Активировав музыкальный амулет, я встала посреди зала и замерла в задумчивости. Танцев феникса было несколько видов — с мечом, с чистым огнем, с огненными шарами на цепочках. С мечом в одно помещение с императором никого не пустят. А с цепочками я обращаться не умею. Поэтому остановлюсь на традиционном варианте — с чистым огнем.
Решившись, я быстро переоделась в свой собственный, старый эттероунский костюм для танцев — лорд Эттрейо зачем-то привез все мои вещи в столицу, и вчера наряд доставили из арендованного нами дома во дворец. Вдруг вспомнилось, как я училась танцевать. Преподавательница, отбивающая ритм хлопками. Шелест юбок. И напряженный взгляд дракона, который однажды увидел кусочек моего выступления.
Я невольно приободрилась. По-моему, так не смотрят на того, кто безразличен. Скорее, на того, кто вызывает интерес. Я буду выступать в великолепном платье, которое подчеркнет фигуру, и если после этого кто-то еще не поймет, что я действительно женщина, то ему нужно будет записаться к лекарю на проверку глаз. И я говорю не только о министре Линдоне, из-за которого все началось.
Набравшись решимости, я вскинула руки и медленно, на пробу, закружилась вокруг своей оси. Юбки взметнулись и обвились вокруг ног, из ладони вырвалось огненное облако — несколько месяцев назад я была еще не так уверена в своем контроле над стихией и танцевала без этих спецэффектов. Теперь же можно подключить и огонь. Показать этим хладнокровным драконам, что секретаря Эттрейо лучше не злить…
Вы хотели, чтобы мое выступление запомнилось, лорд Каэл? Хорошо. Тогда я станцую так, что вы точно этого никогда не забудете.
43
Неделя до выступления пролетела в мгновение ока. Как бы мне ни хотелось остановить время, но без соответствующего артефакта такие манипуляции были невозможны. И вскоре день пира настал.
Хотя я и тренировалась каждую свободную минутку, меня все равно начало потряхивать от волнения с самого утра. А когда пришло время облачаться в алый, расшитый золотом костюм, я и вовсе затряслась, как осиновый лист. Хорошо, что хотя бы с макияжем мне помогла служанка из гарема — сама бы я точно не смогла ни нарисовать ровных стрелок, ни аккуратно накрасить губы карминной помадой.
Наконец приготовления были завершены, и я осталась одна. День клонился к закату, а это значит, что скоро начнется пир и выступление благородных девушек империи. Я представила себе всех этих аристократок, которые целыми днями только и делали, что пели и щипали цитру, чтобы поразить императора в самое сердце, и мне на миг стало жутко. Разве могу я, со своим наспех отрепетированным танцем, затмить их? Или не затмить, но хотя бы запомниться? Ох, лорд Каэл, зачем вы это пообещали… Лучше бы сказали, что я приду, выйду на сцену и в ужасе сбегу. Это у меня получится лучше всего!
Хотя, если моя задача — всего лишь сделать свое выступление запоминающимся, то я вполне могу ее выполнить. Например, запнувшись и растянувшись на полу. Или если меня стошнит от волнения. Вот это будет запоминающееся событие, которое никто не забудет до конца жизни. И мне не даст. Нет уж, лучше обойтись без таких крайних способов.
Резко выдохнув, я встала и подошла к зеркалу. Я все еще была в своей комнате — лорд Каэл должен был проводить меня в зал для пиршеств перед началом торжества. Из зеркальных глубин на меня взглянула девушка, которую я в первый миг не узнала. Макияж сделал глаза выразительнее, а губы — четче и… желаннее. Золотые нити с монетками, спускающиеся с головного украшения и пояса, звенели при каждом шаге. Ярко-красный топ и пышная шелковая юбка одновременно подчеркивали фигуру и не стесняли движений, и в этом наряде я выглядела как настоящий, яркий и экзотический феникс. А не бледный, замученный жизнью императорский секретарь.
Я крутанулась на месте, и юбки тут же взметнулись и опали, продемонстрировав и тут же целомудренно прикрыв лодыжки. Ох… я еще никогда не выглядела так…
— Великолепно.
Мужской голос, прозвучавший от дверей, заставил вздрогнуть. Обернувшись, я обнаружила лорда Каэла с перекинутым через локоть алым плащом. Его глаза были прикованы ко мне, и, распознав застывшее в них выражение, я замерла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Неверие. Восхищение. Легкая примесь жажды и… горечи?
