Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слишком благостной была их с Сашкой виртуальная семейная жизнь, а это настораживало. Полоса штиля затянулась. После ее выхода из больницы они ни разу не поссорились. А это совершенно не типично для их долгого романа. Склока накануне Танькиных съемок не в счет, на другой день они с Орлом уже пили волшебное «бордо» и ели грейпфруты у него дома. Более того, Лютов, к ужасу Натальи, стал нежен, предупредителен и заговаривал, что не худо бы им, наконец, начать жить вместе, а то Федор совсем отбился от рук. Федор и правда стал регулярно приходить из садика с синяками, но все равно загадочные «подходы» любимого пугали Наталью до колик и спазмов в горле. Она не верила, что из их совместной жизни может выйти хоть что-нибудь хорошее. Хотя, казалось бы, почему? Разве не об этом она мечтала всю свою жизнь, с тех пор как впервые увидела Сашку на репетиции в университетском театре? Опыт этой ее единственной любви таков, что она предпочитала ни на что не надеяться. Даже родив Федечку. Особенно родив Федечку. С появлением сына она, хорошо зная Сашку, никаких позитивных ожиданий не связывала. Федор появился неожиданно, вопреки всем методам контрацепции, которые Наталья досконально изучила благодаря всевозможной медицинской литературе, в изобилии водившейся дома. День зачатия Наталья помнила до мелочей, потому что соседи сверху, в аккурат над лютовской комнатой, устроили дебош. Сначала люди просто орали друг на друга, так что звенели стекла, потом начали кидаться не слишком тяжелыми предметами. Судя по звукам – стульями и кастрюлями. Наталья и Сашка лежали на широком Сашкином диване и хихикали, пытаясь предположить, что куда полетело. В тот вечер она была совершенно уверена – опасаться нечего, критические дни только что миновали. И не опасалась еще месяца два, пока однажды утром не вырвало в раковину свежесваренным кофе. Районный гинеколог опасения подтвердила. А Сашка… У Лютова случился весенний загул вкупе с запоем, и найти его в этом состоянии не представлялось возможным. Наталья и раньше не очень-то любила бывать в лихих «орлиных» компаниях любимого, а уж разыскивать его по ним… Она решила подождать. Если разобраться, беременность случилась совсем не ко времени, да и милый друг Александр, заводивший периодически смутные брутальные речи о том, что «…бабы, суки такие, трахаться желают, а рожать никак не хотят, а ему бы, Орлу, ребеночка…», что-то подозрительно затих и в очередной раз исчез с ее горизонта. Да и не особенно Наталья этим речам верила, Сашка Лютов, знаток капризного женского сердца, мог и не такое завернуть под настроение. Хотя именно с Натальей Сашка бывал до жестокости честным. Но тоже не всегда. Так что когда врет, а когда нет – сам черт не разберет, человек-бомба. Любить его Наталья любила, а вот доверять до конца не получалось. Поэтому и детей не планировала. Вообще надеялась, что когда-нибудь отболит эта любовь, отвалится, и заживет она, Наталья Сажина, нормальной жизнью. И тут Федор! Нежданно-негаданно. И не избавиться. Легче убить себя. Но себя жалко. И страшно. А еще страшнее, что Сашка с его непременной мужской паранойей решит, что Наталья таки наплевала на принципы и задумала его, вольную птицу, охомутать. А ведь именно так и подумал, сволочь! Разуверился только в больнице. Наталья попала туда «сохраняться». У нее от сомнений и переживаний случилась угроза выкидыша. Спасла ситуацию их общая приятельница, бывшая хирургическая медсестра Уколова, в замужестве Ветчинкина. Не дав Наталье опомниться, она посадила ее в такси и повезла куда-то на окраину, в больницу, где раньше работала и была своей в доску. На жалобные Натальины стенания: «направления, женская консультация, что подумает Сашка» – Ветчинкина отвечала непечатно, посылая по известным адресам Натальины дурацкие принципы, Сашку и женскую консультацию. Направление она принесла потом, задним числом, а пока положила Наталью на сохранение, проведя в отделение гинекологии почему-то через морг. Своими, надо полагать, тропами. Спорить с бывшей медсестрой Наталья не решалась. Ветчинкина-Уколова по молодости-глупости поддалась на уговоры бывшего мужа и теперь детей иметь не могла. От одного воспоминания об этом лицо Ольги подергивалось таким едким пеплом отчаяния, что смотреть было больно. Сашка появился в отделении только на третий день. И выражение похмельной физиономии так не понравилось Наталье, что, если бы не игла в вене и безумная Уколова у кровати, Сажина бы выпрыгнула из окна вместе с капельницей и унеслась огородами прямо в больничном халате и разваливающихся тапочках, путая следы, как заяц. Ужас!
