Много толков вызывает имя Жданова в связи с послевоенными постановлениями ЦК ВКП(б) по поводу журналов "Звезда" и "Ленинград" и оперы Мурадели "Великая дружба". Относительно них я думаю, что Жданов был просто назначенный докладчик: что ему ведено было сказать, то он и сказал. Как он сам думал, трудно выяснить.
Может быть, именно так, как он выступал, но я сомневаюсь в этом. Скорее всего, нет. В то время Жданов был в абсолютной опале. Отношение к нему изменилось во время войны. А почему он все-таки попал у Сталина в немилость?
"Наверху" сложилось такое впечатление (насколько оно было обоснованно, мне сейчас трудно судить), что он вроде бездельника, не рвется к делу. В какой-то степени это все отмечали. На любое заседание в ЦК партии он мог прийти спустя два или три часа, а мог и совсем не прийти. Одним словом, он был не такой, как, например, Каганович. Тот всегда найдет себе дело, ему всегда некогда. А этот спокоен: если ему поручат вопрос, он сделает, а не поручат, так и не надо. Такое впечатление сложилось и у Сталина, и у других, кто знал Жданова. Лично мне трудно высказаться по этому вопросу. Я особенно близко с ним никогда не работал, поэтому мне трудно говорить. А так в остальном он был очень обаятельный человек.
Когда меня на Украину послали, а его раньше - в Ленинград, то с 1935 г. мы порой встречались, иной раз и мнениями обменивались. Однажды он меня спрашивает:
"Вам удается ездить по заводам и как часто?". Говорю: "Не так уж часто, но выезжаю". "Да, - продолжает, - я вот тоже выезжаю. Расскажу вам, как это иногда бывает. Как-то поехал я на один завод. Мне все там показывают, рассказывают. Посмотрел я то, что мог, распрощался со всеми, кто меня сопровождал, и поехал на другой завод. Приехал. Там мне тоже все показывают и рассказывают. Я попрощался, а это-те же самые люди, которые мне на первом заводе рассказывали и показывали.
Потом, для "проверки", на третий завод поехал. И там все повторилось". Я говорю: "У меня это тоже бывало. Это "выбрасывают" охрану, и она нас окружает, а мы ее не знаем и жмем руки, как заводским". Жданов рассказывал это с такой, знаете, улыбкой, в своем, Ждановском стиле.
Бывало и другое. Как-то, уже после войны (меня в тот раз не было), когда все обедали у Сталина, то дообедались до такой степени, что Жданов уже не мог идти. Захотел он, как это раньше случалось, заночевать у Сталина. Не тут-то было. Сталин ему говорит: "У вас есть своя квартира". И буквально выпроводил его. Об этом мне рассказал Маленков. Но Маленков рассказывал в другом свете, считая, что Сталин прав. А мне было жалко человека. Ведь споил его Сталин. Ну пусть бы поспал человек. А он его выпроводил. В общем-то Жданов не завоевал положения очень крупного государственного деятеля. Так полагали все люди, которые его близко знали.
Через некоторое время после смерти Кирова нас потрясло очередное новое событие: раскрытие заговора, суд и казнь Тухачевского с группой военных[108]. Маршал Егоров[109] (его самого потом судили) был тогда в составе суда. Думаю, что из состава суда сейчас остался в живых только маршал Буденный[110]. Арест Тухачевского я очень переживал. Но лучше всех из осужденных я знал Якира[111]. В Гражданскую войну мы не встречались, однако я часто имел с ним дело позднее, когда он стал помощником командующего войсками Украины и Крыма. А когда я работал в 1928 г. в Киеве, там состоялись большие военные маневры. Это были грандиозные маневры: действия войск, затем приемы, беседы, доклады. Всем руководил Ворошилов. Был там и Якир.
О Ворошилове тогда военные были очень невысокого мнения. Они его формально принимали, но все считали себя выше него. Так оно, видимо, и было. Вот и в 1928 г. там была только парадность. Ворошилов, когда он уже потом узнал, что я в то время в Киеве работал заворгом, то рассказывал, как его там цветами забросали. Это, конечно, имеет большое значение для обороноспособности страны, но все же не главное.
Перед своим арестом Якир был у меня на даче. Я жил в Огарево, под Москвой, в бывшей усадьбе московского генерал-губернатора, царского дяди великого князя Сергея. Там жили тогда секретари горкома партии и председатель облисполкома. Мы скромно занимали там (Каганович все меня выгонял в основное здание) свитский дом, где жила прежде княжеская прислуга и размещалась церковь. Я занимал часть второго этажа, а внизу жил Булганин. Во второй половине наверху жил секретарь горкома Кульков[112], а внизу - председатель облисполкома Филатов[113]. В доме для дворни отдыхали секретари райкомов, там было что-то типа однодневного дома отдыха. Там жил среди других и Семен Захарович Корытный[114]. Корытный работал секретарем одного из московских райкомов. Он был у меня заворгом, когда я был секретарем на Красной Пресне, потом он стал секретарем райкома на Красной Пресне, затем секретарем Ленинского райкома партии.
Корытный - еврей, дельный человек, хороший организатор и хороший оратор. Он был женат на сестре Якира. Сестра тоже хороший, партийный человек. Она прошла с Якиром весь путь в Гражданскую войну, была там политработником. Якир приехал в Огареве к сестре, и мы с ним долго ходили по парку, беседовали. Он был приятный человек... Потом его арестовали. Я волновался. Во-первых, мне было его жалко. Во-вторых, тут могли и меня потянуть: мол, всего за несколько часов до ареста Якир был у Хрущева, заходил к нему ночью, и они ходили и все о чем-то говорили.
С Тухачевским я не был близко знаком, но относился к нему всегда с уважением. Как-то незадолго до ареста (я не знаю, почему) он позвонил мне и говорит: "Товарищ Хрущев, разрешите мне прислать к вам скульптора?". Я спрашиваю: "Зачем?". А он очень увлекался ваянием и вообще любил искусство. "Да ведь все равно какой-нибудь скульптор с вас будет делать портрет и черт-те что сделает, а я пришлю вам хорошего". - "Я вас очень прошу, товарищ Тухачевский, чтобы вы мне больше об этом не говорили". На этом дело и кончилось. Потом, когда сообщили о судебном процессе, я думал: "Черт его знает, почему он мне это предложил? Не вербовал ли он меня?".
И ругал себя: "Как хорошо я к нему относился! Какое же я г., ничего не видел, а вот Сталин увидел".
После этого стала разматываться вся эта штука. Сначала потянули военных, а когда начали таскать секретарей и членов ЦК, тогда просто жутко стало: что же такое получается, как же это так проросли все эти чужие корни?
Они опутали весь организм партии, всю страну. Это что-то такое ракообразное, страшное.
А вот Сталин знал этих людей, он арестовывал и наркомов... Арестовали, в частности, Антипова[115], наркомпочтеля; старый революционер, петербуржец, известный человек. С этим арестом у меня связаны особые воспоминания. Сталин тут пошутил надо мной, а шутка такая была, что поседеть можно. Мне позвонили от Сталина и сказали, чтобы я немедленно ехал в Кремль, там гуляет Сам, и он вызывает вас. Приехал я в Кремль и вижу: гуляет Сталин с Молотовым. Тогда в Кремле только что парк сделали, дорожки проложили. Подошел к Сталину. Он смотрит на меня и говорит: "На вас дает показания Антипов".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});