Проблема свободы воли в том, что воля только кажется такой реальной. Все мы думаем, что наши мысли появляются прежде наших действий. Время движется вперед, и мы полагаем, что наши мысли породили действия. Оказывается, это не совсем так.
Жизнь в прошлом
Представьте себе, что я прошу вас нажимать кнопку в любое время, когда вы захотите. Просто подождите, когда вы почувствуете, что в настроении и готовы. Выбор того, когда вы собираетесь сделать это, полностью за вами. По прошествии некоторого времени вы принимаете решение, что хотите нажать на кнопку, и делаете это. Что может быть более очевидным примером свободы воли? Ничего, за исключением того, что вы пережили одну из наиболее интригующих и невероятных иллюзий человеческого разума.
В 1980-х калифорнийский психолог Бенджамин Либет изучал нейронные импульсы, порождающие движения и моторные акты. Перед большинством добровольных двигательных актов, таких как нажатие кнопки пальцем, происходит всплеск нейронной активности в двигательной зоне коры головного мозга, отвечающей за совершение последующего движения пальца. Это называется «потенциал готовности», и он служит предвестником каскада реакций активизации мозга, которые на деле заставляют палец двигаться. Конечно, принимая решение, мы ощущаем сознательное намерение или свободу воли инициировать акт нажатия кнопки приблизительно за пятую долю секунды до того, как действительно начали нажимать на кнопку. Но обнаружилась страшная вещь. Либет продемонстрировал, что есть расхождение между запуском потенциала готовности и моментом, когда индивидуум переживает сознательное намерение нажать кнопку[290].
Заставив взрослых людей смотреть на часы с движущейся точкой, которая делала полный оборот каждые 2,65 секунды, Либет наглядно показал, что люди ощущают потребность нажать кнопку спустя полсекунды после того, как потенциал готовности уже запущен. Другими словами, к тому моменту, когда субъект осознает свое собственное решение, активность мозга уже готовит нажатие кнопки. Этот интервал почти вдвое превышает время между сознательным решением нажать кнопку и собственно движением пальца. Это значит, что, когда мы думаем, что сознательно принимаем решение, это событие уже произошло подсознательно. В результате наше сознание отстает – живет в прошлом.
Кто-то может возразить, что полсекунды едва ли можно считать продолжительным временем, но позднее, когда ученые использовали методы визуализации мозга, этот интервал достигал порой 7 секунд[291]. И на основании активности мозга они могли определить, какую из двух кнопок впоследствии нажмет участник эксперимента. Это потрясающе.
Разумеется, подобного рода открытия повергают в смятение большинство людей. Как мы можем настолько не контролировать собственное тело? Мы вообще обладаем сознательным контролем? Вся суть проблемы с добровольными действиями состоит в том, что мы ощущаем и намерение, и усилие нашего посредничества. Вроде бы существует момент времени, когда мы решаем сделать что-то, а затем следует акт исполнения этого. Наука о мозге говорит нам, что в этих экспериментах осознание намерения возникает после его фактического появления.
Однако открытия Либета не означают, что намерения не могут предшествовать действиям. Мы все можем строить планы на будущее, и было бы нелепо говорить, что это не так. Например, утром я принял решение, что в полдень проверю почтовый ящик, и сделал это – я составил план действий и затем выполнил его.
Многие другие действия совершаются без сознательного обдумывания, и слава богу. Представьте, что вы осознанно размышляли бы о том, стоит ли нажать на тормоз при угрозе дорожного столкновения: вы уже были бы покойником. Идет ли речь о долгосрочных целях или автоматическом поведении, инициируемом внешними событиями, в обоих примерах ощущение намерения либо возникает задолго до события или не возникает вообще. Наши действия не всегда следуют за нашими намерениями, как в демонстрации Либета.
