имён у этого чуда в разных концах света! Пастухи зелёных холмов Айседолиса называют его симониль. Далеко на севере, где-нибудь в Симпегалисе, степные охотники рассказывают о цветке по имени аярис. На западных берегах Найноэльского моря, в Вирфалии, если зайдёт разговор о чудесах да сказках, то старики и бабки непременно обмолвятся об ископыти лучигрёзной. «Почему ископыти?» – спросят слушатели сказок и небылиц. «Да потому что если и находят это чудо, то лишь в ямках от удара копытца», – ответят старцы. Причём копытца не первой попавшейся клячи, а зверя редкого, невиданного – Индрик-зверя. Каждый о нём в Троецарствии знает, и каждый о нём слышал. А кого ни спроси – никто не видел. Да и сам цветок найти – уже большая удача. Прекраснее растения вряд ли сыскать: от праздного взора оно хорошо укрыто. Различить его среди густых лесных трав или луговых кочек можно лишь под вечер или рано утром, когда солнце у самого горизонта, и его косые лучи задевают только самые кончики травинок. Если это вечер, то земля, нагретая днём, начинает отдавать нарастающей ночи своё тепло, и трава покрывается влагой. Утром же, холодная земля теплеет и на траву выпадает роса. Когда лучи молодого солнца только коснуться капель росы, они засияют на идэминеле ярче и прекраснее, чем на прочих травах и цветах. Его стебелёк и листья тонки как шёлк и прозрачны как чистый озёрный лёд. Кажется, будто по его водянистому телу разлита лишь маленькая капля той зелёной жизни, которой налиты прочие растения лугов и лесов. Сам цветок – небольшой шарик, обрамлённый тоненькими, острыми, завивающимися лепестками, блестит росою пуще всего. Но как только роса испаряется, а на идэминеле это происходит за считанные мгновения, прозрачный цветок буквально ускользает от взора. И даже зеленоватый оттенок в его теле уже невозможно различить на фоне прочей травы. Стоит моргнуть, и запросто потеряешь его из виду.
Нуониэль этот цветок нашёл. Ямка-копытце оказалась шагах в пятидесяти от крайних домов деревни. Здесь, на склоне холма, солнечные лучи плавно скользили сверху вниз, освещая всё больше и больше зелени. Нуониэль стоял в своём потрепанном плаще прямо на склоне и пристально наблюдал за блеском росы. Веточки лиственницы на голове теперь выглядели совсем по-осеннему. Если же не обращать внимания на такие локоны и на ресницы, похожие больше на траву, нежели на волоски, лицом нуониэль очень походил на человека. Это было лицо пожилого мужчины, испещрённое неглубокими морщинками. По людским меркам он выглядел лет на шестьдесят, а может и того меньше. Его лицо не хранило отпечатков тех недугов, которыми в таком возрасте обычно страдают люди ленивые и неповоротливые. Угловатые черты скул, подбородка и лба выдавали в нуониэле существо здоровое и полное жизни. Глубоко-посаженые глаза казались весёлыми: вискам от них веером отходили маленькие морщинки. Вероятно, раньше он часто улыбался, смеялся и вообще всегда оставался жизнерадостным. Но если его здоровье было таким крепким, а нрав бойким, то и в семьдесят лет и в восемьдесят по людским меркам он мог бы выглядеть почти так же как сейчас. Его возраст выдавала не столько утратившая гладкость кожа, сколько взгляд и весь его образ в целом. Завидев такого, наблюдательный человек сразу сказал бы, что этот нуониэль повидал немало холмов, а восходов солнца и того больше. Да и цветок идэминель он, похоже, находил не раз.
За последние дни нуониэль почти оправился от раны. Теперь он спокойно ходил, без проблем поворачивал голову и прекрасно ел. Лишь при перевязках, которые делал Закич, нуониэль испытывал сильную боль и терял сознание. Что до памяти, то она к нему так и не вернулась. Даже обрывки прошлого не всплывали больше во тьме забытья.
Нуониэль подошёл к сверкающему месту, присел и развёл руками траву. Снизу ему в лицо ударил свет, переливающийся, будто солнечные зайчики на поверхности буйного каменистого ручья. Глядеть на это прекрасное зрелище – одно удовольствие. Ощущение того, что свет, засиявший лишь мгновение назад, сначала будет становиться ярче, но уже через миг начнёт тускнеть и вскоре совсем погаснет, заставляло затаить дыхание и, не отрывая глаз, взирать на переливы. Красота, которая неминуемо закончится ещё до того, как успеваешь ей всецело насладиться, мнится ещё прекрасней. А если знаешь ещё до встречи с подобной красотой, что время, отведённое на любование, будет исчисляться мгновениями, в тебе зарождается грусть, которую может одолеть, пускай даже на короткий срок, лишь эта самая ускользающая красота.
– Нашёл! – услышал нуониэль со стороны деревни. По земле пошла дрожь от тяжёлой поступи деревенских мужиков. Не успел нуониэль опомниться, как его обступили несколько человек, жадно вглядывавшихся в длинные, тоненькие лучи света, брызгавшие беспорядочно во все стороны из цветка, между рук сказочного существа. Среди подбежавших оказался и Мот. Он сразу же упал на колени перед цветком и протянул к нему руку. В тот момент, когда Мот чуть не коснулся цветка пальцами, чтобы сорвать, нуониэль остановил его.
– Пусти! – закричал Мот, высвобождая свою руку из крепкой ладони нуониэля. – Все колени вчера стёрли себе, в поисках этой ископыти! Всю округу на корячках обползали! Кто-нибудь, принесите флягу иль другой сосуд!
Затем он снова потянулся за цветком, но нуониэль опять не позволил сорвать такую прелесть. Тогда Мот не сдержался и оттолкнул нуониэля. Сказочное существо упало на спину, а когда поднялось, увидело, как Мот держит в руке тускнеющий стебель.
– Зачем же ты так, Мот? – испуганно спросил молодой крестьянин Молнезар. – Он же калека. Ан как зашибёшь?
– Да пропади ты пропадом, Молнезар, тварюга подземная! – выругался Мот, замахнувшись на парня. – За каплю нектара этой ископыти я и свою Унди выкуплю и Всенежу твою. А если повезёт, так и вообще всех полонённых. Ну, где там?
Подбежал пастушок Еленя в своей широкой соломенной шляпе. Тот самый, с коровой, кто первым увидел путников накануне. Он подал Моту маленькую глиняную бутылочку, размером меньше детского кулачка. Мот осторожно сдавил стебель цветка, которого уже почти не было видно в его руках. В бутылочку побежали капельки, ничем не отличающиеся от росы. Закупорив сосуд, Мот стряхнул с руки уже невидимый цветок и направился обратно к деревне. Остальные мужики только кинули на нуониэля хмурые взгляды и последовали за Мотом. Нуониэль же просто смотрел вслед удаляющимся и слушал, как они обсуждали произошедшее. Кто-то радовался тому, что увидел идэминель, другой уже строил планы, как они будут торговаться с похитителями их детей. Крестьянин Молнезар, над которым уже успели посмеяться, пытался донести до своих земляков какую-то сложную мысль, вертевшуюся у