Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Священник захлопнул дверь, оставив недоуменных крестоносцев с пустыми руками.
Петер закрыл глаза в молитве, прося у Бога прощения за ярость, которая разрывала его изнутри. Затем он поднял глаза к небу, словно ожидая увидеть там ответ: «Что же, Отец, неужели это я? Я ли это? Я ли сошел с ума, или я один из тех немногих разумных существ, которым суждено скитаться среди умалишенных?»
Он обратил взоры на смущенные, испуганные лица вокруг себя и попытался что-то сказать им, но язык, скованный гневом прилип к гортани.
Молчание прервал дрожащий голос Лотара:
– Отец Петер, разве он не поможет нам?
Ион-первый схватил старика за рясу и отчаянно спросил:
– Ежели народ Божий не окажет помощи, тогда кто нам поможет?
Ответ Петера прозвучал едко и колко:
– Божий народ не всегда является народом Бога. Остерегайтесь, чада мои, держите ухо востро, наипаче, когда поблизости рыщут святоши!
Громкий призывный лай Соломона вдруг позвал их в тесный проулок, сжатый между двумя гильдейскими домами позади часовни. Группа поспешила туда за Петером и Вилом, которые осторожно последовали за возбужденным псом в сырую тень между домами. Там во мраке сидели, сгрудившись, трое испуганных детей. Прислонившись к стене, они крепко поджали ноги под самые подбородки и сжимали знакомые плетеные крестики. Они со страхом уставились на Петера и Вила. Соломон дружелюбно сунулся к ним своим острым носом, но они только сильней съежились.
– Успокойтесь, дети мои, – тихо сказал Петер. – Мы друзья, пришли помочь вам.
Троица колебалась. Наконец один ребенок встал.
– Я… меня зовут Фрида, – проговорила длинноногая светловолосая девочка лет пятнадцати. Она крепко сжала капюшон на горловине. – Я родом из королевства Вестфалии, и… я.
Не в силах дольше сдерживаться, она осеклась. Ее карие глаза наполнились слезами. Петер положил руку ей на плечо, и она упала в его объятья.
– Все хорошо, дитя мое.
Выплакавшись, она немного успокоилась и, шагнув назад, обтерла лицо рукавом. Она глубоко прерывисто вдохнула представила своих младших: брата Манфреда и сестру Гертруду. Потом она поведала историю об их злоключениях.
– Многие из нас умерли от лихорадки и голода еще в лесах к северу отсюда. Те что выжили, пришли на эту порочную землю. Мы только трижды попросили пищи у случайных торговцев, как охрана магистрата приказала нас выпороть. Затем…
Тут рассказ быстро подхватил Манфред, взволнованный, но полный самообладания одиннадцатилетний мальчик, и продолжил:
– Так оно и было, но мы побежали со всех ног и спрятались, а они все ходили и кричали, что надобно утопить желтоволосую ведьму.
Теперь встала Гертруда. Было ей не более десяти лет. Слабым дрожащим голосом она добавила.
– Мой господин, мы надеялись, что Бог поможет нам, быть может, это Он послал вас?
Петер едва сдерживал слезы, к горлу подступил тяжелый ком. Он протянул девочке руку.
– Ja, Mädel, да-да, прекрасная малышка, вы не напрасно надеялись и хорошо молились, и Бог сегодня ответил вам. Мне кажется, что Он несколько запоздал, учитывая ваши неотложные нужды, но так часто бывает. Наверное, такая у Него особенность.
Он подмигнул детям.
Вил схватил священника за рукав и прошептал:
– Нам больше некуда принимать новеньких.
Священник понимающе кивнул и отозвал мальчика в сторону.
– Доблестный и терпеливый Вил, как и нашему Господу, тебе доверили заботиться об отверженных, обездоленных и одиноких. Теперь считай каждого из этих несчастных – благословением, и ноша твоя облегчится.
Вил вздохнул, уступив мягкой настойчивости священника, и присоединился к остальным, пока Петер выводил троих ободрившихся найденышей из проулка. После короткого знакомства Фрида вместе с братом и сестрой влилась в строй новых товарищей и терпеливо ждала указаний.
Петер встал рядом с Вилом и тревожно взирал на площадь, где горожане суетились между лотками и прилавками базара. Ему на память пришли знаменитые площади Шампани, Трои и Базеля, но на этом месте он почувствовал гнет, тягостную завесу мрака, которая, казалось, давила даже сам воздух. Полевые сервы подозрительно натягивали соломенные шляпы на самые глаза, и как-то напряженно шли вслед неохотных волов, понукая их с несвойственным ожесточением. Купцы с Востока зазывали покупателей громко, но как-то нескладно, неубедительно, что весьма странно для людей своего дела. Все крестьянские женщины торопились куда-то, никто не останавливался, чтобы поболтать, а только переходили от прилавка к прилавку, одной рукой придерживая длинные платья, другой – тяжелые корзины с хлебами или овощами, которые несли на головах. То тут, то там в толпе случайно показывался дворянин, но такие, заметил Петер, всегда проходили с надменно поднятой головой и с видом глубокого презрения к скопищу черни, напиравшей со всех сторон. Больше всего священника обеспокоили бесчисленные солдаты, всегда пьяные и озлобленные, одетые в большинстве своем в цвета Брунсвика, носители гнева, напыщенности и раздражения.
