в горле выдох, тут же подхваченный и унесенный ветром. Марина ткнула посильнее, ощутив внезапную смелость. Чуть поворошила задубевшую ткань. Поморщившись, копнула глубже. Палка двигалась туго и в конце концов завязла. Марина шевельнула ею в одну сторону, в другую, но орудие дальше не двигалось.
Марина потянула на себя. А куча – в себя.
Палку с силой выдернули из рук, едва не заставив Марину рухнуть по инерции лицом в вонючие тряпки, и швабра так и осталась торчать из кучи.
– В глаз себе потыкай, – громко пробубнил холм и выплюнул палку девочке под ноги.
Марина вытянулась, словно в позвоночник вогнали сваю. На деревянных ногах попятилась к колонне.
– Т-ты кто? – просипела она.
– Оля, – буднично ответила ветошь.
– Ма… Ма-марина. – Она схватилась за колонну, чтобы не осесть на пол.
– Заика, что ли?
– Н-нет.
– Ладно.
Повисла пауза, настолько долгая, что Марина уже начала сомневаться, состоялся ли этот странный диалог вообще или прозвучал только в ее воображении. Облизнув сухие губы, она отлипла от колонны и робко двинулась обратно к куче.
– Я видела вас вчера. Я была здесь. С ребятами. Троими ребятами. Помните?
Куча молчала. Под ноги снова попался крысиный труп, и Марина просто подвинула его, уже не испытывая ни удивления, ни гадливости.
– Вы, – она выкручивала пальцы, вглядываясь в грязные складки, – вы прыгнули. Упали. Как вы… себя чувствуете?
Куча хрюкнула. Неуместный звук Марину приободрил: женщина слушала. Откликалась. Марина подошла ближе, ища глазами хоть одну щелочку, чтобы увидеть собеседницу.
– Как вы там дышите?
Резкий каркающий звук, приглушенный одеялами, заставил Марину отступить. Кровать содрогнулась от хохота, куча зашевелилась и распалась на вершине. Марина едва не бросилась к лестнице, когда из норы показалась свалявшаяся пакля, знакомая до мурашек. Покрытые пятнами руки расправили пальцы с чудовищными ногтями, раздвигая тряпки. Хохот стал громче, страшнее. Женщина уселась в своем «гнезде» сгорбленным стервятником, демонстрируя костлявую спину. Смех стих, еще несколько секунд полетав по залу.
– Ты зачем вернулась, дурной ребенок? – хрипло спросила она.
– Хотела у-узнать, к-как…
– Ты же не заика.
– Хотела узнать, как вы! – почти крикнула Марина, сама себя напугав.
– Как… я?
Косматая голова медленно провернулась, как у куклы: еще чуть-чуть, и подбородок смог бы коснуться спины. Мутный взгляд пиявкой присосался к Марине. Рот разъехался, словно по швам, почти достав уголками до ушей.
– Вы же прыг… упали вчера, – оправдывалась Марина, чуть не плача.
– А ты до-о-обренькая, – елейно проскрипели порванные губы. Тело повернулось на шарнирной шее, и по-совиному выкрученная голова вернулась на свое место. – Бомжиху проведать пришла, – прошипела Ольга, сползая со своего лежбища.
Марина пискнула, подхватила с пола все тот же черенок от швабры и попятилась.
Ольга перетекла на пол и выпрямилась. Без мешковатого свитера она была похожа на насекомое.
– Может, еще и завтрак мне школьный отдашь?
Она надвигалась медленно, ощупывая Марину холодным взглядом, покачивая головой, по-змеиному гипнотизируя.
– Не надо, – всхлипнула Марина, продолжая отступать.
Ноги подогнулись, и она плюхнулась на пол, уже не шагая, а отползая к колонне. Упершись в нее спиной, подобрала колени и, вцепившись в палку из последних сил, выставила острый конец перед собой. Ольга нависла над ней, обдавая запахом перегара и гнили.
– От любопытства. Кошка. Сдохла.
