Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А начальник и товарищи? А ваши близкие? Неужели никто не разыскивал вас?
— Я был холост. К родителям моим ходил раз в неделю, а то и два раза в месяц. В номерах мое отсутствие никого не удивило. Я очень часто не ночевал дома. А со службой мне не повезло. Приехала русская царствующая семья. Всех наших разогнали, кого куда. Тем не менее начальник мой кое-что сделал. По его приказанию меня искали даже в каменоломне. Но я никогда не давал точных указаний об этой галерее. Приложили ли они все старания к тому, чтобы найти меня? Не знаю. Во всяком случае, задача их была не из легких.
— Но в конце концов они все-таки нашли вас?
— Нет. В конце концов я освободился от части веревок, благодаря движению, которого не догадался сделать раньше. Впрочем, оно удалось мне только потому, что я похудел. Вы не представляете себе, как может исхудать за четыре дня человек, особенно если он привык много есть.
— И за четыре дня никто не зашел в эту галерею?
— Нет. Это была самая дальняя галерея.
— Никто даже не приблизился к ней?
— Нет, по-видимому. Я же говорил, что публика там не заживалась.
Кинэт с трудом скрывал, какого рода любопытство мучило его. Он удерживался от некоторых вопросов, подходил к ним окольным путем, надевал на них маску.
— Под самым Парижем! Невероятно! Наверное, полиция произвела уже окончательную чистку этих мест?
— Едва ли. Может быть, она и заглядывала туда. А иногда чистка производилась сама собой… Да ведь это частные владения.
— Каменоломня все еще пустует?
— В последний раз я видел там узкоколейку и две вагонетки. Мне показалось, что в одной из галерей возятся люди.
— Вот как! Возобновление работ, хотя бы частичное, влечет за собой появление ночных сторожей. Следовательно, грабители больше туда не ходят. Тем лучше! Одним разбойничьим гнездом меньше.
— О, если бы там и были ночные сторожа, один или два, допустим, чему бы они могли помешать на таком громадном пространстве? Они храпели бы около жаровни, мечтая, чтобы их оставили в покое… Да и кому придет в голову держать в таком месте ночных сторожей? Охраняют постройки, с которых сплошь и рядом таскают некоторые материалы. А тут охранять нечего.
— Значит, подобное приключение возможно и теперь?
— А что? Вам хочется испытать что-нибудь в этом роде?
Кинэт побледнел, улыбнулся и постарался принять вид человека, до сознания которого не сразу дошла остроумная шутка.
— О, будь я помоложе, я, вероятно, тоже чувствовал бы в себе священную искру.
— Вы действительно полагаете, что это ваше призвание?
— Да. И даже теперь, если бы это было возможно, я с удовольствием посвящал бы свои досуги дознаниям, розыску…
— Если бы у вас было какое-нибудь другое дело… винный погреб, например… или хотя бы газетный киоск, вас охотно использовали бы. Но в переплетную мастерскую интересующие нас люди не заходят. Может быть, вы имеете доступ в политические круги?
— Нет. Пока, по крайней мере.
— Во всяком случае я поговорю с начальством. Не считая постоянных кадров, у нас не очень-то много умных и положительных людей. Молодчики, услугами которых мы пользуемся, уж очень нечистоплотны. Кстати, если вам посчастливится, если ваш посетитель с окровавленными руками наведет нас на верный след, начальство ни в чем не откажет вам. Вы зарекомендуете себя в его глазах.
— Да что вы! А говорят, свидетели часто подвергаются различным неприятностям.
— Иногда им доставляют неприятности следственные власти и адвокаты. Но мы, если они действительно помогают нам, — никогда. Наоборот, наше учреждение очень ценит оказанные ему услуги… Я слышу голос господина Леспинаса. Пойду посмотрю, что там делается. Пока посидите здесь.
Кинэт остается в комнате, точное назначение которой ускользает от него. Во всяком, случае эта комната имеет ближайшее отношение к полиции. В другое время он насладился бы пребыванием в таком месте. Но сейчас голова его пылает. Он опьянен необходимостью выбора. Перед ним несколько видений ближайшего будущего, соперничающих в яркости. Он не в состоянии отказаться ни от одного из них. Он откладывает ту внутреннюю борьбу, которой суждено дать перевес одному из них. Он надеется, что, маяча вместе перед его глазами, они в конце концов сольются воедино. Этот разумный человек доходит до странного пожелания. Он хочет, чтобы разум оставил его в покое.
Снова входит инспектор.
— Теперь займемся делом. Только не внушайте себе ничего. Даже не спрашивайте себя ни о чем. Посмотрите и скажите «да» или «нет».
Они идут по длинному коридору. Приблизительно двадцать метров. Двадцать секунд впереди. Больше и речи нет о том, чтобы выбирать со смаком, поглаживая бороду. Меньше двадцати секунд. А там перекресток событий, на котором он внезапно очутится, как автомобиль, развивший полную скорость. Путь направо и путь налево. Среднего пути нет. И нет времени на колебания.
