Одно время существовала тенденция применить к немцам скифскую стратегию. Сжечь весь хлеб на полях, разрушить все и вся и оставить между нами и немцами голую пустыню. В этом смысле даже были отданы приказания, но когда коснулось до их выполнения, то это вызвало такое сопротивление у населения, что пришлось от этих мер отказаться. Ограничились поощрением волны беженцев, с которыми пришлось потом много хлопотать, и отправкой скота вовнутрь России. Скот собирался большими стадами, и они перегонялись на восток. К этому делу присосалась масса недобросовестного элемента. Кормов действительно по пути их следования заготовлено не было, вследствие отсутствия организации, но на самом деле, благодаря времени сбора урожая, корм все же можно было доставать, но заправилы этого дела предпочитали показывать скот погибшим от бескормицы, с составлением надлежащих актов, а на самом деле он по пути продавался местному населению по дешевой цене. На этом деле наживались большие состояния, а скот все равно доставался неприятелю. Начальство все это знало, но законных мер применить не могло, так как требовались дознания и следствия, а страна быстро переходила в руки противника.
Третий бич был отсутствие боевого снабжения. Не было снарядов, пулеметов, винтовок, патронов, повозок и стало уже не хватать и лошадей. Вначале думали, что война долго не продлится и мы обойдемся с боевым неприкосновенным запасом. В начале 1915 года, когда выяснился огромный расход боевого материала, мы приступили к усилению заводов, уже в мирное время работавших на военное ведомство, и только с марта того же года, когда катастрофа снабжения уже надвинулась, стали подумывать о мобилизации промышленности. По-настоящему дело началось только в мае, когда были учреждены Особое совещание по обороне и военно-промышленные комитеты. Эти реформы начали давать ощутительные результаты только к концу года, а весь летний период нашего отступления прошел при самых тяжелых условиях нехватки во всем.
В связи с отступлением у нас в Ставке все чаще и чаще между офицерами велись разговоры о внутреннем положении России. Я не раз говорил с гг. Янушкевичем и Даниловым на эти темы, и они вполне разделяли мои опасения.
В июле месяце благодаря настояниям великого князя были назначены три новых министра из общественных деятелей: князь Щербатов,[157] Шипов[158] и Самарин.[159] Военным министром назначен популярный в думских кругах Поливанов.[160] Все это казалось шагом по сближению с обществом и горячо приветствовалось в Ставке. Все как-то повеселели и стали думать, что все беды скоро окончатся и опять снова все пойдет по-хорошему. Погода в это лето стояла чудная. Так приятно было гулять по лесу и хотя на время отрешиться от мрачных мыслей, вызываемых действительностью. Мы разбили перед нашим вагоном наш собственный морской цветничок, у каждого была своя клумба, о которой он и заботился, что вызывало соревнование и давало повод к остротам и даже к мелким ссорам между собой. Так один обвинял другого, что тот нарочно не поливал его клумбу во время командировки на несколько дней.
В это тяжелое время мы, моряки, сделались в Ставке персонами грата. Только мы и давали утешительные сведения. Когда составлялся бюллетень для выпуска в печать, прежде меня всегда просили составить морской отдел возможно короче. Теперь же с большим удовольствием помещали сведения о всех парусных судах, безжалостно уничтожаемых Черноморским флотом. Великий князь Георгий Михайлович,[161] имевший дворец на кавказском побережье, мне в шутку говорил:
– Вы всех моих турецких рыбаков перетопите; у кого же я буду рыбу покупать.
Выше всего наши фонды стояли, впрочем, тогда, когда немцы прорвались в Рижский залив и в Ставке была получена неверная телеграмма о десанте в Пернове. Тогда была спешно двинута гвардия для защиты путей на Петроград, но когда немцы ушли из залива с большими потерями и все было возвращено обратно, то нас чуть не на руках носили.
Лето 1915 года в Балтийском море
Вместо адмирала фон Эссена 25 мая был назначен вице-адмирал В. А. Канин. При вынужденном оборонительном способе действий нашего Балтийского флота этого назначения нельзя было не приветствовать. Адмирал Канин был очень рассудительный, спокойный и опытный моряк. Он не имел в своем характере порыва, но можно было быть спокойным, что он не поставит флота в рискованное положение без крайней необходимости. К тому же флот жил заветами адмирала Эссена, а недостающий в командовании порыв олицетворялся начальником оперативной части капитаном 1-го ранга Колчаком.
С вступлением немцев в Курляндию и занятием Либавы стала все более ощущаться деятельность противника на море. Над Рижским заливом появились неприятельские аэропланы и цеппелины, которые сбрасывали бомбы на наши суда, но, по счастью, попаданий не было, хотя бомбы падали и близко. Наши суда, не имевшие в то время противоаэропланной артиллерии, выработали довольно искусные способы маневрирования, затруднявшие попадания бомб.
Около входа в Рижский залив стали появляться и неприятельские крейсера и миноносцы. 1 июня маленькая старая подводная лодка «Окунь» вышла из залива и встретила большую немецкую эскадру, причем «Окунь» подошел так близко к головному кораблю, что тот заметил его и склонился, чтобы ударить тараном. «Окунь» спешно выпустил две мины и опустился под воду, чтобы избегнуть потопления, но все же прочертил по дну прошедшего над ним броненосца и согнул свой перископ под прямым углом. На «Окуне» ясно слышался взрыв, указывающий, что мина попала в цель. С большим трудом ему удалось отойти на приличную дистанцию от неприятеля, чтобы всплыть, осмотреться и затем вернуться восвояси. Как потом оказалось, был подорван флагманский корабль адмирала Гофмана типа «Кайзер», но ему удалось задним ходом дойти до Данцига, где он был введен в док.
В первых числах июня потонул близ маяка Оденсхольм наш минный заградитель «Енисей». Его потопила подводная лодка U26, та же, что потопила «Палладу». «Енисей» держался на воде не более 8–10 минут. Миноносец «Рьяный», бывший невдалеке, через 20 минут был у места гибели, но успел подобрать только одного старшего механика и 20 матросов. Более 200 человек погибло вследствие холодной воды. Командир заградителя капитан 1-го ранга Прохоров все время стоял на мостике и в последний момент запел гимн, подхваченный командой.
7 июня английская подводная лодка Е9 отомстила за «Енисей» и потопила в море немецкий большой угольный транспорт и грузивший около него уголь миноносец.