повелитель?

— Теперь моя очередь атаковать, — сказал Пертурабо.

Все закончилось, едва успев начаться.

Армии Пертурабо пробились через мощные фортификации Халдвани и Шигадзе. Небо пылало огнем. Несмотря на бомбардировки с орбитальных платформ и постоянные рейды «Грозовых птиц» и «Крыльев ястреба», легионы Железного Владыки продвигались вверх по Брахмапутре, вдоль дельты реки Карнали.

И вновь по долине Ганга прошли континентальные огненные штормы.

Когда они преодолели внешние укрепления дворца, шквал орудийных залпов приветствовал его бурлящую, завывающую орду и шагающие боевые машины. Орудия рявкнули с каждой огневой точки Дхаулагири. Лучи лазеров распороли ночь неоновыми нитями, уничтожая все, к чему прикасались. Градом посыпались снаряды. Титаны загорались, взрывались, валились на землю, давя кишащих у их ног солдат. И все же они шли. Режущие лучи ударили в бронированные стены, словно молнии. Стены пали. Они обрушились, подобно сходящим с гор ледникам. Облаченные в золотые доспехи тела летели вниз, захваченные потоком.

Дворец запылал.

Пали Врата Примус, Львиные врата, подвергнувшиеся атаке с севера, Врата Аннапурны. Наконец дивизионы Пертурабо прорвались во дворец через Последние врата и принялись уничтожать все живое на своем пути. Возле разбитых врат огромными грудами лежали тела Титанов, повалившихся друг на друга в попытках преодолеть стены. Победное воинство карабкалось по их корпусам, текло во дворец, дабы обрушиться на своего повелителя и сорвать его с золотого трона во имя нового владыки Галактики[10].

Три лучших Железных Воина, объединив свои тактические таланты, не смогли удержать Пертурабо. Яркое напоминание о том, что мастер обороны был также и мастером нападения. Под его командованием дворец стал нерушимой крепостью, под его прицелом он превратился в хрупкую, готовую сломаться вещицу.

Пертурабо закончил симуляцию прежде, чем атакующие красные дивизионы хлынули во внутренние районы дворца. Голографические объекты сражения растворились в воздухе, оставив после себя только широкую поверхность рельефного стола. Пертурабо склонился над развалинами Последних врат и покачал головой, криво усмехаясь.

— Я лучше тебя, брат, — сказал он, не только окружающим, но и себе. — И я всегда буду лучше тебя. Я знаю, чего ты на самом деле боишься.

Солтарн Фулл Бронн заслуженно носил титул Камнерожденного, ибо, хотя про него и говорили, что он создан из вещества, составляющего планеты, он знал, что это в буквальном смысле верно для всех, но предпочитал не указывать на очевидный, казалось бы, факт. Все они были созданы из останков звезд — материи, собранной и преобразованной в результате миллиардов лет внутризвездных процессов и биохимических и электрических реакций.

Он не знал, было ли понимание этого причиной, по которой он умел смотреть в сердце камня, и не старался узнать. Того, что камень говорил с ним и рассказывал о своих тайнах и силах, было ему достаточно. Он видел его строение и состав так же легко, как дышал, и это делало его особенным в таком легионе, как Железные Воины.

Впрочем, определенно недостаточно особенным, чтобы можно было избежать этой обременительной обязанности.

Он и грозный воин по имени Кадарас Грендель, из гранд-батальона кузнеца войны Беросса, шли по забитым фетишами коридорам «Гордости Императора». Они следовали за ковыляющим лордом-коммандером Эйдолоном, который был одет в кричаще яркую броню и плащ из бритвенно-острых крючьев поверх нее, а в руках держал чудовищно огромный молот, сравнимый с тем, который был у Железного Владыки.

Эйдолон радушно встретил их на посадочной палубе. Его сопровождала почетная стража, составленная из воинов, чья броня представляла собой ураган дисгармонирующих цветов и была покрыта шипами. Горжеты у них выходили за плечи и были оборудованы различными вокс-приемниками и аугмиттерами. На шлемах выпирали звуковые имплантаты, а вместо болтеров они были вооружены странными пушками, пульсирующими, как генераторы на грани перегрузки.

Эйдолон назвал воинов «какофонами», но не стал объяснять, что они собой представляют.

Фулл Бронн попытался скрыть свое потрясение при виде флагмана, но он был уверен, что Эйдолон заметил его реакцию и ухмыльнулся. От лорда-коммандера ему становилось не по себе. У него была серая, безжизненная кожа, а глаза сидели глубоко, как у трупа.

«Гордость Императора» была местом света и шума, чудес и нелепостей. Каждый раз, когда Фулл Бронн поворачивал за угол, его глазам открывалось новое и ужасное зрелище. От избытка ощущений кружилась голова, но путешествие в «Ла Фениче» только начиналось.

