Читать интересную книгу ЛЕСНОЙ ЗАМОК - НОРМАН МЕЙЛЕР

Да, именно так и высказался ветеринар — но не раньше, чем Алоис с ним расплатился! А тут еще Анжела с ее рыданиями. Не говоря уж о необходимости собственноручно вырыть яму для здоровенной туши.

Да, следовало сосчитать все потери. Что за доход сулит ему плохонькое картофельное поле? А если вычесть из прибытка стоимость семенного картофеля и компоста, жалованье батрака, потери из-за падежа свиньи, гонорар ветеринару, откуда взяться хоть сколько-нибудь приличной прибыли? Когда бы не орех, который, как и говорили, принес ему легкие деньги, Алоис вообще остался бы в убытке.

Конечно, подбадривал он себя, серьезные финансовые трудности ему не грозят, да и грозить не могут. Одна его пенсия вшестеро больше того, что он платил батраку. И тем не менее Алоис испытывал страшную досаду. До сих пор он не сомневался в том, что всегда сумеет распознать обман, если кому-нибудь захочется обвести его вокруг пальца. Теперь же он обнаружил, что ему всучили неважнецкую землю. Когда-то, в ранней юности, он и впрямь был крестьянином. Но сейчас повел себя как городской идиот, ничего не смыслящий в сельском хозяйстве. Все равно как если бы Клара — дело, конечно, совершенно немыслимое — вздумала изменить, спутавшись с каким-нибудь деревенским пареньком. Клара на такое не способна; это, положим, ясно; но разве сам он, Алоис, способен оказаться легкой добычей для деревенских хитрованов?

К октябрю он стал мрачнее тучи. Даже Кобель съежился до размеров щенка. Как же ему было теперь относиться к себе — пожилому, но не старому дядьке, между ног у которого свернулся калачиком бессильный щенок?

Клара, на восьмом месяце беременности, пыталась убедить мужа в том, что тревожиться тут не из-за чего. Мудрено ли, что он испытывает легкое недомогание, когда за плечами уборка картофеля и пропасть тяжелой работы? С женщинами, внушала она ему, такое случается после родов. Столько сил ушло на вынашивание ребенка, столько надежд и тревог, что потом поневоле испытываешь опустошенность. Младенец родился, красивый и крепкий, а матери неможется. Какое-то время. Это бывает. И огорчаться тут нечему.

Она никогда еще не пускалась в подобные философствования, по крайней мере в беседах с ним; и сейчас это его только взбесило. «Так что ж, я, выходит, баба?» — мысленно заорал он, но произнести этого вслух не решился.

7

Кое-что так или иначе менялось, и уныние Алоиса мало-помалу пошло на убыль. Алоиса-младшего на ферме больше не было. Клара взяла на себя смелость предложить, чтобы мальчик отправился в Шпиталь на подмогу ее отцу, Иоганну Пёльцлю, уже такому старому, что помощь ему наверняка понадобится. Выяснилось, что и Алоис-младший не прочь переехать. Глухая злоба отца, способная в любую минуту перерасти в кулачную расправу над сыном, изрядно угнетала и его.

На том и порешили. Батрак отвез Алоиса-младшего в хозяйской коляске до Линца. Оттуда Алоис-младший поехал на поезде в Вайтру, а из Вайтры, снова в коляске, — в Шпиталь. Мальчик уехал, и беспросветная полоса закончилась.

В сентябре Ади с Анжелой пошли в фишльхамскую школу. Анжела — в четвертый класс, как ей и было положено по возрасту, а шестилетний Ади — в первый.

В начале сентября стояло бабье лето, и прогулка с сестрой по холмам и лугам оказалась не лишена приятности. Опасность представлял собой лишь могучий бык, пасущийся на выгороженном лугу. В зависимости от настроения животного дети или отправлялись кружным путем, или проходили чуть ли не рядом с ним. В большинстве случаев они, впрочем, на такое не решались.

Минуло совсем немного времени, и Ади сообразил, что с его стороны глупо обзывать Анжелу трусихой: она умеет дать сдачи, пусть и в словесной форме. В ответ на насмешки она объявляла Адольфу, что от него плохо пахнет. Воняет изо рта, невесть чем несет от всего тела (последнее утверждение звучало чаще).

Должно быть, она и не подозревала, как глубоко его ранят эти обвинения; меж тем они его ранили, и поделом. От мальчика действительно плохо пахло. Серой и вдобавок гнилью, на чем я, возможно, остановлюсь чуть позже. Подобный, ничем не перешибаемый запах — одна из вечных проблем с нашими клиентами. У Наглых, знаете ли, тоже хорошее обоняние.

С точки зрения Анжелы, дело обстояло предельно просто. Ади дразнится, она дразнится в ответ. На самом деле его запах вовсе не казался девочке противным, потому что к вони ей было не привыкать: тут вам и скисшее молоко, и навоз. А когда ветер задувал со стороны соседской свинофермы, девочка расстраивалась по-настоящему, вспоминая бедняжку Розу.