Инспектор открывает дверь. Кинэт видит г. Леспинаса, сидящего за маленьким столом, и нескольких мужчин на скамейке. Четверо мужчин. Они встают, когда открывается дверь. При виде их Кинэтом овладевает такое сильное искушение, что он чувствует сжатие какой-то пружины между животом и грудью. Послать одного из этих людей на скамью подсудимых и на эшафот; указать на одного из них судорожным движением властной воли. Он сопротивляется, словно бродяга, удерживающийся от желания изнасиловать пастушку. Это сопротивление настолько упорно, что его маленькие черные глаза широко открываются и пот каплями выступает на лбу. Он проходит мимо четырех людей, заставляя себя все-таки смотреть на них. Он оборачивается к г. Леспинасу, который наблюдает за ним. Легонько пожимая плечами и разводя руками, он шепчет:
— Нет… Все не то… Ни один.
Он испытывает нервную реакцию, внезапная опустошительность которой почти непереносима. Что-то говорит в нем:
«За это поплатится Легедри».
XIX
ПОЛУСОН КИНЭТА В ПЯТЬ ЧАСОВ УТРА
«Вход в каменоломню. Ночной сторож. Да, ночного сторожа нет. Глина. У меня фонарь. Или у меня нет фонаря? Глина. Узкоколейка. Без фонаря я ничего этого не увижу. Фонарь, качающийся между мною и им. Нет, пусть лучше мне светит отблеск неба. Зарево Парижа на небе. Вход в каменоломню. Большое отверстие входа. Грот. Грот Шомонского парка.
Он не хочет идти. Он скользит по глине. Мы оба скользим. Он делает это нарочно. Фонарь падает. Света больше нет. „Я не хочу идти дальше“. Он нарочно падает на колени.
Вход в каменоломню. Черный вырез. Отверстие плохо вырезано. Нужно взять лом и расширить отверстие. Нужно взять лом подлиннее. Хорошенько ворочать им в вышине.
Мы никогда не дойдем. Он не хочет идти. Ночной сторож раскачивает фонарь. Да, ночного сторожа нет. Зарево Парижа отсвечивает на рельсах узкоколейки.
Он повторяет: „Я не хочу идти дальше“. Вход в пещеру. Надо идти в глубину. Завести его в глубину. Катакомбы… Как хорошо сохраняются кости!
Он говорит: „Я не хочу идти дальше“. Еще тридцать шагов до входа в пещеру. Надо идти в глубину. Вас ждет Софи Паран.
Фонарь освещает его лицо. Лица нет. Надо потушить фонарь. Зарево Парижа освещает его лицо. Лица нет.
Я не хочу больше видеть это лицо. Надо потушить глаза.
Вход в пещеру. Пойдемте ко входу. Софи Паран вас ждет в глубине. Здесь темно. Но в глубине Софи Паран. В глубине магазин Софи Паран. Софи Паран сидит у себя в магазине, и вокруг нее льется свет.
Спрячьте ваше лицо. Трите рукой ваше лицо, чтобы оно мало-помалу стерлось. Рыбы пожирают лица утопленников. Трите его рукой. Нос исчезает. Подбородок исчезает.
Вход в каменоломню. Мокро? Нет. Чуть-чуть сыровато. Здесь лучше, чем в канале. В самой глубине вам будет лучше, чем в канале.
Он твердит: „Я не пойду дальше“. Вас ждет Софи Паран. Кто говорит про канал? Там нет воды. Там Софи Паран в лучах света. И еще там, — как это случилось? — молоденькая дама, книгу которой я должен закончить завтра утром.
Свет пожирает ваше лицо.
Он говорит: „Там нет Софи Паран. Я не пойду дальше“. Она там. Идите. Уверяю вас.
Нужно убить его, когда он повернется спиной. Нужно убить его в самой глубине. Идите. Идите скорей. Вас ждет Софи Паран.
Слышал ли кто-нибудь звук выстрела? Ночной сторож не слышал. Ночного сторожа нет. Здесь Софи Паран, но она не слышала.
Паф! В глубине. В каменной расщелине. Света сколько угодно. Нежного света. Вам будет лучше, чем в канале.
Не надо убивать. Никогда не надо. Люди мрут, как мухи. Убить муху.
„Не убивайте меня“. „О, что за вздор! Я убью еще десяток таких, как вы“.
„Вам нужны мои деньги?“ Что за вздор!
Вход. Опять главный вход. О, как ужасно все время возвращаться на то же место. Я толкаю вас по рельсам. Посмотрите, там, дальше, очень сухо.
Нет, это не канал. В глубине канала нет такого нежного света.
- Шестое октября - Жюль Ромэн - Классическая проза
- Приятели - Жюль Ромэн - Классическая проза
- перевод: РОМЭН РОЛАН "НИКОЛКА ПЕРСИК" - Владимир Набоков - Классическая проза