Не отрывая от меня пристального взгляда, мужчина медленно приблизился. Протянул руку, поправил один ему видный огрех в костюме. А затем его рука, словно бы против собственной воли, прикоснулась к моему лицу.
Вздрогнув, я подняла на лорда Каэла неверящий взгляд. Его ответный взгляд, тяжелый, словно бы осязаемый, словно лишил меня возможности двигаться. Ткань с легким шелестом свалилась с его локтя на пол, и дракон вдруг, медленно приблизившись, обхватил мое лицо ладонями и наклонился ко мне. Я застыла, неверяще глядя на него, воздух между нами словно сгустился, и…
— Секретарь Эттрейо! — раздался за дверью заполошный голос евнуха Собберса. — Пир почти начался! Вам стоит поторопиться!
Вздрогнув, лорд Каэл с видимым усилием отстранился. Выдохнув, он отнял руки от моего лица, и я явно ощутила, как без его теплых касаний мне стало холодно.
Вот… евнух Собберс! Не мог появиться на пять минут позже! Неужели лорд Каэл действительно хотел меня поцеловать? Мне не показалось?
— Се… секундочку, — дрожащим голосом отозвалась я, чтобы унять непрекращающийся стук в дверь.
Однако момент был упущен. Лицо лорда Каэла уже снова стало замкнутым и отстраненным. Сделав шаг назад, он поднял с пола валяющуюся комом алую накидку и, расправив, набросил мне на плечи.
— Все эти девушки из благородных драконьих семейств тебе в подметки не годятся, — тихо и твердо произнес мужчина, глядя мне в глаза. Его ладони легли мне на плечи, и я очень четко ощутила их вес. — Даже если ты просто выйдешь на сцену и пару минут постоишь, это впечатлит гораздо сильнее их жалких потуг. Не переживай, — он на миг, всего на миг ободряюще сжал мои предплечья, укрытые тонким шелком накидки, и потом резко развернулся.
Распахнув дверь, дракон вышел из комнаты первым, а я накинула глубокий капюшон и двинулась следом. Евнух Собберс, все еще ждущий в коридоре, замыкал шествие, непрерывно стеная, что мы обязательно опоздаем, его накажут, и что все участницы уже давно там. Судя по его причитаниям, они пришли неделю назад и разбили лагерь у зала торжеств, чтобы не опоздать. В отличие от некоторых.
Однако я едва ли осознавала смысл слов обеспокоенного слуги, потому что сердце у меня пело, а на губах цвела улыбка. Лорд Каэл хотел меня поцеловать! А когда он накидывал на меня плащ, то сжал мои плечи так, словно никогда не хотел отпускать! Неужели я все-таки нравлюсь холодному и недостижимому, как луна, дракону?
Я думала об этом и пока мы шли, и когда меня уже оставили в комнате для участниц. Она была забита девушками, но никто не разговаривал друг с другом — может, переживали, а может, не хотели. Словно в тумане, я следила за тем, как они одна за другой вставали и уходили по коридору — на сцену. Оттуда до нас доносились приглушенные стенами пение и музыка. Заслышав заунывное дребезжание цитры, я на миг преисполнилась благодарности лорду Каэлу за то, что он не стал требовать от меня владения этим инструментом, а позволил танцевать. Какой он чуткий!
И благородный. И красивый. Если он все-таки заметил меня, то… может, он сделает мне предложение? В голове вдруг возникли картинки нашей свадьбы. Я, в наряде невесты… Лорд Каэл в строгом костюме жениха. От таких мыслей перехватило дыхание, а в груди разгорелся восторг. А вдруг… вдруг после пира он решит все-таки довершить начатое в комнате и поцелует меня? Я представила, как он наклонится ко мне, его губы коснутся моих, и лицо загорелось румянцем… Он скажет мне:
— Сиэль… Сиэль!
Вздрогнув, я сообразила, что меня зовет распорядитель праздника, и только сейчас осознала, что я осталась одна в комнате для участниц. Ох… значит, сейчас моя очередь выступать?
44
Еще час назад это осознание напугало бы меня до обморока. Однако сейчас счастье, переполнявшее сердце, было столь сильным, что места для беспокойства там просто не осталось. Улыбаясь, я встала и скинула накидку, а затем разулась — танец феникса исполняли босиком. Я продолжала улыбаться и пока шла по длинному темному коридору, и когда оказалась на сцене, под взглядами по крайней мере нескольких сотен придворных.