— Чего замер? Так трудился, а тут ровно каменный стал.
— Тётенька! Тётенька Лилия! Простите! Простите, я больше так никогда делать не буду. Простите! Я Агашеньку одну…простите. Никогда больше не буду!
В висках паренька стучало, не хватало воздуху, сердце готово было выскочить их груди. Перед затуманившимся от напряжения взором возникла Агашенька во всей своей красе. А чуть позади, из-за плечика Агаши, на него смотрела мама: не укоризненно и не гневно смотрела, словно жалея попавшего в беду мальчика.
— Ну, ты чего? Или ты удерживать надумал? Трудно это, но если сильно постараешься, может получиться.
Прошка, собрав всю свою волю, последним усилием, высвободился из нежной плоти.
— Ради чего маяться-то? Ради Агафьи своей, недотроги? Так от неё не убудет: снова любови изобретать будешь, как от моей науки опомнишься.
— Нет! Нет! Нельзя мне сейчас! Простите, тётенька! Я никогда больше…
— Не зарекайся! Только впредь не ходи к шлюхе любви учиться. Девку пригожую свою возьми замуж. Вот с ней и научишься, как твои родители… и как одна несчастная девушка по имени Лилия с её суженым Фирузом. — Лилия извлекла из-под топчана знакомый штоф, вложила бутыль в руку Прохора: на, выпей самогону моего на травках настоянного, больше проглотить постарайся!
Прошка хватанул впервые в жизни такой глоток первача, что чуть не захлебнулся и не задохнулся от жара, охватившего глотку. Это отвлекло его от борьбы с семяизвержением:
— Спасибо, тётя Лилия! Вы такая добрая, век не забуду! Ведь я чуть было… ну, в общем, добрая вы и хорошая. Матушка меня простит. А вот Агашенька, милая моя Агашенька…спать хочется, спасу нет.
— Это от травок да самогону. Глотни ещё и засыпай. А я совсем не добрая. Я очень и очень злая! Жизнь меня такой сделала. Запомни: злая твоя тётя Лилия.
***
Лилия вышла из палатки, держа в руках изрядно опустевшую бутылку.
— Как там паренёк? — Загалдели хором мужики. — Замучила?
— Чего? — Лилия покачнулась и сплюнула. — Он меня, как есть, уделал. Вот силища. Домой иду, спать буду.
— Мы с тобой, курва ты эдакая, всегда по-хорошему. А ты — спать пойду! Ещё до тебя желающие есть.
— Не могу я, мужики. Потом отработаю. Не поверите, что со мной вытворял. Меня курвой да потаскухой называете, а я и половины таких фокусов не видывала. Никому сегодня больше не дам. До дому бы добрести.
А вы баб свих прячьте: он как одержимый, ещё искать будет, с кем потешиться!
***
… «Вот такая я добрая тётенька! Погоди щенок, проснёшься, мою доброту мигом почувствуешь. И от батьки, и от мамки. Агашеньке тоже добрые люди расскажут, каков ты умелец. Нашел добрую тётеньку…
Кто ж добрых тётушек за медные копейки надругательству телесному и душевному подвергает? Дайте время, всем припомню, кто ко мне в палатку шастал. Вот тогда и пошутим»…
***
…Любопытству мужиков не было предела: мало того, что их проверенная многократно на выносливость Лилька выползла из своей палатки едва живая, так ещё и на босу ногу по холоду бредёт, забыв про свои опорки. А земля уже инеем покрыта.
Прошка всё не показывался. Надо посмотреть да поспрашивать: где такую науку постиг, что такую бабу заездил. А говорил, ничего не ведает: вошли — парень спит, во сне то ли смеётся, то ли всхлипывает…а внизу живота торчит поднятая мужским естеством рогожина. Не вырвалась бы баба от такого, до смерти мог замучить: вон силы ещё сколько. И это во сне! Проснётся, надо баб да девок по дворам прятать. Не иначе бес похотливый в паренька вселился! Да родителям сказать, чтобы волокли озорника домой. От греха подальше!
Военный совет и марш бросок
(Доклад Корнета Оболенского)
Корнет Оболенский, он же батюшка Евлампий, обвёл присутствующих взором, через свои удивительные золотые очки:
— Так сложилась моя судьба, что в свой смертный час не сподобился я испытать смерти. Архипку с дедом Писателя контузило, откинуло взрывом и лишь слегка землицей присыпало. Я же в самую золотую яму провалился. Точнее это уже была не яма, а упорядочившееся само собою под землёй хранилище. То ли взрывы так легли, то ли ещё какая причина была, но лежал золотой запас в полном порядке размещённый в огромной воронке, ставшей хранилищем и моим обиталищем на многие годы.
Просидел я там достаточно времени, может год, а может и все десять — не понять под землёй в полном мраке и тишине. Ни есть, ни пить надобности никакой. Потом уразумел: золото, как универсальная субстанция действует, когда в таких количествах в недра возвращается. Простите алхимическую терминологию, другими словами сказать не получается.
Ничего кругом не видно, только свет золотого металла глаза ощущали. Думаю, надо сквозь этот свет смотреть научиться: дай-ка я себе очки смастерю из монет старой чеканки да проволоки золотой. Её там огромное количество мотками сложено было. Уже одной рукой да обрубком всё делать научился. Изготовил я эти очки: всё видеть стал, а прошло время малое, стал и снаружи происходящее зреть.
Только не совсем обычно видение моё для человека было. Думаю, тут универсальный принцип «Solve et Coagula» действовал: взор мой в золотых очках, да в соседстве с золотым запасом словно разжижался, а сгущался в видение уже в других местах. Да штука в том, господа хорошие, что места те могли и в России времен Крещения, и в Америке Колумбовой эпохи оказаться. Хоть трактат по всемирной истории пиши. Постепенно освоил науку нового видения. Понял, что не я один заложником золотых нагромождений являюсь. Так впервые обнаружил и стал наблюдать жизнь пострадавшего за этот металла Племени Детей Невидимых Родителей. Затем увидел золото ацтеков и их Хранителей…
А дальше стало совсем уж интересно: обнаружил, что не только Хранители золота и Племена, к нему привязанные, к данному металлу стремятся. Ложу, с которой мы с братцем моим покойным якшаться додумались в Париже, под наблюдение взял. Они тоже золотом сильно интересовались и интересуются: в первую очередь тем, что принадлежало Племени Детей. Больно уж надо было им завладеть этими запасами, потому, что мешало оно их обогащению и торговле. Однажды, став жидкой субстанцией и с нефтью соединившись, переправившись в далекие Северные края, стало снова субстанцией твёрдой. В результате глобального взаимодействия золота и нефти при их взаимной конвертации при Перемещении, возникло противодействие субстанций.
И люди — целое племя, таинственным образом, словно жидкая суть перетекли вслед за золотом и нефтью, где снова пришли в обычное состояние: золото отвердело до прежнего вида, нефть так и осталась, отделившись от золотой массы в прежнем статусе, людской поток осел в местах хранения золота и нефти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});