– А когда станет старше, тогда можно будет и снять квартиру побольше.
– Так жильё ещё и съёмное, – констатирует, оглядывая помещение с явным недовольством.
Вздохнув, подхожу к Воронцову и протягиваю ему документы.
– Вот моя медицинская карта и все анализы. Фотографируйте и уходите, пожалуйста. Я очень устала и хотела бы прилечь.
Забрав из моих рук карточку, Воронцов начинает медленно просматривать все страницы. И с каждой минутой как мужчина изучает мои анализы, я почему-то начинаю волноваться всё сильнее. Как школьница, стоящая перед учителем, пока тот проверяет итоговую контрольную, от результатов которой зависит всё её будущее.
– У тебя некоторые показатели понижены, – хмурится, просматривая последний анализ крови. – Гемоглобин снижен почти вдвое от нормы.
– Я в курсе. Тамара Васильевна сказала, что это может быть из-за стресса и усталости. Она дала мне контакты врача-иглотерапевта.
– Что за контакты? Дай посмотреть, – требовательно протягивает руку.
Порывшись в сумочке, выуживаю визитку, которую сегодня на приёме получила от репродуктолога, и её из моей ладони тут же вырывают.
– Что за адрес? – пробежавшись взглядом по карточке, босс вопросительно выгибает тёмную бровь. – Почему она не назначила тебе эту процедуру в клинике? Мне говорили, что у них там весь спектр врачей, которые могут понадобиться.
– Потому что эта процедура оплачивается отдельно. В клинике она стоит слишком дорого. Тамара Васильевна дала мне контакты врача подешевле... Что вы делаете?! – спохватываюсь, когда Воронцов у меня на глазах рвёт визитку с адресом иглотерапевта на несколько частей.
– Я на своём ребёнке экономить не собираюсь. Курс пройдёшь в клинике. Я оплачу.
– Да вы... вы..., – от напора этого мужчины у меня в лёгких воздух застревает. И просто отказывается циркулировать.
Но Воронцов очевидно и не собирался меня слушать. Молча развернувшись, босс проходит в кухню, по-хозяйски открывает дверцу под раковиной и выбрасывает в мусорку порванную визитку с контактами врача. После чего просто продолжает свою инспекцию.
И да, ему даже не нужно что-то говорить, чтобы я поняла – кухня тоже ему не понравилась. Также как и содержимое моего холодильника, спальня, коридор и прихожая.
Безмолвно следуя за боссом по пятам, чувствую, как негодование и протест растут во мне всё сильнее и сильнее. Горло снова сжимается от дурацкого комка, который никак не хочет сглатываться.
Даже несмотря на то, что живу я на съёмном жилье, я люблю эту квартиру. Это – мой дом. Единственный, который я могла бы назвать настоящим. В каждом уголке здесь частичка моей души.
Я сама своими руками клеила здесь обои, покупала мебель, обставляла...
Может быть, моя квартира маленькая и простая, но уютная и тёплая. Я люблю проводить здесь время, потому что чувствую себя тут в безопасности.
Точнее, чувствовала. До сегодняшнего дня.
– Санузел совмещённый, – продолжает выказывать недовольство босс, когда открывает дверь в ванную комнату. – И ванны у тебя нет.
– Она мне и не нужна. Меня вполне устраивает душевая кабина.
– Она нужна ребёнку, – отрезает. – Ты грудничка собираешься в душевой кабине мыть?
– Для этого есть специальные пластмассовые ванночки для грудничков. Этого вполне достаточно...
Медленно обведя взглядом ванную комнату, мужчина задерживает его на змеевике, на котором сушится белое кружевное бельё.
И я как в замедленной съёмке вижу, как брови Воронцова изумленно ползут вверх, а взгляд, кажется, становится ещё темнее, чем был секунду назад.
Моё сердце в то же мгновение начинает стучать как сумасшедшее. А потом с грохотом проваливается куда-то в живот, от чего внутри становится невыносимо горячо.
Резко подскакиваю к змеевику и, стащив с него бельё, заталкиваю в выдвижной ящик.
Чувствую, как в лицо ударяет волна жара и щёки моментально вспыхивают.
– Глеб В-викторович, – выдыхаю, стараясь привести в порядок расшатавшиеся нервы. – Меня... абсолютно всё устраивает в моей квартире...
В лицо босса стараюсь не смотреть. Просто не могу.
Боже...
От мысли о том, что Воронцов видел моё нижнее бельё у меня всё тело покрывается мурашками. А сердце так и барабанит где-то внизу живота, задевая там какие-то особенно чувствительные нервные окончания.
Утыкаюсь взглядом в бежевую плитку возле душевой кабины. Но боковым зрением всё равно улавливаю, как мужчина начинает медленно двигаться в мою сторону.
По телу снова прокатывает жар. Горячей волной спускается с головы до самого низа живота, который сейчас бешено пульсирует.
И почему-то возникает непреодолимое желание обхватить себя руками, чтобы прикрыться от взгляда мужчины, который я не вижу, но ощущаю на себе каждой клеткой. Под этим взглядом я сейчас чувствую себя так, словно я голая...
– Значит так, Александрова, – нервно сглатываю, когда Воронцов подходит ко мне вплотную. В нос снова ударяет древесный аромат его парфюма. Кажется, что в маленьком помещении ванной комнаты я только им и дышу... – Твои жилищные условия мы обсудим позже. Сейчас мне уже пора ехать. И да, завтра ты на работу не выходишь.
– Что это значит? – позабыв чувство неловкости, резко вскидываю голову вверх и упираюсь взглядом в черные глаза, пристально меня рассматривающие.
– Пока что это значит, что ты берёшь больничный, – резюмирует сухо. – А дальше разберёмся.
После чего разворачивается, выходит из ванной и, пройдя к двери, стаскивает с крючка свою куртку, давая тем самым понять, что поставил финальную точку в нашем разговоре.
Выйдя вслед за боссом, в ступоре смотрю на мужчину.
– Вы..., – от волнения снова начинаю заикаться. – Вы не можете... не имеете права решать такие вещи за меня! Кто вам позволил вообще?
– Я много на что имею право, Инна, – бросает на меня тяжёлый взгляд, от которого моё тело покрывается ледяной коркой. – Не забывай, что ты моего ребёнка носишь.
Негодование и раздражение, копящиеся во мне ещё с клиники, переполняют уже настолько, что держать их в себе становится просто невозможно.
– Знаете, что, Глеб Викторович, – выпаливаю, когда мужчина уже открывает дверь. – Вы... беспринципный, эгоистичный... диктатор!
Застываю на месте как вкопанная, с ужасом осознавая, что только что ляпнула.
Сердце подпрыгивает в грудной клетке и встаёт поперёк горла, когда я смотрю в потемневшие глаза шефа.