Он удивился — зеленая форма, на что так смотреть?
А я сказал: «Господин мой, я здесь! я не боюсь умереть!»
И я ушел, и включился, когда проезжали Уфу,
И мне какой-то мудак всё объяснял, что такое кунг-фу,
А с верхней полки сказали: «Надёжней хороший обрез.»
А я подумал: «Я всё-таки сел в туркестанский экспресс —
Последний в этом году
Туркестанский экспресс!..»
С. Калугин, «Туркестанский экспресс»
Они сели ранним утром в Знаменке. Правил не нарушали, вели себя тихо. Раздвинули сиденья и лежали себе. Спали. А когда не спали, пили без продыху — так ведь это не запрещается, пока люди ведут себя тихо. Мало ли, может, у них горе какое.
Поэтому Антон, сунувшись по ошибке в их купе после Гайсина, только вдохнул перегар — и примостился в соседнем купе на своем месте. А вот беременной женщине, взявшей билет в Виннице, места уже не хватило, и она принялась скандалить.
Антон терпеть не мог скандалов. И непонятных вещей. Тихие пьяницы в российских широтах ему раньше не попадались, всё как-то больше шумные.
Кроме того, он впервые видел, чтобы люди столько пили. Особенно те, кто косит под варков. В Москве такие предпочитали более интеллигентную отраву — «ледок», «хрусталик», старый добрый кокс…
А из купе, когда дверь открывалась, разило так, словно они не только пили водку, но и купались в ней.
Кроме того, от затянутого в черную кожу парня во время последнего возвращения в купе (все там же, в Виннице) несло не только перегаром, но и аптекой. В пальцах он сжимал два пакетика «алка-зельцера», а куртка с пижонскими вырезами на локтях топорщилась от зажатой подмышкой бутылки «Свалявы» — но как-то уж слишком явно, прямо напоказ… Антон, дыша свежим воздухом на перроне, успел приметить, что «Свалява» фиксирует к боку ещё один пакетик — очень похожий на перевязочный комплект.
А когда поезд тронулся, «варколак» прошел в туалет с другим пакетом — и вышел уже без него. Какой смысл спускать обычный мусор в утилизатор унитаза?
Будь Антон простым пассажиром — он, скорее всего, не обратил бы на это внимания. Но он вот уже полгода как не мог позволить себе такой роскоши: не замечать мелочей.
А это была не мелочь, это была опасность. Не прямая — слишком эти двое сторожились. Но их ищут, а значит, могут обнаружить, что не у всех, кто садился в этот поезд, безупречные документы. Антон сильно наследил в Ростове, возможно, наследил в Харькове… чем больше звеньев в цепочке, тем легче по ней идти.
«Варколак» снова вышел из купе и двинулся против движения поезда. Ресторан через два вагона, но там спиртное пьяному не продадут. Это не станция, где можно отговориться спешкой. И вообще, лишний раз светиться…
Подожди-ка. Вода. Они на платформе воду покупали. Поездная вода, конечно, похуже, но и здешняя бутылочная тоже не очень… Зато она именно в бутылках, зато за ней не нужно все время ходить, если потребовалось много. Вода. Не для «варколака», для второго. Жажда, бледность, круги под глазами, озноб… Пьян? Расскажите кому-нибудь другому.
Антон знал, как это бывает. Только там дело довели до конца. Не сразу — растягивали на двое суток. Но он случайно увидел промежуточный результат.
Длинный вернулся. С большой упаковкой сока. Шел, покачиваясь и как-то дергаясь на ходу. И никакой он был не варколак — варк, настоящий. И когда садился в вагон, шатался не от водки — а от солнечного света.
Нелегальная инициация? Прямо в поезде? Да с ума они сошли, что ли?
Нужно сходить. На следующей станции. И посмотреть, кого ищут. Если ищут. Добираться до Львова и делать новые документы, потому что даже если «Омега» не сидит у этих двоих на хвосте сейчас, то рано или поздно сядет обязательно. И по всему их маршруту с метелкой и ситечком пройдется, и не только с электронными… любой его волос, любой его генматериал в этом чертовом поезде… Не во Львов, обратно на север, в Киев. И возвращаться сюда не раньше, чем через месяц-другой… Это Гонтар они поймали случайно, на варка гензацепку не сделаешь, материал отдельно от хозяина не живет, рассыпается. А я… Гонтар. Екатеринослав. Человек и варк.
Антон откашлялся и предложил беременной обменяться билетами.
Ему было страшно, ему было очень страшно. Если накроют с этими двумя, тогда конец. Но и сами эти двое… Зачем, зачем я это сделал? — он зажмурился, уткнулся головой в простенок между окнами, а потом ещё два раза легонько стукнул в него лбом. Некоторые водители-юмористы любят клеить над дверью мишень с надписью: «место для удара головой». Мне срочно, срочно нужно такое место…
Я это сделал, чтобы с этими двумя не пришлось разбираться беременной женщине. Или проводнику. А ещё потому что… потому что я вдруг решил: я должен это сделать.
Но почему я так решил? Я спятил, вот оно что. Устал бегать, извёлся и свихнулся.
Ну и ладно.
Закат скользил в окнах, дробясь о стволы лесопосадок. Из купе, когда дверь открылась, резанула попса, от которой свело скулы — лоу-поп-переложение украинских фольклорных песен: «Ой, мiй милий вареничкiв хоче!»
— Чего тебе, мальчик? — неприязненно спросил «варколак», когда Антон вошел и закрыл за собой дверь.
— У меня… билет… П-попросили поменяться… Вот… Там беременная женщина… а свободных мест больше нет. Вы же не хотите скандала?
Второй, что лежал на раскинутом сиденье, повернул в сторону Антона голову и раскрыл глаза, очерченные темными кругами. Точнее, один глаз — второй заплыл. Подбородок был рассажен, губы вспухли — похоже, перед тем как перейти в тихую стадию, этот «пьяница» все-таки побывал в буйных. За все время поездки он покидал купе лишь однажды — вися на своем товарище, выбрался в туалет. Но именно он принял решение: легким движением ресниц показал белобрысому: да, пускай.
Сходится.
— Садись, — вздохнул варколак. — Только не доставай.
Вынул из-под сиденья бутылку «Развесистой клюквы», приложился прямо к горлышку. Показал лежащему, тот так же еле-еле качнул головой из стороны в сторону, прошептал: «Воды» — и закрыл глаза. Антон бросил сумку на багажную полку (в соседской сумке что-то брякнуло), сел, раскрыл Мелвилла.
«Навари, милая, навари, милая, навари — у-ха-ха! — моя чорнобривая!»
Этот запах, хоть топор вешай (а ведь можно было включить вентиляцию!), эта попса из динамиков терминала-«дурачка» — средство от комаров.
Антон сосредоточился на лежащем мотострайдере. Тот дышал хрипло, мелко, как человек, которого мучительно тошнит и всё никак не вырвет. «Собачье дыхание». Тёмные волосы промокли от пота. Белобрысый налил ему сока в пластиковый стаканчик, страйдер, приподнявшись на локте, выпил, половину расплескал — и снова бессильно откинулся на спинку. Антон подумал, что долго «варколак» в купе не высидит. Обстановка, которую они тут создали, чтобы выгонять посторонних, для них самих еле выносима. Белобрысый просто ждет, когда на следующей кто-то сойдёт, и Антон не выдержит, сбежит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});