понял я. — В газетах меня приласкают? В Комсети обо мне плохо напишут? В комсомол не примут?
— Все это само собой, — на полном серьезе ответил тренер. — Но хуже всего, что ты тогда можешь попрощаться со спортом, Саня. Сука Гришин все сделает, чтобы тебя в нем не было. Никогда.
Услышав это, я понял, почему Гришин — сука. Иначе и не скажешь. Сука.
Глава 12. А ху-ху не хо-хо?
С минуту все молчали. Витаутович молчал хмуро, Алексей задумчиво-недоуменно, а Олег — с таким сочувствием, что хоть таксиста-плакальщика зови.
Ибрагимов… тот ли это самбист Ибрагимов, о котором я думаю? Тот Ибрагимов в моем мире был чемпионом по ММА. Или тот, что выступал в UFC? Второй помоложе, сейчас ему лет двадцать с небольшим. Так и тянуло поискать фото моего соперника в Комсети, но сейчас было не время. Если даже мои подозрения подтвердятся, это другой человек с иной биографией и достижениями, его личность могла сформироваться иначе.
Ё-моё, если на областных боях такие страсти, что же тогда в Москве? Или там все на виду, и Горский не допустит беспредела? И что за нездоровый интерес к мордобою в Лиловске? Это искусственно нагнетают, как в свое время была мода на парашютизм — в интересах Родины, или народу просто развлечений не хватает?
Задав себе эти вопросов, я внезапно успокоился. Чего переживать за то, на что повлиять не могу? Какое мое вообще дело? Мое дело сейчас — не покалечиться и проиграть достойно…
Подумал так, и одолела досада и злость на себя: понесло же меня тогда на стройку! С «Лучшим в мире» я выиграл бы при любом раскладе! Жаба чуть придушила и исчезла, потому что вспомнилась Дарина. Потом — ее звонок. Нет, все-таки не зря. Что важнее, жизнь человека или победа?
Конечно, жизнь человека. Ответил и снова начал злиться — сука Гришин пообещал, что я всю жизнь буду работать на лекарства, а это значит, что Ибрагимов будет меня ломать. Не сомневаюсь, что Гришин даже не подумал о юном Сане Нерушимом, что ему какой-то пацан? Ему главное наказать Витаутовича!
Вспомнились презрительные лица тройки Топаз-Настин-Шуйский, когда Достоевский усадил меня за их стол. Да и сам смотрящий рынка — кто я для него? Букашка, которую можно купить и контролировать, а если не поддается контролю, то можно и сломать.
Я прислушался к себе и уловил, как шипит расплавленный металл негодования, огнем струится по венам. До этого момента победа в турнире была не критична, я с этой идеей распрощался после того, как «Лучший в мире» ушел на откат. Но теперь…
Теперь же мне безумно хотелось выиграть, поставить на место зажравшихся тварей, которые решили, что динамовцы не должны выиграть. Плевать на спортсменов, которые, как Алексей и Олег, годами готовились. Я… да хрен со мной, я-то читер, но остальные… И сколько таких талантливых парней во всем мире не может пробиться только потому, что кто-то наглый и пузатый назначил их пешками и решил ими пожертвовать?
— Кто еще из фаворитов в сетке? — нарушил молчание Алексей.
Витаутович, тщательно изучающий свои морщинистые руки, перевел взгляд на него, буркнул:
— Вторым номером Юрка. Борецкий.
И замолчал, но теперь он молчал в сторону Алексея.
Олег витиевато выругался и закончил:
— …Барик, падла! Гнида!
Витаутович, только что раз двадцать сказавший слово «сука» в адрес Гришина, напрягся:
— Ты это, Олежка, аккуратнее с лексиконом.
— Нехороший он человек, — поправился Олег.
Тренер хмыкнул:
— Но то, что Юрка Борецкий — гнида, ты прав. — Он перевел взгляд на Алексея. — Леша, тебя поставили против него. Сука Гришин точно хочет нас всех из первого круга выбить.
Алексей криво усмехнулся.
— А ху-ху не хо-хо? Я Барика сам выбью, Лев Витаутович! Отличный шанс нахлобучить гада!
Лев Витаутович скосил на него взгляд, кивнул и проворчал, кривя рот:
— Ага, шанс, окстись! Реальный, что трындец! Из десятка спаррингов с ним ты выиграл… сколько? Один?
— Но выиграл же, — невозмутимо с нажимом ответил Алексей и продолжил, чеканя слова: — Клянусь, Лев Витаутович, что сделаю все возможное, чтобы победить. И невозможное тоже сделаю. А если не получится, обещаю его так потрепать, что до финала он не дойдет. Не за победу, за клуб, за честь мундира.
Из их разговора я понял, что Борецкий — тот самый Юрка, бывший альфонс Ирины Тимуровны. Да уж, и правда город маленький. Я тут живу вторую неделю, а ощущение, что персонажи пошли по второму кругу.
Стало очевидно, что динамовцам не дадут добраться до финала, и Алексею не просто так достался второй фаворит турнира. Гришин этот — не просто сука. Сука в квадрате.
Видимо, Олег тоже все это осознал, а потому побледнел и спросил:
— А я с кем буду драться?
Витаутович сморщился и махнул рукой:
— С хлипким бойцом от лиловского молокозавода. Чемпион подворотни, почетный алконавт, мастер спорта по литрболу. Скажи спасибо, что наверху тебя не восприняли всерьез.
Большой радости Олегу эта новость не принесла. Больше всего он хотел не победить, а чтобы Алексей начистил морду Борецкому. Интересно, что между ними произошло? Витаутович же не мог определиться, кого хочет видеть в финале — меня или Алексея, и эта дилемма была для него невыносимой, а для меня — странной, потому что вопреки всему он в нас верил!
— Спасибо, Лев Витаутович, — сказал я. Никто не понял за что, и я пояснил: — За то, что верите в нас. Мы можем проиграть, но стыдно вам за нас не будет.
Олег с Алексеем тут же заверили тренера в том же, и тот проникся:
— Хорошо, ребята. Но давайте без фанатизма, договорились? Без ненужного геройства. Здоровье дороже аплодисментов руководства. — Глянув на часы, Витаутович сказал: — До выезда в «Центральный» у нас час с небольшим. Давайте разомнемся, разогреемся пока, а то в «Центральном» для этого нормального места не будет. Потом — замеры роста, веса и фотографирование для карточек участников и пропусков. Это все на нулевом этаже возле кабинета директора.
— Мы же полгода назад все это делали… — начал Олег, но Витаутович его перебил:
— Отставить болтовню! Сказано обновить карточки, значит — обновить. Вдруг ты десяток кэгэ набрал. Вес придаст тебе ценности в глазах зрителей. Саня, вон, ни в одной картотеке не значится.
Ну да, весовых категорий нет, как и разделения по половому признаку. Вспомнилась огромная женщина, которая билась на беспредельных боях…
На землю меня вернул Витаутович, хлопнувший в ладоши:
— Что стоим! Погнали!
Первые десять минут