Это потом он сам ходил в загс, писал длинные бумажки, признавая Федора, а тогда… тогда ей казалось – все. Не будет ей больше никакого доверия. Провалилась, как явка профессора Плейшнера. И это было вдвойне обидно, потому что не задумывалось Наташкой старой как мир женской хитрости с беременностью. Случайно вышло. Она сама не знала, что делать со своим состоянием. Пока не появилось нечто новое: помимо непрекращающегося токсикоза и аллергии вдруг возникло восхитительное чувство неодиночества. Маленький человек внутри, а она сразу знала, что это мальчик, делал ее защищенной от жестокости этого мира. От любой. Даже от Сашкиной. Особенно от Сашкиной. Она ощущала в себе удивительную, древнюю как мир женскую правоту. Потому что несла жизнь. И Лютов переменился. Может, поверил, а скорее всего, просто привык. Стал приносить всякое разное. Например, полведра собственноручно выловленных и сваренных раков. Перепало всем, даже прожорливой Голде, хотя ее Сашка как раз не очень-то жаловал. В общем, за девять месяцев все как-то устаканилось. Когда Федор появился на свет, стало намного хуже. Сын орал первые полгода своей жизни, как говаривала бабушка, «будто за язык подвешенный». Наталье казалось – еще немного и она сойдет с ума от Федькиных воплей и недосыпа. Лютов с ребенком не сидел. Даже не гулял, ссылаясь на большую занятость. Заходил, правда, часто, но на короткое время – денег подкинуть или продуктов. Честно говоря, Наталье было не до него. Она даже спокойно пропустила мимо ушей сплетню о нелепом любовном приключении новоявленного отца с какими-то левыми бабами, любезно принесенную женой «друга семьи», по совместительству, естественно, подругой. Огорчаться сил не хватало. Спать хотелось. Однажды после утреннего пятичасового кормления мать взяла у нее Федора, давая передохнуть до восьми. Как только ребенок плавно перешел из ее рук в руки матери, Наташка упала в сон, как в обморок. Три часа показались одной минутой. Как будто закрыла глаза и открыла. К концу первого полугодия жизни сына Наталье пришлось полностью сменить гардероб – вещи болтались на ней как на вешалке. Знакомые здоровались через раз, говорили – похорошела, просто совсем другая, не узнать. И вправду, кое-кто совсем перестал узнавать бывшую подругу. Например, одноклассница, великая писательница в стиле «фэнтези» Галина Маевская вдруг ни с того ни с сего перестала здороваться. Смотрела как сквозь утренний туман, проходя по улице. Произошла сия перемена внезапно и без видимой причины, но почему-то совпала с раскрытием великой тайны – в тусовке наконец-то узнали, от кого родила Сажина. Орел Лютов хоть и задокументировал отцовство, но на весь свет об этом трубить не спешил. А тут проболтался. По пьяни. Кто-то пожалел Наталью, потому что Сашку все почитали «за птицу вольную и дикую», а кто-то порадовался за отца-героя… А кто-то просто перестал здороваться. Закономерно, если разобраться… Роман свой они всегда скрывали, конспирацию бывший разведчик соблюдал жестко. Может, надеялся вернуть первую жену, а может, по каким другим причинам, Сажина не вдавалась, просто играла по его правилам. Любила очень. Любого. И, как бронепоезд у «мирных людей», всегда стояла на «запасном пути», смазанная и на ходу, надежно прикрытая маскировочной сеткой. Никто и не догадывался. Почему Лютов решил Наталью с Федькой «расчехлять», не ясно. Видно, время пришло. Вот тогда Маевская и вычеркнула Сажину из числа своих знакомых. Разом. Скорей всего, не смогла простить, что Наталья столько лет все от нее скрывала, а ведь считались подругами. А возможно… Сажина подозревала, что все не просто так, не в одной ее неискренности дело, были подозрения, что во внезапном холоде замешана пресловутая полигамность любимого, но подозрения подозрениями, а доказательств никаких. Глупо идти на поводу у ревности, так и до паранойи допрыгаться можно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Исповедь ведьмы - Анжелика Фетисова - Ужасы и Мистика
- Этот ковен не сломить - Изабель Стерлинг - Любовно-фантастические романы / Ужасы и Мистика / Фэнтези