— прокряхтел Василий, кое-как поднимаясь. — Спину вон хозяйке своей подставь...
Но Гришка то ли что-то заметил, то ли просто дурил — замер, уставился куда-то, а потом скакнул, да и унёсся к воротам, а там в поля. Едва створку не снёс. Слышно было, как заполошно кричат испуганные куры.
— Скоро ли, Вася? — спросила Марьяша сверху.
Он мрачно посмотрел на лестницу и, помолчав, сказал:
— Короче, есть хорошая новость, а есть не очень. Хорошая — была у вас одна лестница, а стало две...
— Нешто это добрая весть? — не согласилась Марьяша.
— Тогда вот хорошая: у вас тут появились дрова для растопки печи. А какая новость не очень, сама догадаешься. Ладно, спускайся, что ли, как-нибудь поймаю тебя.
Первой вниз полетела сковорода. По счастью, Марьяша не старалась передать её непременно в руки Василию, и это его спасло. Следом она спустилась сама. Он подхватил её под колени и даже не упал, хотя опасался, что этим кончится.
Марьяша оказалась совсем лёгкой, не тяжелее Волка. Василий мог бы, наверное, обнести её вокруг всей деревни и даже не устать.
— Отпустишь, может? — спросила она негромко. Смутилась. Он тоже смутился: стоит тут, прикидывает, сколько в ней килограммов... Так что он поставил её на землю и намекнул, что тоже не отказался бы от яишенки, раз уж так ей помог. Вот и дрова до печи донесёт.
Дрова, правда, пришлось ещё наколоть, но яишенку свою он получил. Только хлеба не осталось — шешки-таки утащили, пока в доме никого не было, как-то отвлекли Волка.
Уже когда Василий доедал, жалея, что нечем вымакать сковороду, в окно просунулась чья-то незнакомая длинноносая рожа, сообщила скороговоркой, что надо бы к кузнецу, поглядеть, как там чего, а кто за это взялся, тот пусть и это самое, и исчезла.
Василий вздохнул. Потом прикинул, что идти к кузнецу, пожалуй, не так и плохо по сравнению с работой у озера, да и вообще с каким угодно делом. Его собственная работа, и довольно важная, начнётся позже, и уж с ней-то ему никто не поможет. Ну так и он не обязан помогать всем остальным, правильно?
— Поглядела бы я хоть издали, — сказала Марьяша, — да только хлебы печь, да бельё стирать, да в доме прибрать надобно.
Ни зависти, ни сожаления в её голосе, однако же, не было.
— Там и не на что смотреть, — пожал плечами Василий. — Нора, а в норе мужик. Вот, в общем, и всё.
Он позвал Волка, но тот не пошёл, остался в доме, надеясь, что ему ещё что-то перепадёт. И выглядел подозрительно довольным, и шешков не спешил гонять. Василий даже подумал, не вступили ли они в сговор, когда тащили хлеб со стола.
День стоял тёплый, но сырой. А может, так казалось из-за того, что дорогу кто-то опять залил водой. Все канавы и рытвины наполнились до краёв. В коричневой мути, в жидкой пене колыхалась подвявшая ботва, плавали морковные обрезки, хвостики репы и огрызки недозрелых яблок, зелёных и мелких. Подсохшая грязь пестрела узорами следов: тут и куриные лапы, и утиные, и копытца всех размеров.
Василий прошёл по траве, по обочине, внимательно глядя под ноги. В соседнем с домом старосты огороде, в высоком бурьяне заметил двоих: парень в белой рубахе что-то копал, а длинноносая девушка с вытянутым вперёд лицом, с серыми косами под синим платком, в синем же сарафане, грызла орехи, прислонившись к бревенчатой стене. Оба с неприязнью посмотрели на Василия.
— Вона, идёт, — проворчала девица, хмуря рогатый лоб. — Ишь, всех взбаламутил! Кабы не он, я бы ешшо спала сла-а-адко!
И она, зевнув, потянулась.
— Наведёт сюда народу, никакого сна тебе и вовсе не будет, — усмехнулся парень, утирая лоб и поправляя повязку на тёмных волосах.
Останавливаться и болтать с ними Василий не стал. Им, кажется, дали какое-то дело, вот и пусть работают, не отвлекаются.
Дом Добряка он миновал незаметно и тихо, чтобы уже ему самому не подыскали занятия. Хозяин, слышно было, с кем-то беседовал внутри. Проходя мимо окна, Василий согнулся вдвое, притворяясь, что смотрит, не развязались ли шнурки.
На воротах сидела ворона. Едва Василий поднял взгляд, она хлопнула крыльями, да и снялась с места, полетела к лесу. Он немного подумал, одна ли ворона ему попадается или разные, и что это вообще за ворона, но почти сразу и оставил эти мысли. Ворона и ворона, почему бы ей тут не жить?
У родничка Василий задержался, умылся, повозил во рту дубовой палочкой, используя её как зубочистку. Потом плюнул, подумал, что научит местных делать щётки, кое-как протёр зубы краем рукава, расчесал волосы пятернёй и посмотрелся в воду. Но вода там, где не заросла ряской, шла рябью и дрожала, так что он ничего не разглядел. Решил, что и так хорош. Уж не хуже этих, с пятаками, рогами и копытами.
Приосанившись, он пошёл вокруг холма уже знакомой дорогой и скоро добрался до норы, где жил кузнец.
На траве перед входом что-то лежало. Первую вещь Василий опознал сразу, его даже слегка передёрнуло из-за неприятных воспоминаний: серп, готовый, наточенный, осталось только приладить деревянную рукоять. А вот вторая...
Вторая походила на металлическую сороконожку, раздавленную палкой посередине. Василий крутил её так и сяк, пытаясь понять, что взбрело кузнецу в голову.
Потом взгляд его упал на тёмный пятачок земли, где он накануне рисовал серп и грабли.
— Блин, ты грабли никогда не