— Ты хорошая девочка, — сказал он. — Ты мне нравишься, Мэри. Голова у тебя хорошо соображает, и смелость есть. Из тебя выйдет надежный компаньон в любом мужском деле. Тебе следовало родиться парнем.
Он посмаковал бренди и, глупо улыбнувшись, поднял палец, затем медленно повернул его, указав на бутылку, и подмигнул.
— За это неплохо платят. Лучший сорт из всего, что можно купить за деньги. У самого короля Георга, ручаюсь, не найдется лучшего бренди в его знаменитых погребах. А мне что это стоит? Ни ломанного гроша. У нас в таверне «Ямайка» вино бесплатное.
Он расхохотался, высунув язык.
— Сейчас тяжелые времена, Мэри, но все равно — игра стоит свеч. Я рисковал шеей десять, а может, двадцать раз. Ищейки из магистрата гнались за мной по пятам, пули застревали у меня в волосах, но я очень хитер, Мэри. Им меня не поймать. У меня очень большой опыт. До «Ямайки» я работал на берегу, в Падстоу. Мы подплывали на барже раз в две недели, во время прилива, я и еще пятеро. Но когда работаешь без размаха, много не заработаешь. Дело должно быть поставлено на широкую ногу. Тогда можно заказывать то, что имеет спрос. Мы работали от побережья до северной границы. Я и кровь повидал, Мэри, при мне убивали людей много раз, но такое у меня дело — это азарт. Игра со смертью.
Джоз поманил ее пальцем поближе к себе, оглянувшись на дверь.
— Подвинься сюда, чтобы мне было удобнее говорить с тобой. Ты не трусиха, как твоя тетка, это сразу видно. Ты должна войти в дело, помогать мне.
Он схватил ее за руку, притянул к своему стулу.
— Меня губит чертово зелье. Я слабею, как крыса, когда на меня находит, сама видишь, во что я превращаюсь. И меня преследуют кошмары. Когда я трезв, я ничего не боюсь, тысяча чертей. Я не одного человека убил своими руками, Мэри. Утопил, забил плетьми и камнями. Но никогда не испытывал ни страха, ни угрызений совести — никогда. Сон у меня всегда был крепкий. Но когда я пьян, они являются во сне, их мертвенно-зеленые лица стоят передо мной и сверлят меня пустыми глазницами; некоторые являются, изодранные в клочья, шкура лентами свисает со скелетов, в спутанных волосах болтаются водоросли. Однажды пришлось убрать женщину, у нее был ребенок на руках. Бабенка цеплялась за плот, волосы струились по спине. Корабль сел на мель, чуть не налетев на скалу. Они все попрыгали в море — все, кто там был; баба кричала о помощи, а я бросил в нее камень, прямо в лицо, разбил ей голову к черту, она упала навзничь, выронила ребенка, я снова ударил. Они утонули тут же, на мели. Глубина была не больше метра. Мы тогда очень испугались: другие люди видели это, кто-нибудь мог спастись. Впервые в жизни не дождались прилива. Надо было спешить: через полчаса могло быть поздно. Мы начали забивать их камнями, Мэри; мы вынуждены были ломать им руки и ноги. Они тонули около баржи, все остались там, они не смогли подняться на ноги.
Джоз приблизил к ней свое опухшее, синее в прожилках, лицо. Глаза в обрамлении красных веснушек — дикое зрелище — уставились на нее, уперлись в ее глаза. На щеке она чувствовала его дыхание.
— Разве раньше ты никогда не слышала о жертвах кораблекрушений, о стервятниках[3]? До вас молва ничего не доносила, до вашего Хелфорда?
В холле часы пробили час ночи. Удар прозвучал, как набат. Ни Джоз, ни Мэри не двигались. В кухне было очень холодно, огонь давно догорел, пламя погасло. В открытую дверь дуло. Джоз взял ее руку в свою ладонь. Рука Мэри была холодна. Силы покидали девушку. Вероятно, он заметил ужас в ее глазах, потому что тут же выпустил руку и отвел взгляд, барабаня пальцами по столу. Мэри видела, как по его волосатой руке ползет муха, подбираясь к ловким длинным пальцам. Совсем как по телу покойника.
Вспомнилось, как изысканно он нарезал хлеб для нее в первый вечер. Потом она ясно представила камень; эти пальцы держали его крепко, били наверняка, камень просвистел в воздухе…
Джоз снова зашептал что-то, кивая в сторону холла, где пробили часы.
— Этот звук иногда звенит у меня в ушах. Слышала удар? Так ударили колокола на бакенах возле берега, тогда, в знак крушения. Они звучали долго, как набат по усопшим. Эти удары меня тоже преследуют — сегодня я слышал погребальный звон во сне. Это ужасное ощущение, Мэри: он скрежещет по нервам, хочется кричать в голос. Когда работаешь на берегу, можно доплыть на лодке до бакенов и заглушить колокола, замотав тряпками. Тогда на воде становится тихо. Если за тобой охотится судно, оно не услышит ничего, они рассчитывают, что зазвенят бакены, если проплывет баржа, а звона нет. А мы в засаде — и суденышко попадает прямо к нам в лапы. Внезапное нападение — кораблик идет ко дну.
Он опять принялся за бренди, смакуя каждый глоток.
— Видела когда-нибудь мух в банке с медом? — спросил он. — А я видел людей в таком же положении. Они лезут друг на друга, чтобы спастись, орут от ужаса, но все равно гибнут, как мухи. Я видел мачты и нок-реи на корабле, сплошь усеянные людьми. Мачты ломались под их тяжестью, как соломины, и падали в морс вместе с несчастными. Те плыли изо всех сил, но, когда они подплывали к берегу, они были уже обречены, Мэри.
Он вытер рот тыльной стороной ладони.
— Мертвецы не рассказывают, что с ними приключилось. Вот так.
Лицо его стало расплываться перед ней, потом сузилось и исчезло. Она вдруг увидела себя ребенком, впереди широко шагал ее отец, девочка едва поспевала за ним. Рядом бежали другие люди, все спешили в Сент Кеверн, к скалам. Отец посадил ее на плечи, люди кричали и плакали. Кто-то показал рукой на морс, она увидела большой корабль, качавшийся беспомощно на волнах. Зелено-синие волны и белый-белый корабль, подбитый, как птица, со сломанными мачтами, сорванными парусами, пузырившимися на воде.
— Что они делают? — спросил ребенок, но никто не ответил. Все в ужасе смотрели на корабль, который медленно погружался в морс.
— Господи, спаси их, — проговорил отец, девочка заплакала. Это была Мэри, она звала мать. Та тотчас же подбежала, вынырнув откуда-то из толпы, взяла ее на руки и унесла прочь, подальше от берега.
На этом видение оборвалось и исчезло, осталось неоконченным. Но когда Мэри подросла, мать часто вспоминала тот день, когда утонуло судно и погибли все, кто был на борту. Корабль разбился о скалы. Мэри задрожала, тяжело вздохнула и снова увидела перед собой лицо Джоза Мерлина. Точнее, то, чем было лицо. Эта маска что-то изображала, и впечатление усиливалось от обрамления — перепутавшихся черных волос.
Мэри снова сидела на полу у его стула в кухне таверны «Ямайка». Девушку ужасно мутило, ноги и руки похолодели, ничего не хотелось — только бы скорее забраться в постель, накрыться с головой одеялом, чтобы не видеть этого ужасного человека, не слышать его голоса…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});