На самом деле открытия Либета показали, что в ситуациях, когда нас просят инициировать волевое действие и отслеживают момент мысленной инициации этого действия, подготовка к нему происходит задолго до того, как мы осознаем свое намерение. Большинство людей находят это удивительным. Однако нейробиологи менее впечатлены, поскольку знают, что мозг заведует как движением, так и осознанной осведомленностью, что делает невозможной беспристрастную и объективную оценку. Другая проблема интерпретации динамики событий заключается в том, что активизация мозга, связанная с осознанной осведомленностью, происходит не единовременно, а скорее имеет распределенный характер. Другими словами, хотя мы и можем внезапно осознать мгновение, когда приняли решение, процесс должен был нарастать в течение некоторого времени. Может казаться, что все случилось прямо перед тем, как мы пошевелили пальцем, но это не так. Мы только так думаем. Спиноза понял это 350 лет назад.
Когда мы думаем, что сознательно принимаем решение, это событие уже произошло подсознательно. В результате наше сознание отстает – живет в прошлом.
Одна крупная ошибка в интерпретации открытий Либета и в понимании истинной природы Я вообще кроется в том, что невозможно пассивно ждать, когда возникнет побуждение, и в то же время отслеживать момент осознания его осуществления. Мы не можем выйти за рамки собственного сознания и сказать: «Да, в этот момент я почувствовал позыв к действию, а вот в этот момент я фактически начал выполнять его». Нельзя усидеть на двух стульях. Как указывал философ Гилберт Райл[292], в поиске себя нельзя быть одновременно и охотником, и добычей. Упомянутые заблуждения отражают наше подспудное дуалистическое представление о том, что наш разум отделим от нашего тела.
Мы полагаем, что разум управляет телом, но это иллюзия свободы воли и контроля. Она возникает, когда наше субъективное осознанное намерение предшествует реальному выполнению движения, которое происходит с небольшим отставанием. И эта временная задержка имеет критическое значение, поскольку, если разорвать связующее звено между моментом осознания намерения действовать и собственно действием, оно уже не выглядит произвольным.
Когда два ума не лучше
В большинстве ситуаций мы ощущаем, что контролируем собственные действия. Из этого есть исключения, например рефлексы, не имеющие сознательного контроля, и другие типы непроизвольного поведения. Некоторые из них оказываются на удивление заразительными, такие как смех и зевота, в сообществе людей. Но большинство наших обычных повседневных действий вроде бы находятся под нашим контролем. Однако повреждение мозга способно это изменить. Паралич – наиболее распространенный пример. Руки и ноги человека могут быть в полном порядке, но если повреждены мозговые центры, отвечающие за движение, то, несмотря на все усилия воли, его парализованные конечности не могут двигаться.
А иногда наоборот части тела могут двигаться сами по себе. Например, при «синдроме чужой руки» пациенты не контролируют одну из своих рук и ощущают ее действия так, будто ею управляет кто-то другой или что у этой руки своя собственная воля[293]. Это заболевание известно так же как синдром доктора Стрейнджлава в честь персонажа фильма Стэнли Кубрика 1964 года, которого сыграл Питер Селлерс, – прикованного к инвалидной коляске эксперта по ядерной войне и бывшего нациста, чья неконтролируемая рука вскидывалась в нацистском приветствии и делала попытки удушить своего обладателя. Сколь бы странным ни выглядел синдром доктора Стрейнджлава, ему есть обоснованное объяснение: каждая рука находится под контролем противоположного полушария мозга.
По причинам, ведомым только матери-природе, большая часть процессов обработки информации и результатов на выходе передана в нашем организме противоположному полушарию. Если вы проведете воображаемую линию посередине вдоль человеческого тела, то вся информация, поступающая с левой стороны мира[294], направляется в правое полушарие. Точно так же вся информация с правой стороны обрабатывается в левом полушарии. Это же касается и тактильных ощущений и действий. Левое полушарие контролирует правую сторону тела, а правое полушарие – левую. При серьезном повреждении левого полушария у человека может оказаться парализованной вся правая сторона тела, и наоборот.
Некоторые наши навыки тоже специализированы – отнесены к одному из полушарий. Например, левое полушарие контролирует речь, в то время как правое лучше справляется с обработкой визуальной информации и воображаемых образов. Именно поэтому повреждение левого полушария нарушает речевые способности, и пациенты страдают афазией, а повреждение правого полушария часто не позволяет пациенту замечать объекты, особенно если они находятся в левой части зрительного пространства.