Хотя нет, мужчина-то он был сообразительный, просто есть такие находки для шпионов, которые любят почесать языком. Вот этот экземпляр был как раз из таких. — Так это распространяется только на Дикого.
— И от чего такое уважение?
— Ну, как? Он же когда в аварию попал, чуть не помер. Там с головой проблемы. А сильный удар в затылок может его убить. Вот чтобы оградить его от этого, Петрович решил пойти ва-банк.
— А! Из-за этого, — подыграла я сама себе, понимая, что нихрена не знала об этом. Кровь прилила к щекам, и почему-то сразу стало на столько плохо, что весь мир потускнел вокруг. Я ведь видела шрам и почему-то не решилась спросить. И почему сейчас Разумовский ведёт себя так спокойно? Его же могут убить на ринге. К тому же он хочет позволить бить себя. «Это чистой воды самоубийство!».
— Что ты говоришь? — поинтересовался Игорь. Видимо, последнюю фразу я произнесла вслух.
— Говорю, что мне сегодня необходим выходной, — объявляю и валю из зала.
Полчаса дороги меня никак не спасают. Мысли попутно возвращаются снова к тому, что сказал мне Игорь. В душе шевелятся миллионы сомнений о том, стоит ли говорить с Андреем. Стоит! Ещё как стоит! Если он не думает о себе, я хоть немного важна для него. Наконец, есть мама и сестра. О, а эта идея! Можно подключить и эту тяжёлую артиллерию. Будет повод познакомиться. Но сначала нужно поговорить с самим виновником. Правда, за время пути адреналин приглушился. И если эти самые тридцать минут назад я готова была разорвать его на редкие кусочки, то сейчас даже не знала с чего начать.
— И когда ты мне собирался сказать? — влетела я на веранду, где Разумовский колдовал над сковородой.
— О чем?
— О том, что тебе нельзя драться.
— Игорь, да?
— Даже если и не Игорь. Почему я узнаю об этом не от тебя и в последнюю очередь?
— Жек, послушай…
— Я поняла! — вдруг осенило меня, — ты ведь столько тренируешься не просто так. Одним боем не обойдется, да Дикий?
И откуда я у папы с мамой взялась такая сообразительная дочь? Жаль, что соображает она поздно, когда все уже сделано.
— А меня предупредили, что бой слить не получится.
— Но ты мне говорил…
— Чтобы ты меньше нервничала.
— А! Так это ты ща меня беспокоился, — хмыкнула. Не приятно как-то.
— Это решение дело, малышка.
— И снова я узнаю последняя. Бедный мальчик. Всему есть решение, Андрей. Просто ты решил выбрать самый лёгкий вариант. Ты просто хочешь вернуться в клетку, зная о том, что можешь в любой момент умереть. Это жестоко, Андрей.
— Я дурак, — он запустил пальцы в свою шевелюру, растрепал ее, видимо, собираясь с мыслями. Он всегда так делал. Я думала, что знаю его. Но снова обманулась. Невозможно выучить человека за месяц. Нереально просто.
— Это ничего не изменит. Ты меня обманул. Мы с тобой встречаемся две недели, а ты уже врешь.
— Блядь, Божена, я не хотел, чтобы так было. Я хотел, держать тебя вдали от всего этого, но дал слабину.
— Поздно. Это уже случилось. Поэтому не смей жалеть, Разумовский. Я — лучшее, что могло с тобой случиться. И ты это все проспал. Знаешь, я бы могла с тобой пойти до конца, я бы могла тебя поддержать, даже водичку подавать, когда ты ведёшь свою схватку. Но чего я делать точно не стану, так это смотреть, как ты самовольно идёшь на смерть. Извини, Дикий, я тебя слишком сильно люблю, чтобы на это смотреть. Это выше моих сил. Хочешь? Вперёд! Но без меня.
— Нельзя быть настолько скептичной. Я смогу!
— Я и не сомневаюсь. Пригорает.
— Что?
— Ужин твой пригорает.
Это дало мне форы в несколько секунд. И их хватило, чтобы дойти до автомобиля. Наверное, в таком состоянии лучше было не садиться за руль, но я ведь как-то добралась сюда.
Внутри все горело. Столько эмоций и ни одной из них положительной. Страх, потому что я боялась за человека, которого любила. Ярость, потому что узнала обо всём так, а не от него. Бессилие, потому что в этой ситуации я уже ничего не могла сделать. Паника, ведь турнир должен был состояться через два-три дня.
Я пыталась себя как-то успокаивать, даже вытащила в бар Надю, чтобы она меня отвлекла, но, как оказалось, Разумовский занял большую часть моего сознания. Это-то и пугало. Я чётко осознавала, что он мне необходим. Как минимум, вечер, проведенный без него, казался пустым. Наверное, так и должно быть, когда любишь человека. Но этот человек даже не удосужился позвонить или хотя бы написать.
Я знала о том, что извиняться он не мог. Для Дикого выговорить слово «прости» равносильно тому, что он признается в гомосексуализме. Извини — это значит, виноват. А человек с таким эго и самооценкой не может быть виновен никогда и не в чем. И, наверное, именно эту теорию пьяная я доказывала Наденьке.
— Слушай, а послать этого Разумовского никак нельзя?
— Не могу! Это выше всех моих сил.
— А я думала ты сильная девочка.
— Не в случае с ним. Я уже с папой больше недели не разговариваю, и живу у брата и все из-за этого гавнюка. Я все готова оставить ради него, но это лишь говорит о том, что я одержимая.
— Все наши проблемы из-за мужиков, — устало заявила подруга.
— Что адвокат говорит? — поняла я на что она намекает.
— Заседание назначено на следующую неделю. Перспективы рисует радужные, но всё равно я переживаю. Он непредсказуемый человек, и я за семь лет брака уяснила это, как священную мантру. Нельзя ни на минуту расслабляться. И тебе пить хватит, — выудила Надя у меня бокал.
— С каких пор ты стала такой праведницей?
— С тех пор, что кто-то в нашей паре должен быть всегда трезвый. Сегодня Эта роль достается мне.
И все же девочка-Божена нахрюкалась, пока добралась до места ночёвки. Просто нужно было не заходить в ресторан Арины. А там бар и от выбора глаза разбираются. И мне было всё равно, что таким образом я проявляю свою слабость, зато я могла забыться. А ещё надеялась, что именно так себя сейчас тоже чувствует Разумовский. Хотя мужики толстокожи, а он так подавно. Но…так, все! Сколько можно размышлять о его поступке? Хватит! Убирайся, проклятый Разумовский из моей головы! Я устала и обессилена, потому что ничего не могу сделать с собой. И пока я занималась самобичеванием, проклиная ко всему почему Андрея за закрытыми дверьми номера, Ромка решил,