Но первым не выдержал он сам. Выскочил в тамбур с пачкой сигарет.
Антон тихо прикрыл книгу и осторожно, едва дыша, привстал на кресле. Перегнулся через соседнее сиденье и склонился над — спящим? Потерявшим сознание?
Он ожидал увидеть на шее, но там не было. Тогда он приподнял одеяло, чтобы посмотреть на запястья. Это оказалось затруднительно — из-за кожанки, которую страйдер, несмотря на жару, так и не снял. Антон случайно задел подкладку пальцами …
Она была твердой, заскорузлой. Сквозь запах спирта пробивался запах крови.
Бледная рука метнулась и сжалась у Антона на горле. Мелвилл хлопнулся на пол.
«Помирай, милая, помирай, милая, помирай — у-ха-ха! — моя чорнобривая…»
Он сумел собраться, схватиться обеими руками за эту клешню и попытался оторвать её от себя — но рука сама отпустила — нет, оттолкнула.
Хлопнувшись на сиденье «варколака», Антон увидел направленное прямо в лицо дуло пистолета.
— Вычислил. Молодец, — голос страйдера был тихим, как шелест железа о железо. — И что дальше будешь делать?
Растирая отдавленную шею, Антон лихорадочно подбирал слова. А вдруг я ошибся, и он — обыкновенный псих? Мало ли, что пишут о Ростбифе и что писал он сам… почему его человек не может быть просто психом? Вот возьмёт и нажмёт сейчас на спуск. И всё.
«А де мене поховаєш, милий мiй, миленький?А де ж мене поховаєш, голуб мiй сизенький?В бур'янах, милая, в бур'янах, милая, в бур'янах — у-ха-ха! — моя чорнобривая!»
— Вы — Андрей Савин? — тихо спросил он.
— Я — человек с пушкой. А ты — человек без пушки. Так исторически сложилось. И я спросил первым. Так тоже исторически сложилось. Скажи, что ты намерен делать дальше?
— Я… — Антон попробовал улыбнуться. — Я бы сел на свое место. Если вы не возражаете. Потому что ваш друг вот-вот придёт, и…
— Он мне не друг, — террорист убрал пистолет.
— Он вам… он вас…
— Нет, — террорист ответил так резко, будто вопрос Антона его задел. — Он держится.
Антон пересел на своё место.
— Кто ты? — спросил Савин, чуть повернув к нему голову.
Он мало походил на того Савина, растиражированного сейчас по всем каналам. Даже не потому что лицо разбито — сами черты другие. У того были густые брови, пухлые губы и нос «картошечкой». А у этого какое-то… никакое. Антон не был уверен, что через неделю, когда синяки сойдут, узнал бы этого парня.
— Я… — в голове вспыхнули фейерверком все имена, фамилии и даже никнэймы, которыми он пользовался последние полгода. Если я сойду на следующей, а этого человека схватят, он может сказать, нет, он наверняка скажет про меня… — Я ведь могу ответить что угодно. И вы меня никак не проверите.
— Никак, — сказал Савин. — Но ты пришел сюда сам. Поменялся билетом. Задал дурацкий вопрос. Полез ко мне за пазуху. Тебе что, жить надоело?
— Мне не надоело, мне некуда.
Террорист фыркнул.
— Я понимаю, что глупо звучит, — поспешил сказать Антон. — Я тоже прятался, и сейчас прячусь, но без цели это очень трудно. Казино в конце концов всегда выигрывает, понимаете?
— Нет, не понимаю, — террорист ухмыльнулся.
Антон против воли покраснел.
— Если бы я был просто гражданин и вас заметил, я бы не стал… мешать. Но мне все равно теперь опять бежать. И я искал, я сюда приехал — искать. И я вам нужен. Ваш друг — ладно, не друг — курит и пьёт, чтобы заглушить запах крови. Ему труднее с каждым разом. Если вы прогоните меня — он может сорваться. А я могу менять вам повязки, в туалет водить. И трое — не двое.
Раненый вздохнул, и тут его заколотило. Антон достал из-под сиденья свое одеяло и набросил на бойца. Потом откинул сиденье Цумэ (так он про себя прозвал белобрысого — тот чем-то походил на одинокого волка) и вынул второе.
— От чего прячешься? — спросил Савин. — Что натворил?
— Ничего. И не от чего, а от кого, — Антон, садясь, почесал в затылке. Долгая это была история и очень грустная. И не хотелось рассказывать её сейчас. — То есть, когда я убежал, то много чего было, но по мелочи.
Антон зажмурился, чтобы удержать слезы. Он старался забыть про Сережку — с его улыбкой, с его гитарой… Но ничего не получалось. Брат вставал под веками как живой… или как полуживой — в своей затемненной комнате, вот с такой же слабостью и ознобом.
Дверь в купе раскрылась, Цумэ скользнул внутрь.
— Это что за номер?
— Он с нами. Этот вундеркинд нас вычислил.
— Ненавижу детей, — варк нарочито облизнулся, меряя Антона взглядом. — Во всех смыслах ненавижу. Сколько нам его тащить?
— По крайней мере, пока не сойдем.
— У меня билет до Львова, — сказал Антон. Он мог продлить билет или купить новый — или несколько. И по параметрам он не попадал в сетку критериев, по которым шел поиск. Пока не попадал.
— Надо же! — картинно всплеснул руками Цумэ. — А почему не сразу до Пшемышля?
— Вы уверены, что продержитесь хотя бы до Львова? — спросил Антон.
— Я продержусь, — Цумэ оскалился и спустил темные очки на кончик носа. Глаза полыхнули красным, Антон вздрогнул.
— Вашему другу нужна медицинская помощь, — с нажимом сказал он. — А вы можете сорваться.
— Он мне не друг. Я ему просто обязан. Не бойся, не сорвусь.
Раненый сунул пистолет куда-то под сиденье.
— Ты понимаешь, что если его зацапают с нами, то уничтожат? — продолжал Цумэ.
— Если меня вообще зацапают, то отправят в Москву к матери, — сказал Антон. — Это то же самое. Она как вы.
Он не мог сказать про маму «варк», «вампир» или хотя бы «высокая госпожа». Всё ещё не мог.
— Она уже кого-то…? — спросил раненый.
Антон кивнул. Понял, что от него все еще ждут ответа, и сказал:
— Да. Брата, — что старшего, пояснять не стал.
Раненый опять прикрыл глаза.
— Попытка инициации?
Он что, мысли читает?
— Да.
— По лицензии?
Антон опять кивнул. Хотелось бы ему быть таким, как этот — спокойным, холодным и ровным даже в бегах, даже на грани смерти… Но сдержанность никогда не была его сильной чертой, а сейчас он что-то совсем разболтался.
— Я слышал… на Западной Украине и в Белоруссии есть… всякое. И христиане запрещенных конфессий, и не только. Хотел поехать, сказки пособирать, посмотреть. Но вы наверняка лучше меня знаете.
Цумэ расхохотался, раненый слабо улыбнулся.
— Пацан, ты в жизни так не ошибался. Я понятия не имею, куда мы бежим. Этот Ван Хельсинг велел мне купить билеты до Пшемышля. Доедем мы туда или нас возьмут ещё во Львове — неизвестно…
— Нас будут брать перед Львовом, — прошептал раненый. — А сойдем мы в Золочеве. Поэтому дайте мне поспать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});