Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Или Барский Валерий Петрович, – второй палец клубочком свернулся рядом с первым. – Он был далек от артистической среды. Крупный руководитель, заместитель начальника Мосгорторга, но большой поклонник муз! Меценат, покровитель молодых актрисочек, балерин, певиц… Устраивал шикарные вечеринки, накрывал такие столы… Потом проходил по торговому делу, но повезло, остался в стороне…
Профессор быстро осмотрелся и понизил голос.
– Хотя, между нами говоря, я передавал на него информацию: огромные расходы – рестораны, драгоценности, ванны из шампанского… Откуда средства? Но его не тронули… Может, не доказали, а может, решили, что свидетелем он полезней… Ведь тогда два смертных приговора вынесли…
Евсеев приуныл. Он устал. Сколько еще таких встреч ему предстоит? Что могут вспомнить люди, которых он разыщет? Отец учил: никогда не сдаваться. Он, как всегда, прав. Не сдаться – гораздо труднее, чем выучить за три месяца английский.
«Что это мне пришло в голову? – подумал он. – При чем тут английский?»
И тут же понял: мимо них с Профессором по вытертому ковру продефилировали два пожилых джентльмена в халатах, бойко чирикая по-английски. Юра проводил их взглядом.
– Санька с Пашкой, нелегалы, – пояснил Профессор. – Держатся на расстоянии, считают себя «белой костью». А что особенного: всю жизнь в капстранах прожили, в просторных квартирах, обеспеченно, да с красивыми шмотками и хорошей едой. Попробовали бы здесь покрутиться – то достань, да это вырви, тогда бы знали почем фунт лиха… А когда сидишь на пенсии, так и вообще зубы на полке приходится держать…
– А знаете что, – оживился Юра. – Я жутко проголодался…
Профессор понял его неверно:
– У нас скоро обед, я договорюсь в столовой!
– Да нет, я не к тому! У вас тут нет поблизости какого-нибудь ресторана?
– Как нет? А где же эта шобла бесится по вечерам? – вопросом на вопрос ответил Профессор. Вероятно, он имел в виду Сеньку с Пашкой. – На станции, тут два шага. Они там и с дамами знакомятся. Мальчишки – одному пятьдесят семь, другому пятьдесят пять…
– С дамами мы знакомиться не будем, – неожиданно солидно и очень серьезно сказал Евсеев. – Я вас приглашаю пообедать. Посидим. Выпьем. Вы что предпочитаете?
– Коньяк! – выпалил Профессор, еще не веря в такой неожиданный поворот.
– Вот и отлично! – согласился Юра. – И вы мне расскажете про те свои тусовки. Я ведь, если честно, никого из них не знаю: ни Олежку Даля, ни Жеку Мартынова, ни…
– Тогда я бегу и переодеваюсь, – старый агент с неожиданной живостью вскочил на ноги.
Действительно, от ворот санатория до двухэтажного, обитого сайдингом здания с неоновой вывеской «Каштан» было не более пятисот метров.
В цивильных кремовых брюках и легкой белой «шведке» Профессор преобразился: помолодел, вернул осанку прошлых лет и уверенные манеры. Обслуживание в «Каштане» приближалось к столичному, ассортимент и цены – тоже, поэтому зал был почти пустым. Евсеев не скупился и сделал хороший заказ. Профессор был искренне растроган.
– Я сто лет не ел заливную осетрину, – доверительно поведал агент. – А креветки вообще никогда не пробовал. В семидесятые в ресторанах часто бывал: и с куратором встречались в «Пекине» или «Минске», и по заданиям приходилось – «Прага», «Арагви»… Тогда на оперативные расходы выделяли три рубля в час на человека. Пришел с объектом, два часа посидели, можно двенадцать рублей потратить. А это и салат, и горячее, и бутылочка водочки, и кофе с пирожными. Можно было написать в отчете, что три часа сидели, тогда восемнадцать рубликов списываешь – тут уже и коньячок, и икорка, и шампанское… Эх, было время!
Профессор махнул рукой и поднял рюмку с «московским» коньяком.
– За ваше здоровье! Вы человек молодой, у вас все получится!
Он залпом выпил.
– Давно я не испытывал такого подъема… Я… Я вообще… Я благодарен вам. Спасибо! Спасибо…
– Я рад. Честное слово, – искренне ответил Юра. – Но надо решить серьезный вопрос…
– Какой? – встрепенулся Профессор, отодвигая пустую тарелку.
– Что будем брать на десерт?
Они расхохотались оба, одновременно. Профессор промокнул салфеткой выступившие от смеха слезы, покрутил головой и сказал:
– Вы знаете, когда мне утром позвонили из Управления и сообщили о том, что вы приедете… Вы знаете, я… Я так…
Он снова приложил салфетку к глазам. Но то были уже другие слезы.
Юра растерялся.
Профессор быстро скомкал салфетку и зажал ее в кулаке.