Среди союзников Магистра войны ходили слухи о невероятной оргии, произошедшей здесь, об опере таких немыслимых бесчинств, что она свела Детей Императора с ума. Никто особо не принимал их всерьез, но когда перед Фулл Бронном распахнулись изогнутые двери в огромный театр, он вдруг поверил в самые дикие слухи и осознал, что даже они не передавали ужас того, что здесь произошло.

— Трон… — прошептал он, и только потом вспомнил, как неуместна теперь эта клятва.

Но никто, судя по всему, не обратил внимания.

Кадарас Грендель пораженно выдохнул.

— Добро пожаловать в «Ла Фениче», — сказал Эйдолон.

Фулл Бронн раньше видел пикты главного легионерского зала торжеств, в том числе те, которые якобы сделала знаменитая Эуфратия Киилер, но это место лишь отдаленно походило на когда-то величественный театр. Фулл Бронн сощурился, когда в глаза ударили слепящие лучи яркого света, ритмично бьющие из-под купольного потолка; ему с трудом удалось разглядеть темные силуэты, двигающиеся в облаках мускусных благовоний, которые дымились в подвешенных курильницах, словно результаты какого-то провального алхимического эксперимента.

Они пахли приторно сладко, остро и ароматно, но оставляли смутное послевкусие чего-то гнилого. От запаха у Фулл Бронна запершило в горле, и ему захотелось сплюнуть, чтобы избавиться от этого вкуса, медленно начинающего каким-то образом воздействовать на его организм. С лож наверху свисали гирлянды лиц и растянутые полотна человеческой кожи, а в подтекающих железных канделябрах стояли букеты из костей. Невидимые барабаны нестройно громыхали, словно аритмичное сердцебиение, то вплетавшееся в ревущую, пронзительную бурю звуков из покачивавшихся вокс-динамиков, то пропадавшее из нее.

Талиакрон был величественен и грандиозен, «Ла Фениче» же был совсем иным.

— Что вы с ним сделали? — спросил Фулл Бронн.

— Вознесли его до новых высот чудесного, — рычаще прохрипел Эйдолон, будто его горло и голосовые связки больше не могли согласованно работать.

Фулл Бронн, помня, что он здесь лишь гость, сказал:

— Я никогда не видел ничего подобного.

— Немногие видели, — согласился Эйдолон. — Должно быть, это приятная смена обстановки после утомительной церемониальности Додекатеона. Здесь мы прославляем то, чем стали, вместо копания в прошлом и размышлений о том, как все могло бы быть, но никогда не будет.

— Додекатеон — это совет воинов, — ответил Фулл Бронн, скрыв, как разозлило его оскорбительное замечание Эйдолона. — Мы собираемся, чтобы стать лучше.

— Как и мы, — ответил Эйдолон, ведя его глубже в «Ла Фениче».

Их путь шел через кавалькаду оживших кошмаров, извративших все, ради чего легионы раньше существовали. Перед глазами Фулл Бронна раскрывалась плоть, и блестящие внутренности вынимались для развлечения, из любопытства, ради удовольствия. Смертные и легионеры превращали свои тела в игрушки и вырезали на них символы и узоры, которые невозможно было понять и в которые невозможно было поверить.

От огромных винных бочек отходили похожие на кишки трубки, будто выкачивавшие жизненные соки из огромных органов. Развалившиеся друг на друге люди, с остекленевшими глазами и вялыми конечностями, затягивались из сочащихся дымом кальянов. Грендель остановился и забрал кожаную трубку из рук безразличного легионера, у которого в уголках рта пузырилась кровавая слюна. Он жадно втянул содержимое трубки и скривился от вкуса.

Грендель сплюнул полный рот вязкой жидкости, по виду напоминавшей соскоб с пораженного раком легкого.

— Не олимпийское марочное, но штука сильная, — сказал он.

— Ничего не трогай, — приказал Фулл Бронн, но Грендель проигнорировал его и сделал еще один глоток.

По театру мистическими наблюдателями бродили создания, которые, возможно, когда-то были людьми, но теперь так далеко ушли от своего первоначального облика, что их можно было назвать новым видом. Тела, составленные из десятков торсов от разных людей, ползали, как рептилии, на конечностях, представлявших собой мешанину рук и ног, рассоединенных, изломанных и собранных заново десятками необычайных и ужасных способов — словно отвергнутые результаты неудачных экспериментов из какого-то безумного креационистского мифа. На Фулл Бронна уставились сумасшедшие глаза, и он отшатнулся в отвращении, увидев в лицах, вшитых в животы и спины неестественных существ, смесь восторга и ужаса, наслаждения и безумия.