— Ну, и чего ты ревешь? — спрашивал Ади. — Ты назвала меня вонючкой, и плакать, наверное, надо мне.

— Да заткнись ты! Не из-за тебя же я плачу!

Ади понимал, что сестра думает о Розе, и ему становилось жаль ее. Не свинью, которую он на самом деле ненавидел и к которой ревновал старшую сестру, а саму Анжелу, потому что ее он любил. По большей части она хорошо к нему относилась. И, кроме того, безусловно, была самой красивой и смышленой девочкой во всей школе (вся школа, правда, умещалась в одной большой комнате), как он сам был там, конечно же, самым умным мальчиком.

Смотря по погоде — и тому, в какой мере на фермах решали с утра использовать детский труд, — в классную комнату набивалось не больше сорока человек; иногда их бывало всего тридцать или даже двадцать пять; но сидели все четыре класса порознь, каждый в своем ряду; и любой ученик с первого по четвертый класс (и соответственно от шести до двенадцати лет) мог при желании слушать все, что происходило в соседних классах. Это не имело особенного значения, поскольку учительница была на всех одна — фройляйн Вернер, очкастая старая дева с огромным носом.

Ади вскоре научился выслушивать пояснения, предназначенные для каждого из четырех классов. Азы немецкой истории он постигал вместе с четвероклассниками (среди которых была и Анжела), постепенно проникаясь грандиозностью героических деяний Карла Великого. А уже час спустя вместе с остальными первоклашками вовсю угадывал, что за слово напечатано на большой картонке с изображением какого-нибудь животного, которую фройляйн Вернер им показывала. В самом начале это показалось ему удивительным: вихляющие туда-сюда буковки внезапно складываются в слово. Да и картинки первое время расплывались у него перед глазами и как бы вибрировали, но вскоре все это превратилось для него в простую головоломку. К тому моменту, как он начал такие головоломки разгадывать, читать он еще не научился; тут главное было не ошибиться. И теперь он уже откровенно скучал, дожидаясь, пока до единственно верного ответа не доберутся и его сверстники. Тем интереснее ему было еще через час проходить географию габсбургских владений — Великой Империи Габсбургов, как неизменно выражалась фройляйн Вернер. Если бы ему разрешили, он безошибочно указал бы на карте те самые точки, которые безуспешно искали на ней деревенские простаки; первыми он локализовал Браунау и Линц, а вслед за ними — и Пассау, на другом берегу Дуная.

Так что в шесть лет он пожирал сведения, предназначенные для восьми-, десяти- и двенадцатилетних, и ему нравилось, что Анжела была самой красивой и смышленой девочкой во всей школе. Он замечал, как радостно вспыхивают глаза учительницы каждый раз, когда они с сестрой входят в класс. В конце концов, они были и самыми аккуратными и опрятными. Заботилась об этом Клара, но и фройляйн Вернер такое положение дел устраивало.

Аккуратно и опрятно одетый, он хотя бы поэтому держался на перемене подальше от остальных мальчиков. Но вот один из них — тот, что поздоровее, — предложил Ади помериться силами.

«Ты рехнулся? — возразил Ади. — Я в парадной одежде. Если я ее испачкаю, мать меня убьет».

Ежедневные «войны» в Пассау придали его голосу командирскую интонацию. Да и паренек тот, которого, кстати, звали Клаусом, не был ему соперником. Если уж Ади удалось остаться в живых под одним кровом с Алоисом-младшим, то с какой стати он должен бояться какого-то малолетнего остолопа? Вот когда Анжела принималась дразниться, это было действительно неприятно.

 8

Именно в те дни к Анжеле пришли первые месячные, и Клара принялась утешать девочку, как только могла. Она поняла, что Анжела поневоле сопоставляет происходящее с ней сейчас с тем кровотечением, которое случилось у Розы, перед тем как та подохла.

Успокаивая дочь, Клара в первый раз побеседовала с нею об интимных вопросах. Падчерицу она обожала. Двенадцатилетняя девочка стала для нее кем-то вроде лучшей подруги, поэтому она сейчас не ограничилась рассказом о месячных, а пустилась в общие рассуждения о запахе как таковом и его особой роли в устройстве мироздания. Потому что любой запах — это часть природы. И здесь в качестве примера Кларе пригодились сведения, вскользь сообщенные ей Алоисом. Однажды Клара спросила у него, как будут находить дорогу домой его пчелы (понятно, уже после того, как он обзаведется ульями). Как она представляла, он тогда собирался купить несколько ульев, каждый из которых должен был представлять собой нечто вроде огромной колонии. И расставить их рядышком под сенью высокого дуба, растущего возле дома.