– Я хочу что-нибудь со взбитыми сливками, – сказал он. – И два эклера с собой.
– Пять с собой, – предложил Юра. – Их красиво упакуют в коробку.
– Может быть, и пять, – ответил Профессор. – Потому что я, кажется, придумал, как вам помочь.
Его пергаментное лицо помолодело, он озорно подмигнул Юре:
– Вы думаете, я вот так ел деликатесы – и все? Я – думал!
Юра Евсеев не удержался и пристукнул ладонью по столу от восторга. Значит, с рестораном он попал в точку! Уловил движение души, потрафил ему – и человек раскрылся! Все как учит оперативная психология…
– Да, Юрий Петрович. Зачем вам мои тусовки? Я дружил только с артистами… художниками, очень тесный круг, клан, можно сказать. А были люди, которые шныряли везде: среди тех и среди этих. Их не любили, – Профессор потряс седой головой. – Их боялись. Иных уже нет. Многие уехали, когда это стало возможным. Но один – точно тут. Генандр!
Юра не понял.
– Как?!
– Страшная кликуха, верно? Она состоит из первых слогов имени и отчества, я вам уже говорил: Геннадий… Андреевич…
После каждого слова Профессор делал многозначительную паузу, словно конферансье на детском новогоднем вечере, когда детишкам предстоит угадать сказочный персонаж, который начинается на «дед», а заканчивается на «мороз».
– Геннадий Андреевич… Полосухин!
Профессор с победным видом посмотрел на Юру.
– Полосухин! Художник. Тогда ему было… самое большое двадцать два. Этакий… жиголо нарасхват. Проститут.
Юра покачал головой.
– Ну а как еще сказать? – удивился Профессор. – Именно проститут. Вынюхивал и знал все тайное, знал, у кого сколько паспортов, сколько хат, кто где башляет и сколько имеет… И где прячет. Генандр, Юрий Петрович. Вот кто вам нужен.
– Спасибо, Иван Семенович, вы мне очень помогли, – Евсеев, как опытный комитетчик закончил разговор магической формулой благодарного дружелюбия. – Вот моя визитная карточка, если еще что-то вспомнится, не сочтите за труд позвонить…
Принимая картонный прямоугольник, Профессор неожиданно ухватил Евсеева за руку и придержал. Желтые высохшие пальцы неожиданно оказались горячими.
– Я не боюсь труда, – осмотревшись в очередной раз, зашептал он. – И я вполне могу продолжать конфиденциальное сотрудничество! Конечно, возможности у меня уже не те, но в таком деле главное желание… И опыт! Например, я бы мог работать в санаториях, где отдыхают VIP-персоны, разрабатывать лиц, допущенных к государственным секретам… Могу содержать конспиративную квартиру… Скажите своему руководству – я готов выполнить любое задание! Вы скажете? Обещайте мне!
Контрразведчик мягко высвободился.
– Конечно скажу, Иван Семенович. Обязательно. Даже не сомневайтесь. Только…
Евсеев осекся, но это насторожило собеседника.
– Что «только»? Что?!
Черты лица бывшего агента разгладились еще больше, чем при воспоминании о прелестях Ниночки Архиповой, и глаза зажглись ярче, как будто со старой лампочки вытерли пыль.
– Зачем это вам? Вы прожили насыщенную жизнь, достигли почтенного возраста, самое время расслабиться и отдыхать, тем более что Контора о вас заботится…
Иван Семенович, подписавший тысячи донесений псевдонимом «Профессор», прижал руки к груди, как будто собрался молиться.
– Я привык, мне нужен азарт, адреналин в крови! И потом, бывший сотрудник – это одно, а действующий – совсем другое… Премии – месячные, квартальные, годовые, да и продукты всегда подкидывали. Да и в ресторан, опять же, попадешь, вот как сейчас. Разве это лишнее?
– Нет, конечно, – кивнул Евсеев. – Я обязательно передам все начальнику отдела. До свидания.
– До скорого свидания, – с надеждой в голосе сказал Профессор.
* * *Как только Юра Евсеев вошел в прихожую, огромный черный ньюфаундленд вылетел навстречу и прыгнул на грудь, так что он потерял равновесие и гулко ударился о дверь. Выглянувшая за собакой Клавдия Ивановна напряженно втянула носом воздух и недовольно поджала губы:
– Ты что, пьяный?!
Спиртное в семье Евсеевых было под запретом. Не то чтобы сухой закон, но беспричинное употребление не одобрялось, как верный путь к алкоголизму, деградации и краху карьеры.
Юра помрачнел.
– Ну почему обязательно «пьяный»? Пришлось выпить немного. По работе требовалось…
– Что ж это за работа такая? – Мать уперла руки в бока. – Отец всю жизнь проработал, до подполковника дослужился, а никто от него пьянки не требовал! Разве что когда награды, звания да праздники! А если в будний день с работы пьяным приходить, то что тогда получится? Ты же на ногах не стоишь!