Как же так, думал Петер, ведь город, казалось, изобиловал всем необходимым, и для тягости не было видимых причин. Вдоль всех главных улиц были разбросаны длинные деревянные лавки торговцев, а по всей площади – палатки булочников, и медников, и жестянщиков; шатры, набитые рыбой, кожаными изделиями, коврами, шелками с Востока и рулонами прекрасных тканей. Над повозками и телегами возвышались груды чесаной шерсти и связки кудели, только что прибывшие с ближайших поместий. Вдоль стен амбаров аккуратными рядами стояли плотные стога сена. Но вопреки видимому изобилию, почти на каждом углу сидели нищие и попрошайки, как напоминание о скудости сострадания, которая царила в душах горожан.
Петер о чем-то шепотом предупредил Вила, прежде чем тот вывел колонну на рынок. Но крестоносцы прекрасно поняли недомолвки священника и медленно шли вдоль длинного стола с изгибом посредине, который ломился от меда, соли, масла, ранних фруктов, солений и варений. Их глаза округлились при виде несметных бочонков с элем, жареных уток на вертелах, корзин с печеньями и солониной, опрятно выложенных в ряд с бочонками с угрем и осетром.
Принимая во внимание голод, который терзал детей изнутри, вид подобного изобилия вскоре стал невыносимым. От жаждущих мыслей Вила отвлек чей-то рывок: крошечная рука дергала его за пояс. Он повернулся и увидел Лотара. Его пожелтевшие глаза слезились от усталости и пыли.
– Господин Вил, можно мне немножко отдохнуть?
Вил заколебался, но уступил.
– Мы сделаем короткий привал, но у нас много дел.
Лотар улыбнулся и проследовал за остальными в укромный угол, где все повалились прямо в пыль. Томас подобрался ближе к Вилу, смутившись от издевок в свой адрес, на которые расщедрились прохожие. Петер задумчиво не сводил глаз с города, затем посмотрел на измученных спутников.
– У меня появилась идея. В этом злосчастном месте не хватает музыки. Кто-нибудь видел хоть одного менестреля или трубадура? Нет! Итак, сдается мне, что за хорошую песню мы сможем выручить немного еды.
Прежде чем ошеломленные крестоносцы подумали что-то возразить, их уже стремительно подогнали к центру базарной площади, где они расположились тесным полукругом. Через несколько мгновений Петер, желая напомнить им песню, весьма отдаленно воспроизвел ту мелодию и слова, что они так горячо пели всего лишь несколько недель назад.
– Чудный наш Господь Иисус, – запели они. – Царь всего творенья…
Голоса их звучали сдавленно и приглушенно, и чем дольше они пели невпопад, тем тише становилось пение, что и лишило их первоначального любопытства нескольких горожан. Петеру вздумалось подбодрить их, и он громко присоединился к их пению. На их беду, его визгливый и нестройный голос принес не подаяние, а насмешки, и восхитительный хор крестоносцев потонул в лавине глумливого хохота!
Залитый краской стыда и смущения, Вил повернулся спиной к товарищам и растворился в ревущей толпе. За ним с выражением отвращения на лице последовал Томас. Но верный Карл твердо выполнял долг, силясь петь вопреки слезам унижения, которые катились по раскрасневшимся щекам. Сбоку ему басом подпевал Георг, крепко зажмурив глаза и сжав кулаки.
Наконец Петер милостиво остановил хор, уверяя детей, что Даже ежели смертные не оценили их великолепное пение, то это непременно сделали ангелы небесные. Гогочущий люд вернулся к своим делам, а старик снова собрал свое малое стадо вокруг себя.
– А сейчас, чада, настало время для нового плана. – От парочки высказанных недовольств он отделался шутками. – с согласия Вила я предлагаю всем нам пойти парами и просить у каждого торговца и у тех, кто откроет нам двери.
Фриде стало не по себе, и она беспокойно перебила священника.
– Отец Петер, несколько дней тому назад нас с братом и сестрой едва не выпороли за подобное, и…
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Сказания древа КОРЪ - Сергей Сокуров - Историческая проза
- Святая с темным прошлым - Агилета - Историческая проза
- Черные стрелы вятича - Вадим Каргалов - Историческая проза
- Хазарский словарь (мужская версия) - Милорад Павич - Историческая проза