Она выплевывала каждое слово, уткнувшись голым животом в копье.
– Пожалуйста! – вскрикнула Марина, чувствуя, что палка начинает дрожать, как и она сама.
Что-то чпокнуло, будто лопнул гнойник. Марина завизжала. Под тяжестью Ольгиного тела черенок вдавился в собственный живот Марины. Ольга схватила «копье», клацнув ногтями, словно помогая себя проткнуть. Чудовищно медленно она сползала по деревяшке вниз, нанизывая себя на острый край. Навершие уже полностью исчезло, погрузившись в мясо, затягивая за собой и бледную кожу.
– Это хотела увидеть? – продолжала ухмыляться Ольга, с любопытством рассматривая бегущие по щекам Марины слезы. Та быстро замотала головой, замычала. – А что? Зачем вернулась? На уродца посмотреть? Фоточку снять?
Марина ударилась затылком о колонну и заскребла подошвами по полу. Сейчас ей хотелось забиться в трещину на бетоне.
– Ты должна была бежать отсюда своими маленькими ножками до своей маленькой комнатки отстирывать свои маленькие штанишки, как эти трое дристунов! Зачем! Ты! Пришла!
– Сказать спасибо! – выкрикнула Марина и зарыдала в полный голос.
Давление на живот ослабло. Черенок выскользнул из обмякших рук и со стуком полетел в сторону. Марина уткнулась лицом в колени. Съежилась, протяжно всхлипывая, икая от захлестнувшего ужаса. Хотелось к маме. Забраться к ней в кровать, уткнуться мокрым лицом в теплую ночную рубашку. Слушать, как бьется сердце.
– Пожалуйста, – донеслось до ее ушей с порывом ветра. Устало и безжизненно.
Кровать заскрипела.
– Не приходи больше.
После физкультуры волосы слиплись. Пол кабинета покачивался, а голоса одноклассников смешивались в отдаленный гул. Температура у Марины поднялась еще с вечера, поэтому дома она отключилась, едва коснувшись головой подушки, несмотря на пережитые события и отцовский громоподобный храп. Наутро не полегчало, но перспектива отлеживаться дома была безрадостной. Оставаться наедине с воспоминаниями, бесконечно прокручивать их, раз за разом вылавливая все больше подробностей, Марина не хотела. Как и бродить мимо двери родительской спальни, где отец не ночевал уже два года, перебравшись на диван в гостиной. Сама Марина иногда пряталась у мамы под одеялом, слушала успокаивающий стук в теплой груди. Замедляющийся, останавливающийся.
Голова закружилась пуще прежнего, когда Марина заметила ненавистную троицу, резавшуюся в карты на задней парте. Физру они прогуливали регулярно, с чем руководство школы давно смирилось. Болдин жил на попечении дедушки с бабушкой, которые не имели ни моральных, ни физических сил повлиять на внука. У Кума и Шмата отцы работали вахтовым методом, а матери явно не были для отпрысков авторитетами, и их тоже не трогали. Все всё понимали, вздыхали и оставляли как есть.
Она отвела взгляд, дошла до своего места и тяжело опустилась на стул. Ей по-прежнему казалось подозрительным, что изверги оставили ее в покое, поэтому Марина предпочитала соблюдать привычные меры предосторожности, главная из которых состояла в том, чтобы не смотреть хищникам в глаза.
Изучая расписание, она на ощупь открыла рюкзак, пошарила там в поисках футляра с очками и замерла. Судорожно сглотнув, подняла руку к лицу.
– Фу, кто бзданул?! – возмутился Вадик Котов, сидевший позади нее.
Класс наполняла тошнотворная вонь. Одноклассники принюхивались, зажимали носы, ругались, изображали рвотные позывы.
Марина продолжала таращиться на свою ладонь, покрытую комковатой красно-бурой слизью. Во рту стало горько.
– Климова! У тебя в рюкзаке кто-то сдох? – выкрикнул Кум, и вся троица грохнула хохотом.
– Не, это бухой батя ей обед положил! – вторил