— Именно к этому я и стремлюсь, ваша честь.
— Мое решение таково. Я передаю девочку под опеку на испытательный срок в три месяца. Если по истечении трех месяцев все будет в порядке, я разрешу удочерение. Вас это устраивает?
— Вполне, ваша честь, — ответила Закс, кивая.
Судья внимательно посмотрела на Закс, нажала на кнопку внутренней связи и приказала:
— Пригласите просителей.
Дверь открылась, и в кабинет опасливо вошли Сэм и Мэймэй Чан. С ними был их адвокат-китаец. У Мэймэй широко раскрылись глаза при виде ребенка. Закс подвела к ней девочку, и Мэймэй стиснула По И в объятиях.
— В Америке процесс усыновления обычно проходит трудно и сложно, — сказала судья. — Передать ребенка на воспитание супружеской паре, чей иммиграционный статус еще не определен, практически невозможно. — Она остановилась, давая адвокату время перевести. — Но мы столкнулись с нестандартными обстоятельствами. Мне сообщили, что вы подали ходатайство о предоставлении политического убежища и, учитывая вашу диссидентскую деятельность в Китае, вероятно, его получите. Это позволяет мне заключить, что вы сможете обеспечить ребенку нормальную жизнь. Как и то, что вы, мистер Чан, и ваш сын имеют работу.
Затем судья повторила то, что уже говорила Закс об удочерении и испытательном сроке. Адвокат перевел.
Мэймэй тихо заплакала, Сэм Чан обнял ее.
Судья подписала бумаги у них на глазах и сказала:
— Можете забрать ребенка.
Сэм Чан повел свое семейство, в законном порядке ставшее больше на одного человека, к автостоянке у здания семейного суда. В этот день он уже побывал в суде — выступил свидетелем на предварительном слушании дела У. Адвокат У выразил осторожную надежду на то, что им разрешат остаться в США.
Мэймэй и дети забрались в фургон, а Чан задержался с Закс. Медленно подбирая слова, он сказал:
— Не знаю, как благодарить вас и мистера Райма за то, что вы для нас делаете.
— Понимаю, — сухо ответила она, и Чан догадался: она признательна за слова благодарности, но чувствует себя неловко.
Закс уселась в автомобиль, двигатель взревел — и через миг машина скрылась из виду.
Амелия Закс бодро вошла в гостиную.
— Ну, как? — спросил криминалист.
— Дело сделано, — ответила она.
— А знаешь, Закс, ты могла бы сама удочерить малышку, если бы захотела. — Он помолчал и добавил: — Хочу сказать, мы бы могли.
Она подумала и ответила:
— Позавчера я стреляла в преступника в переулке Чайнатауна. Потом мне пришлось нырять с аквалангом на двадцать пять метров, затем брать убийцу. Я обязана заниматься такими вещами, Райм. — Она рассмеялась. — Если б в доме меня ждал ребенок, я бы все время за себя боялась, а это никуда не годится.
— Из тебя получилась бы хорошая мать.
— А из тебя — хороший отец. У нас будет ребенок. Но ты не думаешь, что сейчас у нас в жизни есть и другие дела?
Она кивнула на доску, с которой еще не успели стереть записи. На доску, которую украшали материалы десятков дел и наверняка украсят материалы десятков последующих.
Она, конечно, права, решил Линкольн Райм. Жизнь, встающая из этих снимков и записей, хождение вдвоем по лезвию ножа — все это их мир. По крайней мере пока.
— Я тут все устроил, — сообщил он.
Райм по телефону договорился о том, чтобы тело Сонни Ли отправили его отцу в Люгуань. Хлопоты взяло на себя китайское похоронное агентство. Но Райму предстояло еще одно дело, связанное с гибелью Ли. Он запустил на компьютере текстовый редактор. Закс села рядом:
— Начинай.
Полчаса они вместе сочиняли. В результате получилось вот такое письмо:
Уважаемый господин Ли,
Приношу Вам глубокие соболезнования в связи со смертью Вашего сына. Я хочу, чтобы Вы знали, как я и мои коллеги-полицейские благодарны судьбе за то, что нам выпала редкая возможность поработать вместе с Сонни над тем опасным делом, которое и стоило ему жизни.
Он спас от смерти многих людей и отдал в руки правосудия гнусного убийцу — без его помощи нам бы это не удалось. То, что он совершил, снискало его имени честь и славу, он навсегда останется в благодарной памяти сотрудников правоохранительных служб Соединенных Штатов. Я от всего сердца надеюсь, что Вы так же, как мы, гордитесь мужеством и самоотверженностью Вашего сына.
Капитан полиции (в отставке) Линкольн Райм, Нью-Йорк
Закс отложила письмо, чтобы Эдди Дэн его перевел, когда заглянет ближе к вечеру.
— Хочешь, займемся уликами? — спросила она.
К процессу над Духом предстояло хорошо подготовиться. Но Райм ответил:
— Нет. Хочу поиграть.
— Я готова и намерена у тебя выиграть. Во что играем?
— В вэйчи. Доска вон там, и мешочки с камешками тоже.
Она принесла то и другое и разложила доску на столике перед креслом Райма. Подняла на него глаза, заметила, как он разглядывает поделенную на квадратики доску, и сказала:
— По-моему, Райм, ты уже играл в эту игру.
— Несколько раз сразился с Сонни, — небрежно заметил он.
— Удачно?
— Чтобы войти во вкус игры, нужно время, — ответил криминалист, словно оправдываясь.
— Так ты проиграл?
— В последний раз чуть не выиграл.
Райм принялся объяснять правила, она подалась к нему, жадно впитывая каждое слово. Наконец он произнес:
— Вот и все. Раз ты в нее не играла, даю тебе фору. Можешь начать.
— Нет, никакой форы. Бросим монетку.
— Но так принято, — заверил ее Райм.
— Никакой форы, — повторила Закс, вытаскивая из кармана четвертак. — Орел или решка?
И подбросила монетку.